Каждая рана закалит меня

      Бэттани направилась в лазарет: подвесные койки, тесно прижатые друг к другу, по четыре в ряд, были забиты ранеными. Доктор Хазарт, привычный халат которого был замазан свежей вперемешку со старой кровью, проводил операцию.       Старый морской волк, зажав в зубах деревяшку, издал истошный рык, наподобие кита, забредшего в сеть, когда грозное операционное орудие рубануло по искорёженной ноге. Ожидающие в очереди операции грязно ругались, кто-то хлестал ром и херес. Бэт вышла, передергивая плечами.       На выходе Сантьяго, облаченный в рясу, перехватил ее.       — Все готово к погребению, мы ждем только тебя.        — Сколько погибло?        — Тридцать семь, — голос Сантьяго чуть понизился, и глаза опустились в пол.        Торжественная церемония длилась пятнадцать минут. Убитых заворачивали в принадлежащие им при жизни шерстяные одеяла и раскладывали рядами на палубе. Сантьяго монотонно читал молитвы за каждого из них, впрочем, не всех знали по имени. Бэттани, прикрывая тела одеялами, заметила знакомое лицо. Мальчишка Генри, ходивший за ней хвостиком, лежал, скрючившись, держась за разорванную шею. Белесые пряди покрыли полузакрытые глаза мертвеца, а рот застыл в нескончаемом крике. Горечь наполнила сердце. Посмотрела на Джеймса. Белобрысый кормчий с лицом белее снега, утирал набегающие на глаза слезы. Джеймс был старше брата на пять лет и был ему за отца и мать.       На корабле оставалось еще много работы и, побросав тела в море, команда разбрелась по делам.       На обед Бэттани и Сантьяго, старший помощник, расположились в его каюте. Сантьяго так же выполнял обязанности секретаря и капеллана. Отец Беттани считал, что ему ни к чему лишние рты на корабле, и почти все из команды имели несколько должностей сразу.        Стены каюты увешивали карты, на полках стояли книги в кожаных переплетах: в большинстве изящные романы, в тайне похищаемые Бэт из каюты испанца. Сантьяго, если и замечал пропажи, то не подавал виду.        Отец с радостью покупал Бэттани цветные, точные карты, научные книги по латыни и философии, но никогда романы. «Тебе не нужно все это бабское дерьмо» — говорил он, подсовывая в руку Бэт вместо сборника стихов учебник по математике.        Эбби приготовила запечённую на углях рыбу, и Бэт ковырялась в ней, напряженно размышляя, что делать с пиратом.        — Рыба сегодня весьма съедобна, — обаятельно улыбнулся Сантьяго, с аппетитом уплетая обед.       — Да уж, не в пример вчерашней, — одними губами ухмыльнулась Бэт.       Набор рыба-зеленый горошек присутствовал на их обедах с завидной регулярностью.        — Что там с вашим пленным?       — Пленный пират обезврежен и обездвижен — это вы и так знаете. — с нажимом уточнила Бэт. Обсуждать пирата с Сантьяго - последнее, что Бэт хотелось.       Сантьяго тринадцать лет служил отцу старшим помощником, перейдя Бэт в наследство вместе с кораблем «Леди Мэй».       Испанец, закончивший семинарию, был в чем-то гувернером, в какой-то степени другом для Бэт. В свободное от службы время испанец щедро делился своими знаниями с ней, помогая разбираться в научных книгах. В одночасье их отношения переменились.       Четыре года назад, тогда Бэт исполнилось пятнадцать, все изменилось. Она вернулась от тетушки, из Лондона, где водилась с холенными и утонченными девицами света. Каждая имела свою историю любви — укромный поцелуй под яблоней, любовные записки под носом у матушки.        Бэт решила, что влюбилась в красавца Сантьяго. Старший помощник, жгучий испанец, вызывал невольное восхищение. Умелые движения рук на штурвале, легкость в обращении с парусами. Мужчина без рубашки, взмокший от летнего зноя и усилий: блестки пота, сверкающие на крепком, поджаром торсе со смородинками сосков. И четкий профиль с прямейшим носом, виденным Бэттани когда-либо.        Бэт хотела Сантьяго. Он казался ей рыцарем в сияющих доспехах, когда защищал от гневных вспышек отца.       После славной победы над Красным глазом, разыскиваемым всей Англией, на бригантине случилась пирушка.       Вся команда набралась, и даже Сантьяго, обычно отличавшийся трезвостью, напился до чертиков.        Бэт, набралась наглости и завела заплетавшего ноги старшего помощника в грузовой отсек. Несколько горячих поцелуев, и одурманенный испанец овладел ею безо всяких нежностей, оставив ее желание раздразненным, но не утоленным до конца. Чувство жжения между ног омрачал изрядный перегар, а так же затхлость помещения.       Стоило испанцу расцепить объятья, Бэт рванулась наверх, но была перехвачена. Пьяный вдрызг Розет, один из матросов, выловил ее между винными бочками. Со словами «я следующий» попытался изнасиловать ее. Если бы не подоспевший вовремя Сантьяго.        Отец, узнав о преступлении, выпорол и вышвырнул мерзавца. Но рана, нанесенная однажды, не грубела, раскрываясь каждый раз, стоило мужчине приблизиться к Бэт.       Сантьяго же долго приносил свои извинения, а после клялся в любви, неожиданно вспыхнувшей в нем. У Бэт одно только воспоминание вызывало чувство гадливости. Испанец после не вызывал никаких неясных желаний и стремлений. Лишь стыд и досаду.        — Почему бы не перевезти пирата в трюм, к остальным пленным?        — Чтобы они сговорились и захватили корабль? Нет, его следует изолировать, — Бэттани пыталась выловить последнюю горошину, чувствуя бурление в животе.       Черт! Эта еда никуда не годится, так можно схлопотать несварение. Нужно сказать Эбби, чтобы разнообразила пищу. Чем угодно! Хоть мясом пиратов!        — Мне кажется, ты слишком переоцениваешь его, что ж, это твое право, — в голосе послышалось скрытое неудовольствие, и Бэт отвела взгляд.       — Я просто должна убедиться в том, что он ответит за свои злодеяния, — вилка так и не поймала горошину и проехалась по тарелке с противным звуком.        — Но почему бы не перевезти его в другую каюту? — Сантьяго посмотрел в упор, нахмурив иссиня-черные брови.       — Все каюты заняты, тем более капитанская каюта более всего оборудована для этого. Отец постарался.       — Пусть так, он останется там. Кто-нибудь может присмотреть за ним. Вам совсем не обязательно делить каюту с пиратом! — он резко поставил стакан, и вино расплескалось на скатерть.        Бэт прищурилась:        — Что ты хочешь этим сказать? — видя, как он кусает верхнюю губу.       Мужчина замялся и наклонил голову вбок, так что угол головной повязки упал на гладко выбритую горчичную щеку.       — Вам вполне хватило бы места здесь, в моей каюте.        Бэт сняла треуголку и встала. Тело налилось раздражением, руки задергали лацканы жесткого от соли кителя.        — Не думаю, что это хорошая идея, я сама буду сторожить пленного.       — Как пожелаете, капитан. Но вы всегда можете передумать. Помните об этом, — взгляд Сантьяго, тоже поднявшегося и взявшего ее за руку, был наполнен беспокойством.       Медленно пожав ее пальцы, он было наклонился в намерении запечатлеть поцелуй, но Бэттани вырвалась, заводя руку за спину.        — Я пойду за штурвал, мы вскоре должны сменить курс.       Бэт чувствовала его тяжелый взгляд в спину. ***        Ветер усилился и подхватывал ее волосы, швыряя в лицо. На мостике было холодно, ее зубы уже отбивали чечетку, но Бэт не могла заставить себя зайти в каюту. Утро сменилось днем, и увидев, что остальным, запертым в трюме снесли остатки трапезы матросов, подумала, что стоит покормить пленника.       Проклятый пират! Он же связан! Она что, будет кормить его с ложки? Развязывать руки врага было опасно, но Бэт не могла представить себя эдакой матерью Терезой, подающей кушанье.       Поставила на мостик кормчего, Джеймса Лебонна, всегда улыбчивого парнишку, теперь скорее напоминающего тень себя самого. И сходила к Эбби, выпросив рыбину побольше. На этот раз здравый смысл возобладал над ненавистью к пирату: смерть от голода — не та месть, которую она готовила. Пират должен быть жив и здоров, отчаянно не желая смерти на виселице.