Slippah Ne Spi

На въезде в доки стоят несколько охранников с автоматами, но Боссу даже не приходится тормозить – те поднимают шлагбаум и отходят в сторону, лишь провожая гелик взглядом. Даже несмотря на то, что пристань эта Дудя, а не их – но парни, очевидно, знают, суки, кто к ним едет и зачем. – Фадеев, наверное, уже тут, – говорит Босс, проезжая мимо составленных друг на друга железных контейнеров, мимо спящих погрузчиков с опущенными ковшами, мимо темных окон давно закрытой портовой таможни. Здесь тихо, чувствуется, что темнота скрывает за своей пеленой собственные секреты. Хотя даже эти секреты принадлежат Всемогущему Боссу – весь Майами принадлежит только им. От ожидания и предвкушения грудь наполняется лопающимися пузырьками, и приправляется довольным лицом Поперечного на заднем сидении. Пимпу кажется, что еще чуть-чуть, и он взлетит – до того сильное напряжение. Но Босс рядом, и Пимп невольно успокаивается. У самого края пирса стоят машины; Фадеев пинает пивную банку носком дорогого ботинка от Armani; по воде прыгают жёлтые огни проплывающей мимо баржи – они скрыты от всего мира, а значит, скоро будет мясо. Босс припарковывается у самой воды, эффектно газанув напоследок. Из машин тут же начинают выползать, как муравьи из муравейника, их парни из флавы: несколько ребят в балаклавах, недовольный чем-то Ларин, перебирающий автомат и флегматично подпевающий под нос Чейни. Чуть поодаль блюет Хова, тут же полоща рот дешёвым пивом – любит же он всякое дерьмо. – Вацап, – Босс приподнимает руку в приветственном жесте и тут же раскуривает сигарету. – О, Пимп и Босс спешат на помощь? – смеётся Фадеев и хлопает их по плечам. – Эти мудаки ещё не подъехали. Ожидаем с минуты на минуту. Полы шубы Босса развеваются, он улыбается, выпуская из губ клубы дыма, и идет к багажнику. – Разберемся, – отвечает и достает из сумки автомат. – Заебали эти пидоры мне портить вечеринки. Выталкивая перед собой Бах Ти, из машины выходят Поперечный и Джарахов. Бутылка шампанского в руках Эла почти пустая, и он швыряет ее в воду – та разбивает водную гладь и пропадает в отблесках огней. – Хорошо же ты его, – удивлённо протягивает Фадеев, кивая на Баха. Лицо Баха умиротворённое, но он не забывает повторять раз за разом, что все они ублюдки и мудаки. От кокса его ведёт окончательно, и Пимп думает, что лучше бы они не давали ему пыли – уж слишком говорливым он стал на свою же голову. Можно вытерпеть сколько угодно ругательств в свой собственный адрес, а вот в сторону Босса – с трудом. Но Величайшему плевать хотелось: он несколько секунд смотрит тяжёлым взглядом на застывшую корочку крови в уголках губ Баха, ловит его бессмысленный взгляд, а потом хмыкает. – Будет знать, сука, – отмахивается Босс в конце концов и идет навстречу Ларину. А Пимп остается стоять у машины, выбирая между дробовиком и пистолетом – пальцы гладят прохладную сталь, ласкают дула и потом обхватывают рукояти. Он переводит взгляд на улыбающегося Босса рядом с Чейни, на его уверенно сжимающие автомат руки, и выбирает глок. – ...куча пидоров, забывших свое место, – Пимп слышит отголоски негромких разговоров, краем глаза замечает, как Джарахов похлопывает Данилу по плечу и что-то шепчет ему на ухо. Видит телку Ларина, фотографирующую себя в боковое зеркало и думает, что тот совсем отбит на голову, если решил взять с собой на разборки шлюху. Но всё это не имеет значения – за их спинами раздается гудок пришвартовывающегося корабля, а из-за угла выезжает несколько черных тачек – все как один бумеры с тонированными стеклами. – Приехали, родимые, – пьяный Хованский приподнимает бутылку с пивом и радостно улыбается, помахивая рукой приехавшим как добрым друзьям. – Кто этого долбаеба вообще сюда взял? – недовольно спрашивает Босс, и Ларин приподнимает руку. – Издеваешься? – шипит Пимп и подходит к Боссу ближе – становится за его плечом, готовый выйти вперёд в любую секунду. – Он же в сопли. – Мы были на одной вечеринке, когда позвонил Фадеев, – огрызается Ларин и показывает ему средний палец. – Я мог вообще не приезжать, блять. Это вы, куски дерь… – Заткнись, – хмыкает Фадеев, и Ларин послушно затыкается. Из прибывших тачек доносится весёленький бит, и несколько минут те просто стоят, не выключая фары и не подавая иных признаков жизни. Пимп знает, что люди Дудя просто выжидают и накручивают понты, но на Босса это мало производит впечатление – он приподнимает автомат и дает очередь по асфальту перед машинами. Искры летят будь здоров, пули рикошетят – звонко отскакивают по бамперам машин – и выглядит все это как ебанная фиеста в мексиканском квартале. Вот только не хватает такос и развешанных по периметру пиньят. Музыка смолкает. – Я, бля, тут с ними в игры играть не буду, – пожимает плечами Босс, чуть поворачивая лицо в сторону Пимпа. – Да можешь без предупредительных, – отвечает тот и поправляет на носу балаклаву. – Я уже устал от этого дерьма. Босс хмыкает, поводя плечами, глядит, как открываются двери машин и один за другим выходят парни – все в чёрном, как долбанные ФБРовцы со стволами и постными рожами. – Добрейшего вечерочка, – говорит Босс, когда к нему на встречу бредёт один из этих мудазвонов. Он молчит, стягивает с лица капюшон, и Пимп узнает в парне одного из шестерок Дудя – Соболев собственной персоной. Гладкая прическа как всегда на высоте – волос к волосу, глаза бегают, ноздри трепещут – парень явно в ярости. – Босс, – говорит он сквозь зубы и приподнимает ладонь, знаком давая понять своим людям, чтобы не вмешивались в разговор. – Хоуми, скажи мне, как сам? Что сделать успел? – Босс деланно дружелюбно делает несколько шагов ему навстречу, похлопывает Соболева по плечам и прижимает к груди – тот кажется котёнком, утопающим в шубе. – Хотя, не рассказывай, сам вижу. На фоне залива контрастно, как труп на асфальте, вырисовывается нос их корабля, и Босс указывает на него рукой, всё так же улыбаясь – от этой улыбки Пимп чувствует холодок по коже, а ноги становятся ватными. Предвкушение захлёстывает с головой, и теперь остаётся лишь наслаждаться происходящим. И все молчат, переводя взгляды на Босса и Соболева, на корабль, на тёмную гладь воды. – Смотри-ка, хоуми, что я нашёл в ваших доках, – говорит Босс и отталкивает от себя недовольного парня. – Не расскажешь, как так вышло, что мой товар осел у вас? – Это недоразумение, – негромко произносит Соболев, смахивая с рубашки несуществующую пыль. – Мы из Мексики ждали свою партию. Поперечный не выдерживает и смеётся, да и у остальных на лицах играют улыбки – шутка ли, перепутать корабли. Лучшей отмазы Пимп ещё не слышал, но раздражение бёрет своё, и он негромко чертыхается. – О как, – деланно удивленно говорит Босс, подталкивая Соболева к краю пирса. – А я слышал другую историю. Эльдар отступает в сторону, и теперь можно легко рассмотреть стоящего на коленях Бах Ти. Того кроет от снюханного кокса, и поэтому он тихо смеется, обзывает всех пидорами и сплёвывает через каждые десять секунд. – Хочешь сказать, он лжёт? – Это недоразумение, Босс, – Соболев распрямляет плечи и устало улыбается, словно утомился повторять одно и то же. На его лице брезгливость и абсолютная уверенность в собственном бессмертии. Но даже эта улыбка выглядит как вызов. Хотя, иначе и не было бы: разумеется, он чувствует себя защищенным – ребята на встрече в чужом порту, а вот Соболев на своей территории, и думает, что может диктовать свои условия. – Понимаешь ли, так бывает, – Соболев улыбается всё довольнее, все спокойнее, а у Пимпа сдают нервы. – Иногда при транспортировке могут напутать, но ведь это такие мелочи… Он разводит руками, поигрывая в пальцах телефоном. – Мелочи, блять? – переспрашивает Поперечный и делает шаг вперед. – Ты, бля, что-то попутал. Соболев улыбается, косит на своих парней с автоматами, а потом закуривает. – Да я этому куску… – только начинает Данила, но Эльдар удерживает его за руку. Всё так же сияет огнями Майами в отражении воды, всё так же слышен плеск волн, всё те же лица вокруг них, но что-то меняется, и Пимп понимает – Соболев ждёт выпада, ждёт реакции, но вестись на провокацию – последнее дело. – Поэтому, Босс, – продолжает он спокойно, мерцая огоньком сигареты, – я могу понять твои претензии. Но всё-таки называть чужой товар своим – разве это дело? Последние слова Соболева взрывают сознание присутствующих – слышится гул, Чейни передёргивает затвор пистолета, Хованский смеётся, расплескивая пиво вокруг, а Поперечный едва сдерживается, чтобы не выстрелить посыльному Дудя в его наглое лицо. – Хочешь сказать, это ваш корабль? – уточняет Босс непередаваемо спокойно – закрой глаза, и покажется, что нет никаких машин, нет корабля, гружёного ангельской пылью до самых трюмов, и нет парней со стволами в руках. Он на томной вечеринке, скучает и ждёт сюрприза. Да вот же он – сюрприз на три ляма! – Я же говорю: это недоразумение, – повторяет Соболев, разводя руками. – Ты что-то напутал, Босс. – Понимаю, – покачивая головой и поудобнее перехватывая автомат в руке, Босс делает несколько шагов в сторону и обратно. – Но мне кажется, ты не понимаешь. Глядя на мерзкую улыбочку Соболева, Пимп аккуратно вытаскивает глок из-за спины. – Значит, бедолага Бах страдал зазря? – переспрашивает Босс деланно огорчённо. Его плечи расслаблены, глаза скрыты за стёклами очков, но Пимп не видит даже – чувствует волны его ярости. – Да, – Соболев скользит взглядом по стоящему на асфальте Баху, дергает губой и стряхивает пепел, едва не попадая на шубу Босса. – Отпустите его? И эта фраза становится решающей. – Конечно, хоуми, – произносит Пимп, вскидывает пистолет и, не глядя, стреляет в голову Бах Ти. Тот не успевает и вскликнуть – валится на бок, а из дырки в его голове струится кровь, разливаясь в маленькое красное море вокруг его тела. – Ёбанный в рот... – Соболев дёргается всем телом, сигарета выпадает из его пальцев, а с лица слетает вся напускная бравада. Его люди за спиной начинают волноваться, но он успевает махнуть рукой, чтобы не шевелились. Игры кончились – до него это наконец доходит. – Ты что творишь?! – Ты не понимаешь, сука, вот мы и объясняем доходчиво, – спокойно басит Босс и снова приобнимает того за плечи. – Сейчас вы садитесь в тачки и едете к Дудю. Рассказываете, что облажались, и Боссу это очень не понравилось. Его голос безмятежен и спокоен – напоминает раскаты летнего грома. И Пимп понимает, что ещё чуть-чуть, и в этих мудаков ебанёт молния, стоит им только начать качать права. Но Соболев бледнеет и только кивает, не в состоянии отвести взгляд от трупа у своих ног. Кровь все хлещет, струится, пока один из ручейков не добегает до золотых кроссовок Баха – те кажутся островами сокровищ в кровавом море реальности. А страх Соболева – воздух в этом микрокосме. – Ты меня понял, ублюдок? – почти ласково уточняет Босс и заглядывает в лицо парня. Тот нервно кивает, но молчит. – Не слышу. – Да, – произносит тот, а в следующую секунду отпихивает руки Босса. – Блять… Мгновения тянутся сладкой патокой, застывают вместе с кровью у их ног, и Соболев не может стряхнуть оцепенение. Но Босс еще раз кладет руку ему на плечо, так что тот просыпается – и тут же в ненависти закусывает губы, чтобы не сказать лишнего. Медленно отступая, Соболев дает знак своим парням уезжать, бросает последний взгляд на безжизненное тело Баха, а потом сплёвывает. – Мне реально похуй, кто первый в битвах, – произносит Босс, и передаёт автомат Пимпу. – Но вы, суки, должны знать свое место. – Дудь это так не оставит, – хрипит сквозь зубы Соболев и, не дожидаясь ответа, уходит к машине. Его спина ссутулена, руки спрятаны в карманах, и выглядит он побитой собакой. В доках опять тишина и покой. – И это всё? – спрашивает Эльдар разочарованно. – Надо было ему ебануть в морду, – пыхтит Поперечный, а потом садится в машину. Его тоже кроет, а под кайфом он злой и недовольный. Несколько минут Босс смотрит вслед отъезжающим машинам, стягивает с глаз очки и поворачивается к Пимпу. – Я сам хотел, – улыбается, кивая на Баха, но за этой улыбкой скрывается очевидное одобрение. – Что ж ты так… Пимп пожимает плечами и швыряет ствол в воду, и этот звук кажется точкой в этом длинном вечере, что начался еще накануне. – Поехали в клуб? – предлагает Босс. Он смотрит, как его люди садятся в катер, чтобы увести корабль в свои доки, смотрит, как Ларин ногой скатывает труп к краю пирса и спихивает его, смотрит на кровавые разводы, на зевающего Джарахова и отъезжающую машину Фадеева и Чейни, а потом тихо смеется. – Вот ведь ебанутый день.