Краски

      Босые ноги Римуса глубоко проваливались в прохладный песок, волосы трепал круживший клочья тумана солёный бриз. Немного впереди, забравшись повыше, Тонкс пристроилась на ссохшемся дереве над самой водой, обняв себя руками. Судя по нежно-голубым волосам, о чём-то глубоко задумавшись. Вглядываясь куда-то за горизонт, она невербально создавала перед собой клубящееся дымное облако, в котором, если приглядеться, можно было заметить силуэты дрейфующих кораблей, растворявшихся в сумеречном небе.       Что-то во всём этом было не так. Римус прибавил шаг и наконец понял: он отчётливо видел перед собой Тонкс, но расстояние между ними не уменьшалось. Скорее даже наоборот. Он побежал, спотыкаясь и увязая в мокром песке, но она оказывалась всё дальше, словно расправившие паруса корабли уносили её за собой в бледную серо-голубую мглу, не подпуская его ни на миллиметр.       — Римус…       Услышал он будто издалека.       — Римус!       Проснувшись в холодном поту, будто всё ещё ощущая морскую соль на коже, он никак не мог отдышаться. Не открывая глаза прижался лбом к её плечу и обхватил подрагивавшими руками тёплую спину. Если бы только это было возможно, Римус открыл бы свою грудную клетку и спрятал туда Тонкс. Чтобы никогда не отпускать. Чтобы ни один шторм не смог добраться до неё. Чтобы никто не отнял это тепло. Чтобы навсегда.       — Эй! Ну что ты... — ласковый голос пробивался сквозь звон в голове. Нежные пальцы закапывались в слипшиеся и примятые волосы. — Снова кошмар?       Римус никак не мог поверить, что всё происходило на самом деле. Что эта удивительная, невероятная ведьма, с волосами цвета подтаявшего клубничного мороженого, вполне реальна, лежит сейчас рядом с ним и взволнованно вглядывается в глаза.       Невольно вспомнился день их знакомства:       — Нимфадора, разрази тебя дементор!       Вопли Грозного Глаза были замечательно слышны ещё с лестницы — хоть сколько-нибудь удобоваримой звукоизоляцией особняк Блэков похвастаться явно не мог. Римус вздохнул и, покачав головой, под дивные сотрясавшие стены звуки продолжил путь к кабинету.       — Я просила не называть меня так!       — Если ты не прекратишь совать свою буйную башку в каждое удачно подвернувшееся пекло, я стану звать тебя Нимфадурой!       Через пару секунд дверь с грохотом впечаталась в стену, и на Римуса буквально вывалилась взбешённая как десяток гриндилоу девушка с переливавшимися будто раскалённые угли в камине волосами. Щёки пылали от злости. Наспех пробормотав невнятные извинения, она, яростно топая, унеслась прочь.       — Кто это, Аластор? — оглядываясь, спросил Римус, переступая порог кабинета.       — Нимфадора Тонкс. Ходячая катастрофа, которая явно мечтает раньше времени сыграть в ящик. Идиотина безголовая. Ещё и неуклюжая, как стадо одноногих троллей. Только учти, назовешь её Нимфадорой — может вцепиться в глотку. В твоём случае это будет особенно иронично.       Римус едва заметно улыбнулся — судя по раздавшемуся из коридора гаму, Тонкс удалось снести на своём пути как минимум три бесценных артефакта.       За весь месяц, что Орден проводил встречи на площади Гриммо, не проходило ни дня без грохота, звона и раздававшихся на весь особняк ругательств Тонкс. Весьма изощрённых, надо заметить. Римус пополнил свой нелитературный лексикон такими шедеврами, как «стрелять тебя четырежды через мандрагоров хвост», «дементоровы панталоны», «соплохвост недорезанный» и парой дюжин других.       Много всего произошло с тех пор. Калейдоскоп небольших моментов, слившихся в единую мозаику: его смущение, когда Тонкс увидела его боггарта в Норе, смущение Тонкс, когда он увидел её Патронус. Удвоенную неловкость обоих, когда его боггарт превратился в неё, стоявшую в походной мантии с пустотой во взгляде и чемоданом в руках — где-то через пару месяцев, прошедших со дня, как он заметно потрёпанным вернулся с «каникул», проведённых в стае Фенрира с очередным поручением Дамблдора. Тонкс тогда вызвалась обработать раны и, усадив его на диван, села рядом, вполоборота. Сосредоточившись и закусив губу, она осторожно водила кончиком волшебной палочки над разодранной щекой, придерживая ладонью падавшую ему на глаза чёлку и касаясь виска. Её лицо оказалось так близко, что можно было рассмотреть обычно незаметные веснушки на носу, и Римус понял, что впервые с шестого курса Хогвартса в груди зашевелилось давно забытое чувство.       Тонкс всегда каким-то чудом удавалось его рассмешить, даже перед самым полнолунием, когда настроение со скрежетом опускалось ниже уровня мирового океана и от безысходности хотелось выть. Буквально. И каждый раз после обращения он мог быть уверен, что больше не придётся возвращаться в одинокую квартиру, полную разочарования и безмолвных сквозняков, и дрожащими руками ставить чайник на старенькую плиту, с четвёртого раза ухитряясь разжечь огонь. Нет. Его будет встречать Тонкс, с тёплым пледом и дымящейся кружкой горячего шоколада с мятой наготове.       Как же он был благодарен, что ей хватило духу не позволить ему сбежать, когда Римус окончательно струсил, решив что не сможет дать ей ничего, кроме нищеты и мучений.       Теперь она лежит рядом. Выводит переплетение узоров поверх его шрамов, сначала кончиками пальцев, затем поцелуями, едва касаясь. Сперва вдоль скулы, переносицы, и, добираясь наконец до губ, заставляет его сердце сжаться в крошечный трепещущий комок.       Даже если придётся умереть через год, месяц, день, Римус был уверен: ему больше не о чем сожалеть.