Диагноз

ХЁНКЁН Мы чуть не поругались по поводу того, кто должен спать на полу. Минсон хотел, чтобы я, как гость, спал на его кровати, а я не мог допустить, чтобы хозяин из-за меня мерз на полу. После ожесточенных споров я забрал футон и стал на нем устраиваться, а Минсон схватил свою подушку с одеялом и примостился рядом. Впрочем, через пять минут я уже показывал ему видео на телефоне (пришлось протягивать зарядку, потому что телефон оказался безнадежно разряжен, и я пообещал маме впредь тщательно следить за ним), и уснули мы уже далеко за полночь. На удивление я сразу отрубился. Может, потому, что за день было слишком много эмоций, а может, потому что в темноте не мог рассматривать красивое лицо Минсона, но заснул я в новой обстановке моментально. Ночью я услышал стон: тихий, жалобный, нарастающий, и понял, что это стонет Минсон. Он ничего не бормотал, только стонал, протяжно и горько, как побитый щенок, и я быстро подполз к нему и стал успокаивать. «Я тут, все хорошо, это просто кошмар», - говорил я, гладя его по спине. Минсон вскоре успокоился и притих, так что я со спокойной душой снова провалился в сон. Однако за ночь это был не единственный его кошмар. Через какое-то время он снова застонал, на этот раз достаточно громко и резко. Я, уже не размыкая глаз, подполз к нему и снова стал гладить его по голове, по спине, шепча что-то успокаивающее. Так как я слишком сильно хотел спать, я уже не смог вернуться на свое место, и уснул, навалившись на него всем весом, прислонившись щекой к его шее. До самого утра Минсонги-хён спал абсолютно спокойно. Когда нетерпеливо заверещал будильник, я не сразу понял, где я, и что это все не сон. Я реально спал на Минсоне, мы весь день и всю ночь провели вместе и теперь вместе пойдем в школу. Почему-то на этот раз родинки на его лопатке убедили меня в реальности происходящего, и я с огромным удовольствием потянулся и довольно вздохнул. Потом еще раз на всякий случай дотронулся на Минсона, не подающего признаков жизни, а затем навалился на него - хех, зашевелился. От дикой радости, переполнявшей меня, я крепко сжал его в объятиях, и он вдруг резко замер, как вчера, когда я зашел в его комнату. Я испуганно отдернул руку и обеспокоенно спросил: - Хён? Тебе не нравится? Тогда я больше не буду... Минсон медленно перевел взгляд на меня и расцвел самой прекрасной на свете улыбкой, что я видел. - Нравится, просто... - он опустил глаза и стал мять в руках одеяло, - не сказать, что меня не обнимают, мама меня часто обнимает, просто это все, знаешь, как-то... Неразборчивое бормотание совсем стихло, когда Минсон с извиняющейся улыбкой накрылся одеялом с головой и отвернулся, свернувшись калачиком. Так и не поняв его реакции, я осторожно лег рядом и залез под теплое одеяло, манящее своей мягкостью и уютом. Подождав минуту, Минсон вытянул ногу и теперь лежал ко мне боком. Еще через минуту он повернулся, недовольно уставился на меня и, устроив голову между моим виском и плечом, положил руку мне на грудь и закрыл глаза. У меня в животе начали взволнованно шевелиться бабочки, и я постарался дышать пореже, чтобы не выдать свое волнение. Я бы пролежал в его объятиях еще лет сто, но тут понял, что все так хорошо быть не может. Школу никто не отменял. - Хён, нам пора вставать. Минсон повернул голову и ткнулся носом мне в шею, от чего по ней будто волнами пошел ток. - Не пора, еще полчаса. - Будильник минут 20 назад звонил, надо бежать, а то опоздаем! Он поднял голову и сердито уставился на меня. - Это ТВОЙ будильник звонил, потому что ты живешь черт знает где, а от меня до школы 15 минут, так что спи и не выступай. Я хотел было ответить что-нибудь колкое, но тут вдруг выражение его лица изменилось на испуганное, он закрыл рот рукой и, резко вскочив, куда-то побежал. Я рванул за ним, в полном ужасе от того, что бы это могло значить. Тем временем Минсон завалился в ванну, поднял крышку унитаза, и его вывернуло прямо туда. Я не знал, что происходит, что мне с этим делать и как ему помочь. Минсона продолжало рвать, и я ходил вокруг него, боясь даже дотронуться. Когда позывы немного стихли, я был уже на грани паники. - Хён, что с тобой??? Минсон вяло оперся о сидение унитаза и ответил: - Не переживай, очередные проблемы с людей с моим диагнозом, бывает. - Что значит "бывает"? - не выдержал я. - Ты вообще лекарства принимаешь, что тебе врач выписывает? Минсон сел возле унитаза, все еще опираясь на сидение, и меня поразило, насколько он на самом деле худой. Под тонкой кожей были видны все вены, ребра болезненно торчали над впалым животом - только это зрелище заставило меня осознать, как на самом деле все плохо и что я должен заботиться о нем намного серьезнее. Минсон вытер губы и тихо сказал: - Мне никакие лекарства не помогают. - Как не помогают? Ты же сам прекрасно знаешь, что они компенсируют те нарушения, что у тебя возникли в нейронах или чем там еще, это очень важно, если ты хочешь вылечиться! Я почти кричал, такая волна страха и отчаяния захлестнула меня. Все плохо, очень плохо, он явно почти не ест, а я даже этого не замечал! Минсон, медленно покачиваясь, встал, и включил воду, чтобы промыть рот. Не в силах еще хоть секунду стоять в бездействии, я сбегал в комнату за его футболкой и накрыл ему плечи. Острые позвонки едва не прорезали нежную кожу на спине, и я клятвенно пообещал себе, что дальше он у меня будет питаться нормально, и я его вытащу, в какой бы бездне он не оказался. Минсон вытер лицо и медленно пошел в комнату, по пути натягивая свое поло. - Тебе же тоже нужно что-нибудь надеть, - задумчиво пробормотал он и подошел к своему шкафу. Меня дико разозлило, что он в такой ситуации еще и думает обо мне, но он нашел нужную футболку сразу и протянул ее мне. Я быстро надел ее и поспешил открыть окно возле кровати, на которой лег Минсон, чтобы ему стало чуть легче. Утренняя прохлада наполнила комнату, и, кажется, Минсону действительно полегчало. Он даже нашел в себе силы отблагодарить меня слабой улыбкой. Я сел рядом с ним на кровать и взял его за руку. - Так дело не пойдет, слышишь? Мы будем тебя лечить, я прослежу, чтобы ты принимал лекарства и хорошо ел, и мы выкарабкаемся. Ты понял меня? Минсон сжал мне в ответ руку и тихо сказал: - Теперь я почти верю, что получится. - Что значит "верю"? - снова вспылил я. - Ты должен вылечиться, у тебя нет выхода. А то я... расстроюсь, вот. Минсон снова улыбнулся. - Тогда у меня точно нет выхода. - Я не знал, что ему ответить, и он продолжил. - Знаешь, странно слышать такие слова. Когда мне поставили диагноз, это как будто стерло меня с лица Земли. Я перестал существовать. Теперь все, что я делал, объяснялось тем, что я болен. Никто не хотел со мной разговаривать, не воспринимал всерьез. Врачи с уверенностью, не стесняясь, при мне говорили, что дальше будет только хуже, и мне можно готовить место в палате до ближайшего психоза. А когда тебе о чем-то долго твердят, ты и сам начинаешь в это верить. Но теперь я все смогу. Смогу стать драконом и вернуться к жизни. Он оглядел комнату, где по стенам были развешаны его рисунки, в основном с золотым драконом и серыми монстрами. - Это ты сражаешься со своими монстрами? - спросил я. - Это я хочу так сражаться и победить. Конечно, если ты продолжишь в меня верить и не бросишь. Я внимательно посмотрел на него, пытаясь понять. - Тебя уже бросали? Минсон утвердительно кивнул. Я нахмурился, совершенно не понимая, как такое может быть? Как можно перестать верить в этого удивительного, совершенно особенного человека? Как можно уйти от этих глаз, таких прекрасных и ласковых? Тем временем Минсон после небольшой паузы заговорил. - Мне было 15, когда меня первый раз госпитализировали. У меня был друг, с которым мы общались с младшей школы, настоящий лучший друг. И вот когда спустя несколько месяцев психоз спал, и ко мне стали пускать посетителей, он пришел навестить меня. Я был ужасно рад ему, тем более что все те месяцы я мог общаться только со своими голосами и санитарами, которые и за человека меня не считали, так что мне остались только родители, которых нельзя было волновать еще больше, да мой лучший друг. Но, когда мы увиделись, оказалось, что мы вдруг стали очень далеки. Я не ходил в школу и бы не в курсе многих новостей. Он постарался мне кое-что рассказать, но разговор затух сам собой, потому что произошло слишком многое. У меня была тяжелая голова от лекарств, которыми меня накачивали, да и не хотелось говорить о том, как протекало мое серое существование в этом страшном месте, где ты целыми днями один на один со своими демонами, и никто не хочет тебе помочь. Мы очень старались найти темы для беседы, но эти несколько месяцев разделили нас больше, чем объединяли годы дружбы. В итоге наша встреча закончилась очень неловко, и в конце он попросил никому в школе не рассказывать, что был у меня, и больше не приходил. Я был настолько разбит его рассказом, что не мог даже пошевелиться. Минсон же сел на кровати и, словно стряхнув с себя тяжесть пережитых страданий, сказал уже совсем другим тоном: - Ну хватит о плохом. Пойдем завтракать?