Чёрная полоса

Вы когда-нибудь задумывались о том, насколько опасен утконос?.. Вот и я никогда бы об этом не помыслил, если бы не одно досадное недоразумение. На сей раз меня приставили в качестве переводчика к очередному экскурсанту. Не спорю, это довольно увлекательное занятие — ездить на халяву по всяким интересным местам, но не тогда, когда сие мероприятие превращается в работу. Всего пара таких путешествий — и развлечение превращается в рутину. Так что мне, в отличие от искренне наслаждавшегося поездкой спутника, Ежи, было нихрена не весело. Сначала он катался по континенту на внедорожнике-кабриолете, и мне не раз приходилось выбрасывать из сего гостеприимного транспорта всяких тварей, так и норовящих туда набиться. Право слово, на втором десятке я даже уже считать перестал. Просто брал их, за что попало, и отправлял за борт. Потом ему приспичило устроить пикник в аккурат под осиным гнездом, которое весьма удачно замаскировалось среди многочисленных веток и листьев дерева. Первые полчаса всё было очень даже ничего, а вот когда этот, кхм, поляк решил развести костёр, чтобы пожарить на открытом огне колбасок… Да, дровишки ещё не успели как следует прогореть, а недовольные внезапным соседством осы уже пожаловали на разборки. И эти тварюшки так открыто негодовали, что мы едва унесли оттуда ноги! Ежи, конечно, хохотал, а вот мне не очень нравилось то, что в качестве идеальной мишени побывала моя многострадальная тушка. Укусы, к тому же, довольно быстро покраснели, распухли, заболели и вообще всячески мешали жить. Спасибо, блядь, что это были не пчёлы: ещё и жала выковыривать было бы адски неудобно! Едва мои боевые раны были хоть немного подлечены, как мы отправились в следующее путешествие, сбив по пути парочку кенгуру, но на это, кажется, никто особо не обращал в этой дикой стране диких убийц внимания. А всё почему? Потому что Ежи захотелось посмотреть на настоящих живых страусов эму. Гениально, правда? Вот только всю гениальность этой затеи я почувствовал исключительно тогда, когда мне пришлось отбивать идиота у означенной птички, которой не понравилось то, что глубокоуважаемый недоумок изволил познакомиться поближе с её ненаглядными, похожими на полосатый кабачок птенчиками. — Уйди! Уйди, глупый страус! — вопил Ежи, бегая кругами, прикрыв голову руками. Я гонялся за этими двумя с еживской селфи-палкой — единственным доступным в данной ситуации оружием — и бил, куда попадётся. В один прекрасный момент эму это надоело. Он развернулся на 180 градусов и атаковал уже меня. Один его удар — и на моей руке осталась тут же набухшая кровавыми каплями полоса. Другой — и я едва успел увернуться, чтобы не получить мощной лапой по шее. А разъярённая птица уже заходила на следующий прыжок, который мог бы стать для меня фатальным… если бы не селфи-палка, вылетевшая из моей вспотевшей ладони: она оказалась в воздухе, перевернулась и стукнула страуса по его маленькой голове, надёжно вырубив. — Ур-ра! Наши победили! — с крайним энтузиазмом завопил поляк, подскакивая на месте и потрясая в воздухе кулаками. Мне кажется, или этот крайне одарённый и значимый член общества с большим воодушевлением пытается убиться и повесить эту смерть на меня?.. Потерпев очередное фиаско на суше, Ежи решил отправиться путешествовать по воде. И, конечно же, он осуществил это, прихватив с собой двух самых важных в этой ситуации людей: проводника и меня. Я, конечно, обоснованно считал, что без последнего вполне можно обойтись, но с моим мнением (и желанием оставаться подальше от всего этого) никто не считался, и потому мы отправились в плавание. Мы долго чалили на усталой моторной лодке по каким-то речушкам. Ежи был в восторге, проводник с энтузиазмом рассказывал всякую дребедень, которую я, не задумываясь над содержанием, переводил. Морская болезнь, никогда не оставляющая бедного маленького Свена Юнссона в покое при любом удобном случае, и тут давала о себе знать, а потому меня опять нещадно мутило, и большую часть этой поездки я провёл полулёжа. В конце концов, мы, к полной неожиданности для нашего проводника, заблудились. Шедеврально! — Ну вы, блядь, два гения… — ну, не сдержался, что поделать? Сказано это было на русском, а потому Ежи встрепенулся, уловив знакомые словечки. — Что делать будем? — с энтузиазмом поинтересовался он. — Снимать штаны и бегать, — всё ещё на великом и могучем огрызнулся я. Делать так, однако, почему-то никто не стал. Тем временем сгустилась темнота: ночь вошла в свои права, и на небо вежливо вылезла луна. Кажется, она хотела нам что-то сказать, но её, как и меня, никто никогда не слышал. Лодка стояла без движения, мне стало скучно, и я перевесился через борт, чтобы посмотреть на лунную дорожку. Однако тут наше судёнышко что-то толкнуло. Выругался проводник, вскрикнул Ежи, а моя тушка плюхнулась в воду. Я аж едва не захлебнулся от возмущения! Тем не менее, здесь было не очень глубоко, но зато очень оживлённо. Что-то коснулось моей ноги, заставив дёрнуть ею и отпрянуть в сторону; вскоре после этого послышался тихий присвист, всплеск воды, и левую мою руку пронзила боль. Я заорал. Сначала просто от боли и неожиданности, потом — матом, перемешивая ругань на всех известных мне языках. Тем временем на поверхности воды показалась наглая, хамская рожа, в которой проводник опознал утконоса, и попыталась снова на меня напасть, но её вовремя огрели веслом, а потом с его же помощью втащили меня назад в лодку. — Это что ещё за херня была, объясните мне?! — прошипел я, баюкая пострадавшую конечность. Это происшествие, а также то, что место укола начало распухать, придало всем мотивации, и мы довольно быстро выбрались назад, к цивилизации. Ещё совсем немного — и больница приняла меня в свои ласковые (нет) объятия. В дикой природе утконосы, как сообщал нам один товарищ из местного филиала Организации, могут представлять собой угрозу только в период с августа по ноябрь, когда у них полным ходом идёт размножение. Однако то ли с этой конкретной особью было что-то не так, то ли это я такой везунчик… в общем, у данного экземпляра конкретно так сбился временной режим, и он решил, что уже пора. А раз пора — он стал ядовит. Как раз в те дни, когда поблизости случился я. Разве можно было нам мимо друг друга пройти?.. А когда я вернулся из больницы в номер, то обнаружил прямо на своей постели парочку совокупляющихся змей. Да ну нахер эту страну! * * * В середине июля я вновь оказался в России. Ничего катастрофичного, просто туда вызвали именно меня, а лоли не смогла отказать. — А, помощничек приехал! — хмыкнул Пётр Иванович, встречая меня у трапа самолёта вместе с неизменными Симоном и Михаэлем. Как же я им всем рад! Особенно после этого сумасшедшего перелёта. Ненавижу общественный транспорт! Долго наслаждаться прибытием мне не дали, а сразу взяли в оборот: посадили в машину и повезли в какие-то дали, которые называются «на дачу». Там уже верховодили всем женщины: за то время, что я провёл в своих путешествиях, Симон успел жениться на дочери Пётр Ивановича, а Михаэль и так был каким-то близким по местным меркам его родственником, так что неудивительно, что и его невеста была здесь. Когда я успел сдружиться с этими людьми? Ну, это произошло где-то между Челябинском и Ворон-ежом, когда им опять понадобились мои услуги. «Хорошего человека отчего б и не привечать?» — сказал тогда Пётр Иванович в ответ на мой осторожный вопрос. Жена его, Алина Васильевна, просто и без затей припечатала, что он всего-навсего хочет прибрать меня к рукам, потому что в хорошем хозяйстве всё пригодится, даже «такой богатый на приключения, но талантливый мальчик». Дача была двухэтажной, деревянной и очень старой. Казалось, она жила своей жизнью, дышала через покосившиеся створки окна на чердаке, скрипела своим нутром, будто говоря что-то, но вместе с тем вызывала ощущения тепла и уюта. «Как будто в гостях у бабушки», — пояснил это чувство Михаэль. Что такое «в гостях у бабушки» по-русски, я не особо понимал, потому что у них это определённо было как-то иначе, чем в моём детстве, но в целом атмосфера тут мне нравилась. — А, явились! — поприветствовала нас Алина Васильевна и сходу вручила обшарпанный таз. — Сначала — ягоды, потом — еда! Так для нас началось хождение по мукам, которое русские называли «заготовки на зиму». Как со смешком сказал мне Симон, пока мы обдирали какие-то кусты, эти ушлые русские выдернули меня своей срочной заявкой как раз потому, что им нужны были любые лишние рабочие руки, а я для таких работ вполне годился. К тому же, мне пообещали прислать несколько банок компотов и варений, когда они настоятся. Штуки эти, как я уже знал, были вкусные, а потому и потрудиться, чтобы их заполучить, стоило. Я провёл там две недели. Выспался на чердаке в окружении подвешенных связок чеснока и лука, свалился с дерева, ободрав до крови ноги по колено, а также поучаствовал в тушении внезапно загоревшейся посреди ночи бани. Причина этого происшествия была не до конца ясна: говорили, что виновата была старая проводка, которая и без того пошаливала, хотя поджог мог устроить и кто-нибудь из соседей. Для обеих версий были достаточно весомые обоснования, но разобраться, по крайней мере, пока я там был, не удалось. И, конечно, моё относительно радужное настроение нахрен не упёрлось сумасшедшей суке судьбе, которая подкинула мне порцию новых проблем. Это началось сразу по прибытию на базу, где меня отозвал в сторонку Тао: ему страсть как надо было со мной поговорить. Пока мы шли в поисках подходящего для беседы помещения, я вспомнил, как ДА-5 вернулись с первой своей миссии: немного усталые, немного подкопчённые, но взбудораженные и переполненные впечатлениями. Я подарил им в честь этого события по безделице вроде тех, что были и на Рождество: чтобы пригодились для чего-нибудь, но не дорогие. И, как я заметил по причёске Такео, они вполне ими пользуются. Впрочем, мы, наконец, пришли. — Ну, так что стряслось? — поинтересовался я у собеседника. Он уже давно сменил свою причёску на ту, которую считал более модной и подходящей для себя, и, не спорю, она ему шла. Отметилось это в моей голове не без зависти: мне никогда не удавалось получить что-либо приемлемое от моих парикмахеров, одно лишь разочарование. — Я… мы… Свен, понимаешь… — Тао заметно нервничал и теребил край кофты. — Я узнал… кое-что. Полный подозрений, я нахмурился. Что бы это могло быть? Моя роль в том, как он оказался в лапах Организации? Всплыл обман лоли? Что?! — Говори. — Ну… наши миссии… они, понимаешь, секретные, — он отвёл взгляд в сторону и вздохнул. — Не то, что твои. И-и-и… нужно, чтобы о нас знало как можно меньше народу. — Так. И что? — Эм… Такео не совсем соблюдает эту секретность. А Кранц и остальные считают, что это неправильно, и Шарк, иногда с Хаммером, лишние, так сказать, глаза и уши того… подчищают. Я мысленно облегчённо выдохнул. Не то. — Я не знаю, стоит ли ему говорить это… он так беспокоится за свою сестру, а ещё и все эти люди… это ведь неправильно, — совсем уже тихо пробормотал мой собеседник. То, что остальные из группы склонны к излишней жестокости, было заметно ещё на ранних стадиях их становления. Ребята, у которых сорвало крышу от внезапного всемогущества — таких среди нас, модифицированных, полным-полно. Трудно остаться человеком в гуманистическом понимании этого слова, когда оказываешься наделён могущественными способностями. Мне с этим всегда было легко: я слабак, а вот многие мои знакомые сорвались и относятся к обычным людям, которых, теоретически, должны защищать, как к мусору. Грустно, но факт. Однако приятно, что за советом тот, о ком я пообещал заботиться в меру своих скромных сил, пришёл именно ко мне. — Тао. Спасибо, что говоришь об этом со мной. Я никому ничего не скажу, и ты тоже лучше промолчи, — не колеблясь, ответил я. — Это ведь ничего, по сути, не изменит, но если скажешь — в вашей группе появится раскол. Сам понимаешь, что подобное — не есть хорошо. Снизится эффективность, может, ещё что похуже начнётся. И в итоге от вас останутся рожки да ножки, в утиль спишут. Он смотрел на меня широко раскрытыми от изумления глазами и, кажется, даже забыл, как говорить. — Но мы же… мы же… сильны! — Вместе — да. А поодиночке вы не будете нужны Организации. Послушай, Тао, это может показаться неправильным, но… я тоже знаю много всякого. И всё же молчу, потому что если эта информация просочится… плохо станет и мне, и тем, чьи тайны я храню. Как думаешь, погладит меня по головке доктор Айрис, если я случайно сболтну кое-чего лишнего об её предпочтениях? — и я подмигнул, усмехаясь, переводя проблему в плоскость шутки. Парень нервно хохотнул, но, кажется, расслабился. — Я просто помню, что цена моего молчания — множество жизней, в том числе и дорогих мне людей. Так же, как и твоего. Если Такео узнает о том, что пошатнёт его мировосприятие, вы все пойдёте на дно. Пока вместе — непобедимы. Поодиночке — слабые жертвы. Как бы силён и хитёр не был зверь, всегда найдётся тот, кто сильнее и хитрее — это закон природы. Просто держитесь вместе. Возможно, когда-нибудь — когда-нибудь, очень нескоро — можно будет и открыть всю правду. Быть поодиночке. Но не сейчас, не тогда, когда за нашими спинами — Организация. Поэтому молчание — наибольшее и наилучшее из того, что мы пока можем сделать в данной ситуации, — и добавил. — Ну и, в любом случае, будет лучше, если Такео узнает всё это не от нас. Тао уже по-настоящему улыбнулся: — Кажется, я понял, что ты имеешь в виду.