Каждая рана закалит меня

       Ее встретила белозубая улыбка. Бэт оторопела. Пират, обнаженный, сидел на ее кровати, лишь прикрываясь обрывом материи.        — Я ждал тебя, дорогая, — низким голосом проговорил он.        Зажав зубы, Бэт захлопнула дверь. Его вид, такой расслабленный, словно любовника после ночи объятий, до крайности взбесил ее. Сантьяго прав, она слишком много ему позволяет!        Улыбка на лице Эндрю погасла.        — Что-то случилось?        — Не твое дело, пират.        В медной ванне тонкой рябью проступали мыльные пузырики. На песочного цвета досках проглядывались темные, влажные следы и капли еще не впитавшейся воды, выступавшие прозрачными кругляшками. Курчавые, светлые волосы вокруг пуговиц маленьких сосков, на широкой груди, блестели от влаги.        — Почему ты раздет?        — Твои матросы не очень вежливы. Они не хотели меня расковывать и просто разорвали одежду, — он сморщился при этих словах.       Только сейчас Бэт заметила, что на его запястьях и щиколотках, с покрасневшей кожей, все еще болтаются кандалы.        — Какого? Я сейчас!        Оловянной походкой она двинулась к выходу.        Мэтт и Скотт обнаружились под грот-мачтой. Они, смеясь, кидались друг в друга кусочками угля, натащенного с грузового отсека. Лица, как и одежда, были измазаны чернотой, под их огромными стопами был растоптан уголь, размазанный повсюду.        Бэттани недовольно поджала губы, вспомнив, что отправила братьев драить палубу. Но вместо должного выговора насчет порядка накинулась на них:        — Какого черта вы сделали? Зачем порвали его одежду?        Распорядившись, чтобы они принесли одежду, вернулась в каюту.        Не зная, что сказать, Бэт села за стол, вполоборота от пирата. Он сидел в том же положении, почти незаметно теребя покрывало ее койки, которым прикрывался. Отвернулась, решила сделать записи в журнале.        Календарь угрюмо показывал конец августа. Здесь, на корабле, дни проходили безликой чередой. Не имело значения время года, и лишь дни воскресений отделялись простенькой короткой службой, устраиваемой Сантьяго перед более сытным, чем обычно, обедом.       Осознав неспособность на чем-то сосредоточиться, Бэт помимо воли глянула на пирата. Хотелось что-то ему сказать, обругать, унизить, но, не найдя способа да и причины, просто смотрела на его лохматые волосы, скручивающиеся в золотистые завитушки, шею, крепкую, как у быка, и длинную, как у лебедя, с подергивающейся жилкой…        Пауза затянулась. Как помешанная, она разглядывала Эндрю не в состоянии оторваться.        — Почему ты так смотришь? — спросил он наконец, видимо, не вынеся натянувшейся, как струна, тишины.        — Как?       — Будто сейчас прикончишь меня… Или съешь, — он улыбнулся при последней фразе и, поерзав на койке, прилег с ленивым и пресыщенным выражением.        — А у меня есть причина любезничать с тобой? Ты враг, преступник, виновник смерти моего отца! И можешь сколько угодно блестеть своими белыми зубищами, этого не изменишь! — Бэт отдышалась, ловя напряженный воздух языком, и продолжила, подскочив на ноги. Сабля по своей воле прыгнула в ладонь и уткнулась пирату в грудь. — Кончай свой спектакль, тебе меня не провести! Ты только ждешь, чтоб я расслабилась, чтобы прикончить меня и захватить корабль!        — Что произошло за время, пока я мылся? Кто настроил тебя так враждебно?        — Это мои слова! После той порки ты еще сомневаешься в том, что я тебя ненавижу?        Эндрю застыл. Его тело было словно вылеплено из камня, лишь глаз сверкал неведомым ей чувством.        — Ну, тогда просто убей меня. Зачем надо было приводить меня к себе в каюту, гулять со мной, устраивать ванну…        Она покраснела. Он сказал это так, будто она разместила его здесь не для безопасности, а для того, чтобы сделать ему приятно.        — Ты в моей каюте для того, чтобы я не спускала с тебя глаз. А насчет остального… Я просто хотела поступить, как человек!        — А теперь ты решила, что проявлять человечность не в твоем характере? Ты понимаешь, что поступаешь еще хуже, чем если бы изначально приковала меня в грузовом отсеке?        — А ты сам-то? Только и ждешь момента, как прикончить меня!        — Откуда ты это взяла? И вообще, я никогда никому не морочу голову: если уж что-то решил, делаю. Ты же, как поплавок, — то вверх, то вниз, то ненавижу, то «я же не зверь в конце концов!».        — Прекрати! Ты ничего не понимаешь!        — Ну объясни же тогда? — он привстал, так, что лезвие впечаталось в обнаженную кожу на груди.        Бэт сглотнула, ослабляя нажим, созданный им. Она не хотела ранить этот красивый торс. В ноздри ударил его запах, свежий и крепкий, с ноткой лимонного мыла. Не в состоянии отвести взгляд, Бэт чуть наклонилась. Ее лицо лишь в паре дюймов от его…        В дверь постучали. Отскочив от пирата, Бэт оказалась в другой стороне от непрошеного искушения. Лицо и шею жгло.        Выхватив из лапищи пришедшего комок одежды, захлопнула дверь прямо перед его носом.        — Одевайся! — комок одежды упал возле тахты.        — Я не могу, я скован, — пират присел и побренчал цепями. — Как я натяну рубаху и штаны, если мои конечности в цепях?        — И что ты предлагаешь?        — Освободи меня.        — Даже не думай!        — Тогда как по-твоему я должен одеться?        Бэт достала ключ из кармана брюк. Медленно, неохотно, все еще сжимая в руке саблю, подошла к нему.        Скованная рука легким прикосновением обожгла ее пальцы. Он неотрывно смотрел на нее, закусив нижнюю губу.        — Встань!        Стараясь не смотреть на обнаженного пирата, Бэт опустилась на корточки, сняв нижние кандалы.        — Одевайся! — сунула пирату в руки комок одежды.        Хотелось сразу отвернуться. Бэт вдруг пронзил озноб: пират был свободен и мог напасть в любой момент. Нужно следить за ним!        Она подняла глаза, пробежавшись взглядом по крепким ногам, с порослью золотистых волос, шрам над правым коленом — полумесяц белеющей кожи, глаза пробежали по жилистым бедрам, рывком глянув выше.        — Бэттани, — тихий хриплый голос.        По спине пробежали мурашки.        Ноги подкосились, когда он протянул к ней загорелую руку. Заискрилась кожа на плече, глаза заволокло дымкой, щеки закололо румянцем.        — Оденься, — прошептала Бэт, сглатывая слюну, набежавшую в рот.        — Ты уверена?        Его рука прошлась по предплечью, сжимаясь на локте.        И тут все понеслось с невероятной скоростью. Пират резко вцепился в ее руку, в попытке вырвать оружие.        Они оказались грудь у груди, яростно раздувая ноздри. Бэт, зарычав, пыталась оттолкнуть его, но он прижимался еще крепче, зажав ее кисть в болевой захват.        Что делать? Кричать? Он вспорет ей брюхо, стоит выдернуть руку. Боль, нарастая, становилась нестерпимой, защипало в глазах. Мир сомкнулся до маленького пространства, состоящего из боли и синего льда глазницы, неотрывно следящей за ней.        В момент, когда Бэт показалось, что она рухнет замертво, в изнеможении, сухие и жесткие губы накрыли ее.        Поцелуй был коротким, как вспышка, опалив, словно раскаленным железом.        Бэттани ощутила, как пират теряет контроль, чуть выпускает ее из клещей захвата. Резкий толчок — и она оказалась у двери.        Матросы сбежались на ее крики и отправились связывать пирата.        На нетвердых ногах Бэт решила вернуться, чтобы отдать распоряжения.        Пирата прижали к полу, заломив руки наверх. Красное, злое лицо пирата покраснело еще больше, стоило ему заметить Бэт.        — Сука! Даже не думай, что я хотел тебя! Для этого нужно быть хотя бы женщиной!       Матросы удивленно смотрели на нее.        — Заканчивайте и проваливайте! ***        Возвращаться в каюту, где находится пират, хоть и связанный, не было сил. Услышав оживленность на кубрике, Бэт, стянув китель, присоединилась к внезапно затихшим матросам и разделила с ними трапезу в виде мутной похлебки из рыбы с сухарями.       Сантьяго, остановившись у стены, хмуро наблюдал за ней.        Когда ром и сидр успокоили и развеселили матросов, они пустились травить шутки и распевать песни. Бэт беззаботно болтала с маленьким азиатом, рассказывающим о своих внуках.        Показалась тяжелая фигура Эбби. Огромные, как мешки с рисом, груди и складки на бедрах колыхались при движениях. Она опустилась на маленький пенек, напротив Бэт, очаровательно улыбаясь матросам.        Продолжая улыбаться, наклонилась ближе, и тихо, чтоб никто не слышал, спросила:        — Что стряслось?        Бэт уже порядком захмелела, и развязнее, и громче, чем хотела, спросила в ответ:        — А что, капитан не имеет права поужинать со своими людьми?        — Может, если капитан, но вы капитанша, мисси! И лучше вам быть в своей каюте, пока ребята еще более-менее трезвые.        — Оставь меня в покое, женщина! Почему-то все в последнее время заимели привычку указывать мне, что делать!        — Может, потому что в последнее время ваши решения не столь мудры, как обычно?        — Но что изменилось, Эбби?        — Как будто сами не знаете. Вам виднее, мисси.        — Вот именно. Поэтому никто не смеет мне указывать, что делать!        Поднявшись с места, заголосила песню, распеваемую гигантами-братьями, Мэттом и Скоттом.        Все удивленно посмотрели на нее. В этот день слишком много было удивления во взглядах в сторону Бэт. Но, если еще с утра ее это заботило, то сейчас Бэт казалось, что худшее уже случилось: ничто не может еще больше омрачить этот день.        Кухарка помотала головой. Матросы же, улыбаясь, присоединились к пению, и скоро их голоса заполнили все пространство.       Ром лился, проливаясь на стертые доски, деревянные кружки соприкасались в крепком столкновении, глаза пьяные, довольные, смотрели на своего капитана.        Через несколько часов после незапланированной попойки, Сантьяго и Хазарту наконец удалось разогнать пьяных матросов по своим лежакам. Бэттани, едва шевеля языком, почти не сопротивлялась, когда Сантьяго втаскивал ее в капитанскую каюту.        В полузабытьи она слышала перепалку мужчин и угрозы Сантьяго, направленные в сторону пленного.