Хранитель

Хикару любил смотреть после общего собрания на крыше с булочкой-другой. Что он, собственно, сейчас и делал. Медленно жевал булку с корицей и смотрел на медленно идущие облака. Его атрибут — один из редких, — Рубин, связывает Семью теми самыми невидимыми и неосязаемыми цепями, что так прочно засели в сердцах у всех соплеменников. Его камень — символ удвоения того, что есть. Именно поэтому, когда Семье плохо, он не идёт на помощь — приходит Опал, то есть Артур. Тот как раз разгоняет тоску, боль и страдания — все негативные мысли рядом с ним испаряются, хочется смеяться до слёз. Хикару нужен тогда, когда все готовы и уверены в победе. Когда появляется Хранитель Рубина — сила товарищей удваивается, а соперников — уменьшается… Дверь с диким грохотом отварилась, выводя Хикару из своих мыслей. На крышу вошёл ничуть не запыхавшийся шатен, — Хранитель Алмаза. У них, конечно, нет особых отношений, но Алмазник приходит только тогда, когда… — Юджину плохо, — договаривает мысль Хикару Тсунаеши, а потом смотрит, как брюнет срывается с места, убегая через заклинившую распахнутую дверь. Тсунаеши хорошо помнит, что Хикару и Юджин созависят друг от друга. Хикару и Юджин знают, что Тсунаеши помнит. Поэтому вопросов как таковых попросту не возникает.

***

— Юджин, — шепчет хрипло Зара, сидя у разрушенной стены, — Юджин, я настоящая. Вокруг царил хаос. Но никто — абсолютно никто, — не совался сюда. Даже Босс и Артур, способный утихомирить само Торнадо. Никто не мог успокоить Хранителя Изумруда, кроме Хранителя связи, — Хранителя Рубина. — Вы все так говорите… — покачал головой Юджин, — все… — Юджин, — из ниоткуда появляется Хикару, обнимая обезумевшего парня со спины и активируя своё Пламя, что было бледно-розовым. — Всё хорошо. Я рядом. Изумруд пал под давлением своих эмоций, сомнений, — вновь затерялся в своих иллюзиях. Рубин вновь оказался рядом и предотвратил развал и массовое уничтожение. — Но ведь… — подал голос Тсунаеши, смотря неуверенно на Оливера, — а что если в один момент Хикару не будет рядом? Рядом с обезумевшим Юджином? Что тогда? — Тсунаеши, — обратился к нему Оливер, — я, конечно, многого не знаю об этом мире. У меня самого остались в прошлом все, кого я знал и любил. Но, — Оливер облокотился локтями о стол, сильнее приблизившись к собеседнику и понизив тон в несколько раз, до почти шепота. — Я знаю, что мы не справимся с Изумрудом в одиночку так, чтобы никто не пострадал. Наша Семья — очень опасная не только для окружающих, но и для нас самих. Потому что Изумруд, Опал и Рубин — сильнейшие. И опаснейшие. Прости, что так резко, но ты знаешь — я иначе банально не умею. И… — Оливер замолчал, задумавшись, а потом резко продолжил скороговоркой, будто стараясь не забыть и не потерять мысль. — Опора Семьи не только Невиннейшая душа, но и Земля-Матерь, на коей сверкает синий светящийся шар, что питается окружающим его мраком. Без тени света нет и быть не может, поэтому для него нужна связь, чтобы не потухнуть в этом мраке. Чернота же должна иметь источник вечной энергии, чтобы не умереть от света, а Невиннейшая душа должна крепко держаться около воды. Если нарушить что-то — миру конец. Конец всему, что было, есть, и будет в будущем… — Что это? — удивлённо спросил Тсунаеши, хлопая глазами. — Мне это сказал тот, кто дал эти кольца, — задумчиво произнёс Оливер. — В самый, самый первый раз. Он сказал, что это первая его разработка, и что следующие не будут столь созависимы и опасны как для окружающих, так и друг для друга. — Ты же Примо… — вспомнил Тсунаеши, а потом неловко рассмеялся. — Прости, забываю порой. — Бывает, — понимающе улыбнулся Оливер и отпил из бокала, — «бордо» на длинной ножке, — немного красного вина. Он тоже был забывчивым одно время. А потом в один момент понял, что двадцатый босс Семьи, которую создал. И, чуть подумав, решил наконец взять себя в руки. — Тебе до меня ещё пять лет и, может быть, проснешься в двадцать шестом, к примеру, веке. И поймёшь, что пора что-то менять. — Я уже перерождение, в каком-то смысле, — захихикал Тсунаеши, после чего вздрогнул от душераздирающего воя. В дверь забарабанили.