Slippah Ne Spi

Уехать из гаража у них не получается до самого утра: амигос не только перекрашивают тачку, но и навешивают новые незаметные номера. Причём долго споря с Боссом, который, не стесняясь в выражениях, пытается объяснить, что обычные цифры никогда не будут красоваться на его эксклюзивной красной Chevrolet. Пимп не вмешивается, а просто наблюдает, как кудрявый карлик-мексиканец на ломаном английском талдычит, что Босс и без того слишком выделяется в Майами да и пригороде – достаточно попасться на глаза какой-нибудь шестерке, и копы тут же вышлют своры легавых по их следам. – ...каждый знает, иномарки для понтов, а тазы валят, – устало повторяет Босс, а потом начинает закипать и едко бросает: – Ай, делай что хочешь, только отъебись. И карлик довольно кивает, хотя, сука, старательно до этого прикидывался, что нихера не понимает. – Что будем делать? – Босс садится рядом с Пимпом на продавленный диван в углу гаража и это выглядит крипово: его шикарная шуба и золотые Rolex на полном контрасте с заляпанным соляркой полом, складом деталей машин и потными мексиканцами, болтающими между собой. – Свалим из города и ненадолго пропадем из поля зрения, – пожимает плечами Пимп, внимательно глядя на замученного и связанного Бах Ти на полу в углу. Тот явно подзаебался, но в глазах горит такая ненависть, что, будь его воля, он одним махом спалил бы и гараж, и диван, и Босса вместе с Пимпом на нём. – Не исключено, что уже сейчас нас выискивают. – Всюду эти ёбанные хвосты, – морщится Босс и откидывает голову на спинку. И его раздражение невозможно сравнить с искоркой Баха – да хотя бы потому что это Величайший. – Нахуй копов, нахуй… Он трёт глаза, стянув с лица очки, и Пимп замечает, насколько Босс устал. – А сегодня вечером приходит свежая партия в порт, – вспоминает он, ворочая в руках Vertu с платиновым бампером. – И как нам, блять, его принимать? – Созвонимся с Ресторатором или Яниксом на худой конец, – спокойно предлагает Пимп. После сегодняшнего феерического заезда его слегка клонит в сон, но не настолько, чтобы вырубиться в этом клоповнике. Тем более, что сраный Бах Ти так сверлит их взглядом, что стоит сходить в церковь и поставить свечку – только вопрос, за здравие или всё же сразу за упокой? – Ресторатор потребует долю, – качает головой Босс и задумчиво гладит бороду. – А этой обдолбанной сучке Яниксу я даже свой хуй не доверю стряхнуть. Особенно свой хуй. И он довольно смеётся шутке – громко и с удовольствием, явно считая себя невъебически остроумным. Вполне возможно, но Пимпу лень реагировать – он вытянул ноги и едва не дремлет, удобно устроив голову на чьей-то куртке. – Нет, братишка, – вздыхает Босс протяжно, а сам, закинув руку на спинку дивана, пальцами гладит шею Пимпа под балаклавой, совсем не смущаясь взглядов пленника. – Придется разгребать дерьмо, которое заварил этот говнюк, самостоятельно. Потому что остальные нахуевертят так, что мало потом не покажется. И Босс поворачивается к Баху, тянущемуся почесать связанными руками свой окровавленный нос – наверное, сломал в тачке на поворотах. Тот кряхтит и пытается что-то сказать сквозь кляп. Нахуй его, вместе с копами и проёбанной партией снега в порту. Вот уж кто виноват во всех их проблемах, так этот сраный лысый хуй в золотых кедах. – Нет, блять, – деланно раздражённо басит Босс, поддаваясь общему настроению, и трясёт средним пальцем с большущим черным бриллиантом. – Жуй грёбаный кляп и не вякай, Бах Ти. Из-за тебя теперь весь город на ушах, так что, отстань, я не хочу в тюрьму обратно. Пимп на это тихонько смеется и прикрывает глаза, представляя Босса в окружной тюрьме Флориды в компании забитых татухами ниггеров. Зрелище не для слабонервных, хотя Пимп убежден, что уже через пару дней те будут на задних лапках перед ним прыгать и в прямом смысле есть из его рук – если только Величайший пожелает. Уж Босс такое умеет. – Слоган нашей жизни – кто, если не мы? – улыбаясь, спрашивает Пимп. – В таком случае, придется сменить имидж – в этом тебя только еблан не узнает. – Снимать бороду не буду, – поспешно заявляет Босс и даже отодвигается от него на диване. – Я брился только однажды, когда меня объявили в розыск. Он трёт переносицу, гладит свою драгоценную бороду и всё сверлит Бах Ти взглядом так, что впору заказывать поминальную. На месте Баха Пимп бы уже откинулся самостоятельно, а тот, смотри-ка, терпит, сучара. – Помнишь тот случай, в школе убили ниггера в столовой? Пимп кивает и закатывает на это глаза. Любит же Босс вспоминать всякое позорное дерьмо. – Думаешь, что сейчас тебя в розыск не объявили? Уверен, наши физиономии по всему штату. – Особенно твоя, – ржёт Босс, намекая на балаклаву Пимпа. – Уж тебя точно узнают при встрече, к гадалке не ходи. Пимп кривит губы, но пререкаться не хочет – гиблое дело, Босса не переспоришь. – В любом случае, они тебя ищут. – Ты имеешь в виду нас? – уточняет Босс, собирая в ладонь горсть гаек с полки над ними и подбрасывая их в ладони. – Хорошо, нас, но это не суть, – улыбается Пимп, глядя как одну за одной Босс швыряет мелкие гаечки в сторону Бах Ти – тот опять бомбит от всей души и даже пытается уворачиваться, но толку от этого мало. – Хорошо, я сниму шубу, – делает одолжение Босс, ликуя каждый раз, когда удается попасть Баху в лоб. – Но на большее не соглашусь. Пимп кивает и снова отворачивается. За поднятыми воротами гаража видны разукрашенные граффити стены магазинчиков и кафе, бедные дома, заборы и пустые тележки овощей, залитые розоватым светом восхода. Слышны ленивые переругивания мексиканцев и звук шуруповерта. Робкие лучи скользят по полу, не брезгуя касаться темных пятен пролитого масла, пробираются к их ногам, а потом ползут вверх по их коленям. Пимп не против бы, чтобы вместо лучей по его коленям ползли пальцы Босса, но вслух он это не произносит. – Поехали домой, – предлагает Босс, глядя на Пимпа и улыбаясь сквозь бороду. – Я, блять, устал от этого долбоебизма. Угадывает ли он его желание или просто их мысли совпадают, Пимп не знает. Он лишь согласно кивает и поправляет балаклаву – в любом случае, он за любой кипиш, если этот кипиш по вине Босса. – К тебе или ко мне? – игриво уточняет тот, и Пимп довольно смеется, оценивая шутку по достоинству. – Мне всё равно, – пожимает он плечами. – Скажи своим muchachos, чтобы грузили этого лоха в багажник на место. И Пимп поднимается на ноги, не отрывая взгляда от расслабленного Босса. И в блядском гараже, на старом диване с облезлой обивкой он выглядит как чёртов повелитель Вселенной. Хотя, разве может быть иначе? – Вот так денёк, правда? – хрипит Босс негромко. – Как в каком-то ебанном трипе на спидах. Веришь? – Я до сих не верю, что всё это не сон, – улыбаясь, отвечает Пимп негромко, поворачиваясь лицом к восходящему над грязным кварталом солнцу. – Докажи, что это не сон… “Дача” Пимпа, как её называет Босс, всего в восьмидесяти милях от Майами – на берегу Атлантики. Живописное местечко и очень укромное, особенно для тех, кто ищет, где можно спрятаться. Добираются они туда без происшествий, хотя город даже по кольцу кишит ебанными легавыми, как муравейник – муравьями. Боссу приходится снять свои очки, шубу и платок с головы, чтобы не слишком бросаться в глаза. Пимп же некоторое время медлит, но всё-таки стягивает балаклаву и надевает кепку от Gucci, стараясь как можно сильнее прикрыть лицо. – Вообще, мне нравится, когда ты прячешься, – говорит Босс, сворачивая на аллею вдоль набережной океана, ведущую к коттеджу. – Меньше пидоров могут пялиться на тебя. Но зачем, бля, ты даже при мне ходишь в этом мешке, я нихуя не понимаю. Он кивает на лежащую на коленях Пимпа балаклаву с белым логотипом Chanel, задерживая взгляд на его тонких кистях. А тот и ответить ничего не может – пожимает плечами и мягко улыбается из-под козырька кепки. – И как только у тебя это получается? – хрипло смеётся Босс. – Молча творить всякую неведомую хуйню? На это Пимп тоже не знает, что ответить. За окном стелется лазурная бесконечность, упираясь в небосвод; летают чайки; под разноцветными зонтиками сиротливо ютятся пустые шезлонги и утро такое прозрачное, подёрнутое дымкой, что хочется смеяться и плакать одновременно. – Сейчас я приеду и до самого вечера буду спать, – мечтательно басит Босс. – И только попробуй вырываться, потому что спать я, блять, буду на твоей тощей жопе. Пимп демонстрирует средний палец и отстёгивает ремень, когда Camaro, пахнущая свежей краской, мягко тормозит у ворот и выжидает, пока те распахнутся. И, предвкушая сладкий сон, Пимп опускает стекло, чтобы слышать приятное шуршание гравийки под колёсами. Тихо шелестят пальмы, заслоняя окна дома от посторонних любопытных взглядов, и негромкий рэп из динамиков машины приятно качает – кажется, что лазурь, Майами, тёплый песок поглотят с головой, едва точка счастья достигнет вершины. И лёгкая усталость в теле, сонное настроение, проблемы с Бах Ти и флавой – это изящное обрамление. Тонкая оправа для невъебически счастливой жизни. – Потом налюбуешься, – зевает Босс и паркуется под навесом. – Погнали. Негромко хлопают двери, Пимп выскальзывает из Camaro и тянется, разминая затёкшие плечи. – Я заебался так, что… – Тише, – вдруг прерывает его Босс, заметив что-то за углом дома. Зеркальные окна до самой земли затонированы, и Пимп видит в их отражении, как Босс на корточках рассматривает что-то на гравии. – Это что за поебень? Пимп подходит ближе и замечает свежий след от бензина – тот ещё не подсох и переливается как ебучий радужник. – Кто дома? – уточняет Босс и вытягивает беретту, о которой Пимп благополучно забыл. Впрочем, и хорошо, что забыл – в той перестрелке он проебал все магазины, а сейчас, судя по всему, им пригодится оружие. – Никого не должно быть, – шепчет Пимп и кусает губу. – Блять, как же меня все заебали... Я просто хотел поспать. Босс поднимается, натягивает на глаза очки и передёргивает затвор пистолета как ебанный Брюс Уиллис. – Я щас всем дам пизды, – довольно обещает он и быстрым шагом, ничуть не сомневаясь в собственной всесильности, стремительно поднимается по лестнице к стеклянным дверям. Пимп спешит за ним, хочет было ввести код на панели замка, но дом открыт. – Ну, тут только два варианта: или ты ебнулся с открытой дверью, или у тебя гости, – рассуждает Босс, а потом с ноги распахивает дверь. В холле прохладно и сумрачно. С улицы слышны плеск, крики и смех, и до Пимпа никак не может дойти, что за поебень происходит в его доме. Он хмурился, медленно следуя за шагающим вперёд Боссом. Тот походя распахивает двери в спальни, заглядывает в кухню, в столовую, пока не попадает в дальнюю гостиную с выходом к бассейну. Солнце заглядывает через окна, путаясь в тяжелых гардинах, и Пимп жмурится – в его глаза прыгают “зайчики”. Пимп уже готов рвануть вперёд, когда раздаются негромкие шлепки по полу, смех и гостеприимное “будешь фреш?”. Босс тут же вскидывает пистолет, замирая и почти не дыша, целится и, стоит из двери показаться взъерошенному пацану в мокрых шортах, стреляет. Дальнейшее напоминает Пимпу ебанную вакханалию: в комнате слышится оглушительный звон, и стеклянная дверь тут же разлетается на сотни маленьких осколков. – Еб твою мать! – ругается парень, пригибаясь. – Босс, блять! – Джарахов?! – пораженно выдыхает Пимп. – А кого ты хотел увидеть, чёрт подери? – стряхивая с себя крошки стекла, орет тот. – Ты какого хуя делаешь в доме Пимпа? – тыча пистолетом в Эльдара, нервно спрашивает Босс, и Пимп начинает ржать, понимая, что пиздец, начавшийся ещё на вечеринке Ресторатора, продолжается. – Пимп, я, бля, не понял, что этот пидор тут делает? Босс в ярости снова вскидывает беретту, когда на звуки их голосов выходит Поперечный, но не стреляет. Данила охает, растерянно поправляет на талии надувную утку и дёргает по привычке золотые водонепроницаемые Tissot. Он нервничает, искренне не догоняя, что происходит. – Блять… – выдыхает, глядя на поцарапанные осколками плечи Джарахова, на сложившегося пополам от смеха Пимпа и злющего Босса. – Я забыл! – стонет Пимп сквозь смех. – Забыл, что Эльдар прилетел погостить. Босс ругается, пихает Пимпа в бок и трёт переносицу. – Бля, какой же ты еблан, – и садится в кресло, устало закидывая ноги на стол. – Ты меня чуть не прострелил! – возмущается Джарахов, отмахиваясь от Поперечного, который пытается вытащить из его волос стекло. – Ты, бля, вообще заткнись, пидрила, – басит Босс и швыряет беретту на стол. – Хули под пули лезешь? – Хули ты палишь в доме? – резонно замечает Поперечный, подтягивая сползающую с бёдер утку, а сам пытается понять, насколько сильно пострадал Эльдар. Его рыжие кудри прилипают к шее, а бледная кожа покраснела от загара. Вполне возможно, этот жид проявляет такую заботу о Джарахове исключительно из страха потерять свою работу. Хотя, Пимп не знает ни одного другого такого же прошаренного еврея в Майами, способного провернуть всю бухгалтерию так, что комар носа не подточит. Так что работу он и без телячьих нежностей не потеряет. – Ох, блять, и ты ещё тут, – бурчит Босс, недовольно поглядывая то на Пимпа, то на Джарахова, то на Поперечного. – Понаехало… Пимп сильнее надвигает на лицо кепку и усаживается в кресло в самом углу гостиной. Тут темнее, но зато хорошо всех видно: и сидящих на диване Эльдара и Поперечного, и расслабляющегося в кресле Босса. – Я всегда знал, что ты, Пимп, лох, но забыть о гостях в собственном доме... – бормочет Босс, складывая на животе руки. – Я здесь не был почти месяц, так что не пизди, – огрызается Пимп негромко. – Не моя вина, что ты не даёшь мне, блять, отдохнуть от тебя. Джарахов, уже оклемавшийся от первого шока, смеётся и трясёт головой. – Почему я не удивлён, что ты попытался-таки меня убить, – говорит он, поправляя очки на носу. – Жалко, что не пристрелил, – цыкает Босс. Они немного молчат, а Пимп старается рассмотреть из-под козырька ребят. С Эльдаром они не виделись почти год – с той вечеринки в Нью-Йорке, на которой приняли Богомола. С тех пор он нисколько не подрос и, кажется, стал ещё жизнерадостнее, чем был – сидит, улыбается, хоть две минуты назад в него стрелял давний друг. – Ну, так, как дела? – в конце концов любопытствует Поперечный как ни в чем не бывало и закидывает ногу за ногу. Его надувная уточка скрипит от прикосновения к коже дивана, а с шорт капает прямо на паркет – форменный дурдом. – Что новенького? Босс хищно улыбается и переводит взгляд на Пимпа. – Да все как обычно, – разводит он в стороны руками. – Сегодня немного постреляли, сбили вертолёт, съебались от копов и перекрасили тачку. Лицо Джарахова вытягивается, а Поперечный хмурится. – Вообще, всё нормально, только в багажнике связанный Бах Ти, – заканчивает Босс, выуживая из кармана портсигар. – Это такая метафора? – уточняет Эльдар, подаваясь вперёд. Его пальцы впиваются в обивку дивана, а обычно прищуренные глаза округляются. Пожалуй, Пимп не может припомнить, когда это Джарахов выглядел настолько удивленным. Может, всё-таки тогда же, год назад? – Хуяфора, – передразнивает его Босс. – Поздороваться хочешь? Так поторопись: не исключено, что он уже откинулся. Эльдар ошеломлённо качает головой, несколько раз начинает что-то говорить, но тут же захлопывает рот, откровенно охуевая от происходящего. – При чём тут Бах Ти? – наконец, спрашивает Данила и благодарно угощается из портсигара Босса. – Эта сука отбуксировала наш корабль с товаром в свой порт, – объясняет Босс, лениво потирая глаза. – По документам, пидорас, облапошил всех. Поперечный присвистывает, и Пимп слышит в этом звуке явное восхищение. Хотя тот, конечно, просто отдаёт должное хитровыебанности Бах Ти, но никак не его мозгам – нужно быть отбитым на всю голову, чтобы рискнуть наебать Босса. Ебанный самоубийца, не иначе. – И теперь?... – намекает на продолжение Джарахов. – И теперь эта сука греется в моем багажнике и постоянно ноет. Злоебучий пидорас… Босс злится, нервно барабанит по крышке портсигара и выпускает густые клубы дыма, окутывая свою фигуру в плотный кокон. – Он не мог провернуть все это сам, – в сомнениях качает головой Данила. Уточка потихоньку сдувается и её голова грустно повисает, погружаясь в летаргический сон. – Ты пытался с ним поговорить? – Пытался, – нехотя признаётся Босс. – Но я был зол, въебал ему пару раз, а потом связал. Так что… – Давай попробуем ещё раз. Привязанный к шезлонгу с цветочным матрасиком Бах Ти выглядит скверно: нос распидорашен в хлам, на лбу шишка приличных размеров, а растрескавшиеся губы посинели. – Суки, – выдыхает он злобно, когда Джарахов освобождает его рот от кляпа. У бассейна под зонтиком балдеть приятно, а вот сидящему под палящим солнцем Баху ничего не остаётся, кроме как смотреть, как Босс через трубочку тянет ледяной мохито и облизывается. – Привет, – застенчиво машет ладошкой Эльдар и присаживается на край бортика бассейна. Он шлепает ногами по воде, подставляет щеки солнцу и явно наслаждается хорошей погодой. – Водичка блеск, – добавляет он довольно. – Пимп, пошли купаться. – Нет, спасибо, – качает головой тот и внимательно смотрит, как Данила пододвигает шезлонг с Бах Ти к самому краю. – Ну, тогда, может, Босс? – не унимается Эльдар. – Пошли, а? – Иди нахуй. Джарахов расплывается в счастливой улыбке, словно только этих слов и ждал. – Я же не против, – и брызгает, пидорас такой, в их сторону водой. – Даник, ну, хоть ты? Поперечный разгибается, проверяет, насколько прочно стоит шезлонг с пленником у бассейна, а потом качает головой. – Я воздержусь, – говорит он. – Но знаю, кто будет не против составить тебе компанию. Глаза Бах Ти сужаются, он болезненно морщится, переводя взгляд с одного на другого и щурится, ослепленный солнечными бликами. – Уроды… – Вот видишь, он не против, – пожимает плечами Даник и начинает подпихивать Бах Ти к воде. – Стой! – испуганно орет тот. – Не надо! Данила убирает ногу, а Босс смеётся – грубо и злобно, явно радуясь трусости Баха. – Вот как заговорил, – деланно удивлённо произносит он, поигрывая золотыми цепочками на груди. – Может, тогда расскажешь, какого хуя решил прибрать мой товар к рукам. – Это не я, – бросает Бах Ти сквозь зубы. Кровь на его лице подсохла и теперь, стоит ему хотя бы поморщиться, нос болит ещё сильнее. – Сбрасывай его к хуям, – машет Босс равнодушно. – Как раз проверим, тонет ли такое говно как он. Пимп смеётся, хотя смешного тут мало, а Данила решительно толкает ногой шезлонг ещё раз: тот кренится и угрожающе нависает над водой, рискуя свалиться даже от ветерка. – Да это правда не я! – в голосе Баха отчаяние, и Пимпу его почти жаль. – Это не я! Блять, клянусь... Данила хватает его за шиворот майки от Dior, тянет на себя и шипит в зубы: – Тогда кто? Молчание давит, глаза Баха слезятся, а Босс безмятежно курит отборные шишки, выдувая дым сидящему напротив Пимпу. Все делают вид, что ответ не важен, вот только даже солнце, кажется, тускнеет, когда они слышат сипение: – Дудь… Это был Дудь. Джарахов ныряет под воду.