Чёрная полоса

Я выл раненым зверем, орал от бессилия, бил кулаками о равнодушный асфальт до крови, до разбитых в мясо костяшек. Мирозданию же было откровенно насрать на мои страдания. Судьба, сумасшедшая ты сука, почему ты забрала его у меня?! Тебе до сих пор недостаточно всех моих мучений, и ты хочешь ещё и ещё?! С губ моих вновь сорвалось что-то нечленораздельное, полное боли, и я разревелся. Мне было настолько необходимо выплеснуть своё горе, что оказалось откровенно похуй на то, что кто-то мог это увидеть. Вызывайте, бляди, лоли и бригаду упырей — у меня истерика! Пусть они вколят мне что-нибудь, пусть убьют, я хочу всё забыть, я не хочу помнить ни единого мига из своего прошлого! Только бы не было так плохо и горько, только бы не чувствовать эту потерю… Тедс, за что? У меня никогда не было никого, кто бы заботился обо мне так, как ты. Никого, кто был бы мне так сильно нужен. Без кого я не мыслил своё существование. Я дал тебе имя, чёрт возьми! В некотором роде даже присвоил, как делает каждый, кто хоть раз в жизни называл. Мы ведь были идеальной боевой двойкой: великолепный телохранитель и болтающийся рядом придурок, который может донести до любого, что хочет эта машина для убийств. Нас прочили в сопровождение какой-то шишке, а теперь… Да кому я, кроме тебя, вообще на самом деле был нужен в этой жизни?! Чувство ужасной незащищённости, как будто я в час пик голышом иду по площади Густава Адольфа, наполняло меня. Мне оставалось только бессильно сжимать руки, которые больше никогда не опустятся на моё плечо, ограждая от всех бед мира, и чувствовать, как стекают по лицу слёзы, которые в ином случае уже давно были бы стёрты платком, который Тедди всегда носил в кармане брюк… нет, не надо, прекрати! Помутнённый мой разум внезапно выдал мысль о том, что меня вот-вот оттащут от тела, и я больше его никогда не увижу и не узнаю, где его могила. И мне адски важным показалось то, что нужно оставить себе что-нибудь на память от Тедди. Однако… у нас не было личных вещей. Всё, что было на нас, всё, что мы ели и чем пользовались, принадлежало Организации. И то, что она нам дала, она же могла забрать назад. У нас не было ничего… кроме нас самих. Всхлипнув в очередной раз, я потянулся к ботинкам Тедди. Он всегда носил с собой нож, который прятал в обувь, чтобы воспользоваться им в случае непредвиденных обстоятельств. И вот, наконец, эта штука пригодилась. Сначала меня посетило малодушное желание попытаться — в очередной раз — свести счёты с жизнью, и вместо первоначального движения рука моя попробовала воткнуть лезвие в сердце. И, блядь, ни единой царапины! Я смеялся сквозь слёзы, но нож отскакивал от моей кожи, как будто это была попытка проковырять сраный кусок титанового сплава, который мы имели удовольствие познать на одном из наших занятий по боям без правил. — Да забери ты меня уже! Потаскуха! Сумасшедшая сука судьба немилосердно вплетала нить моей жизни в общий гобелен. В конце концов, отчаявшись окончательно, я совершил то, что хотел: аккуратно отрезал прядь волос Тедди и бережно перевязал полоской оторванной от одежды ткани, после чего спрятал поближе к себе. Конечно, я понимал, что могу проебать их при первом же переезде, но если не попытаюсь — грош мне цена. — Я не сильный. Я такой слабак, Тедс, ты даже не представляешь себе… Мне так не хотелось разочаровать тебя, а ты так верил в меня… и всё же все, кто был со мной в этом злополучном эксперименте, погибли. Один. Теперь совсем один. Не знаю, сколько так просидел, периодически вновь срываясь, прежде чем смог более-менее взять себя в руки; кажется, меня даже кто-то звал по имени, но не уверен, не помню… всё было как в тумане. Когда же я, в конце концов, поднял голову, то увидел кучу людей, держащихся вокруг меня на почтительном расстоянии и в совершенной тишине. Они были мне знакомы: парни, с которыми мы вместе жили и тренировались; упыри в халатах, сейчас занятые тем, что в несколько бригад латали особенно сильно пострадавших (что случилось, пока я был не в себе? На базу кто-то напал?); лоли, в нетерпении притопывающая ножкой, глядя на них, и задумчиво рассматривающий разбитые, расплющенные всмятку очки потрёпанный Юрий. Там же, на этой незримой границе, местами был раскурочен асфальт, валялось выдранное с корнем дерево, из-под которого в восемь рук пытались достать кого-то, и полуразрушенная верхняя постройка-раздевалка, куда мы с Тедди шли, чтобы… Аргх! Я снова всхлипнул, и все настороженно замерли, с опаской поглядывая в мою сторону. Да что за хрень тут произошла?! Мой взгляд выхватил осторожно приближающегося Роба, замершего на полпути в странной позе: он практически полз вперёд, как-то невероятно изгибаясь, выставив вперёд ладонями вверх пустые, без излюбленных метательных ножей, руки. Это было настолько дико, что мне пришлось хотя бы попытаться взять себя в руки, чтобы понять, какая поебистика здесь всё-таки творится помимо трагедии в моей жизни. Наконец, он оказался рядом, осторожно отцепил мои побелевшие, онемевшие пальцы от тела Тедди и медленно, словно какую вазу фарфоровую, потащил меня прочь. — Нет! — дёрнулся было я назад, но Роб тут же шикнул на меня. — Тише, тише-тише… не перенапрягайся. — Я не могу его здесь бросить! — Тебе дадут с ним попрощаться. Потом. — Те-ед… Он снова шикнул. Мне хотелось возмутиться, но, пока одни упыри грузили моего мёртвого напарника на носилки, другие резвыми козликами подскочили к нам и вкололи, наконец, снотворного. * * * Я лежал на кровати, где ещё недавно спал Тедди, уткнувшись носом в противно мокрую подушку и сжимая в руках прядь его волос. Когда действие препарата, наконец, прошло, и сознание моё вернулось, мне хотелось разнести тут всё по кирпичику, но потом накатила дикая, опустошающая чёрная меланхолия. Я переполз со своей постели на ту, где ещё можно было почувствовать себя прежним, сохранившую силуэт прошлого владельца, и, завернувшись в его одеяло, остался там. Сначала молча ругал его, идиота, за то, что не рассказал, держал всё в себе до последнего. Потом понял, что даже в этом проявлялась его забота обо мне. Ну, рассказал бы, и что? Что мне с того знания? Как будто я бы смог спокойно спать, зная, что мой напарник в любой прекрасный момент может отдать концы и отправиться на тот свет! А так… Он знал, знал, блядь, что умрёт, и всё же нашёл в себе силы дотянуть до последнего, не выдав себя, искренне наслаждаясь теми минутами, что были ему даны! Ни разу не дав повода усомниться в себе, всегда поддерживая… одного тупого, как пробка, долбоёба по имени Свен Юнссон! Меня. «Ты сильный», — сказал он мне напоследок. Мой плюшевый мишка. Мой друг. Мой брат. Тедди. Я не хочу помнить, но знаю, что это будет предательством по отношению к нему. И то, что хочется сдохнуть — тоже. Он верил в меня. Кто я такой, чтобы подвести эту веру? Не хочу жить, не хочу помнить — и всё же делаю это. * * * Пока шёл по базе, все почему-то шарахались от меня. Даже Майк и Тим, которые никогда не упускали возможности задеть — не важно, физически или словесно, — едва заметив мою кислую рожу, сделали вид, что ничего не видели и по-быстрому смылись. Да что за нахер?! Тихо вошёл в лабораторию. Там на вертящемся стульчике сидела лоли и настолько увлечённо пялилась в экран ноутбука, постоянно перематывая и просматривая снова и снова какую-то запись, что не заметила моего появления. Ну, что ж, сейчас узнаем, что же там такое интересное она углядела. Я замер за её плечом и сам завис. Это была запись с одной из наружных камер наблюдения, и… блядь! Что дёрнуло меня на это смотреть?! Ближе к центру экрана находились две фигуры: одна, корчившаяся, в которой я узнал себя, и неподвижная — Тедди. Один рваный выдох — старательно отвожу глаза, и, наконец, замечаю то, что, похоже, и нужно от этой записи лоли. Оказывается, пока я там метался, сходя с ума от потери, никто не сидел на месте. Люди — поодиночке или вместе — пытались подойти, сделать что-нибудь, но ни у кого это не выходило. Каждого, кто пытался отвлечь меня или каким-либо образом пересечь невидимую ранее черту, настигало несчастье: кто-то отделывался тем, что падал на ровном месте и, например, ломал ногу; более настырные получали удар судьбы побольнее, а самый резвый, обломавшийся с приближением, достал пистолет и выстрелил в меня: было заметно, как отдача дала ему в руку, но пуля и близко со мной не прошла, а на нахала, внезапно покачнувшись, упало то самое дерево. Шло время; мы смотрели на то, как суетятся люди на записи, пытаются вытащить тех, кто продвинулся дальше остальных, но сами попадают под раздачу; как даже у лоли и её верного прихвостня не получается пройти; как, наконец, не иначе, почувствовав, что буря миновала, пытается подобраться ко мне Роб. У него, кстати, это вполне могло получиться: он всеми своими действиями демонстрировал, что не желает зла, что безопасен, и то, что он пару раз провалился там, где другие ломали конечности, на самом деле многое значит. В конце концов, именно с этим парнем у нас с Тедди установились более-менее дружественные отношения после того знаменательного потопа. Помнится, Роб ещё смеялся над тем, какие мы с напарником самодостаточные и независимые, прямо хоть сейчас в экспедицию на Марс отправляй. Дохохотался, блядь! — Чт… почему?.. — выдохнул я. Лоли вздрогнула и обернулась. — Ах! Свен, я не заметила, что ты уже здесь, — она взяла мою руку в свои и погладила в нелепой попытке утешить. Поняла, что не вышло, и улыбнулась — немного устало, на мой взгляд. — А ты, оказывается, полон сюрпризов, детка. Такой высокий разрушительный потенциал… — Что? — Мы проводили замеры. Это действительно сделал ты! — радостно и даже как-то вдохновенно объявила она, всплеснув руками, и потащила меня к дивану. — Невероятно! Правда, — лоли задумчиво постучала пальцем по губам, — я пока что так и не поняла, как это работает. Ну, может, пройдёшь испытания? — Какие, к дьяволу, испытания?.. — мне было откровенно насрать на её бредни: вспомнилось, как мы не так уж и давно сидели здесь и пили чай. — Детка, не грусти ты так! У тебя же есть я, твоя мамочка! — я почувствовал, как тонкие руки обвивают мою талию. Да, вот уж кому весело, так это ей. — И-и-и… мы с тобой отправимся в путешествие! Ты же хочешь попутешествовать, Свен? К горлу опять подступил давящий комок. — Ничего… я не хочу. — Ты отправишься, — постановила моя мучительница. — В положенное время. А я доделаю свои дела и догоню. А теперь иди! — замахала она на меня руками и подтолкнула к двери. — Иди-иди-иди! Ах! — она поднесла ладони к своему лицу, коснулась уголков глаз кончиками пальцев. — Кажется, я теперь тоже расстроилась! Намёк был понятен: мне пора выметаться. Что ж, теперь, по крайней мере, было, над чем подумать. Вот, почему никто не мешал мне: я сам никого не подпустил. Или не совсем я? Была ли моя невезучесть особой силой, причём, судя по всему, врождённой? Может, не на мне первом в нашей семье ставили эксперименты, и это — последствия? Но такая эфемерная штука, как удача и невезение… возможно ли? И кто способен такое провернуть? Мне никогда не узнать этого. * * * Роб бесцеремонно вошёл в мою обитель скорби и бросил мне на голову сумку: — Собирайся. Я наградил его недоумённым взглядом, не потрудившись даже выпутаться из одеяла. — Меня назначили в твои сопровождающие. Манатки собирай, нас уже ждут, — пояснил он, достал из ножен на поясе один из своих ножей и стал подбрасывать, ловя за кончик лезвия: то ли угрожал, чтобы поторапливался, то ли просто ждал, пока соизволю оторвать свою унылую жопу от кровати и выполнить требуемое. Мне не оставалось ничего иного, как пожать плечами и открыть тумбочку. Побросав кое-как вещи, я запихнул сверху сколько влезло книг и на том счёл себя готовым ко всему. Не удивительно, что именно его отправляли со мной, чтобы не натворил дел: только к нему у меня было хоть сколько-то доверия. Отношения с Робом установились, в целом, положительно-нейтральные: он сдержал своё обещание, и я действительно смог увидеть тело Тедди, прежде чем его увезли с базы в дешёвом ящике, отдалённо напоминающем гроб, чтобы утилизировать где-то в глубинах Организации. — Садись, — бросил мой сопровождающий, закинув сумки в багажник. Я примостил свою задницу на пассажирское сидение, пристегнул ремень и открыл папку, в которой были мои новые документы. Познакомился со своей ещё не скисшей рожей в паспорте и страховке, прочитал имя. Ну, что ж… Свен Торп, датчанин. Прошу любить и не жаловаться. Роб занял место водителя, и мы покатили. Тяжёлые, металлические ворота базы открылись перед нами, выпуская во внешний мир. Погода стояла солнечная, и потому, несмотря на бухтение Роба о том, что в машине, вообще-то, есть кондиционер, я опустил стекло и, облокотившись на открытое окно, прикрыл глаза, чувствуя, как скользит ветер по коже, наслаждался воздухом относительной, но такой доступной сейчас свободы. Мы оба, наконец, покинули это проклятое место. И я с нетерпением буду ждать встречи с тобой в лучшем мире, Тедди.