Каждая рана закалит меня

      Вечерело. Море заволновалось. Волны, подвластные ветру, бились о берег, белая пена ближе к мелководью красилась серым цветом. Заходящее солнце играло в прятки, то исчезая, то появляясь из-за густых облаков.       Связка простых движений — наклонился, подцепил, потащил —помогала отвлечься. Найденные темные камни, занимая свое место, постепенно складывались в надпись «SOS». Мысли возвращались к разговору у костра. Бэт наклонилась освободить от мелкой гальки внушительный камень. Он сопротивлялся, не подаваясь вперед. Рука опустилась ей на плечо:       — Давай я.       Место прикосновения пульсировало и горело, будто коснулось огня.       Бэт начала понимать, почему иной раз другие женщины разыгрывают беспомощность. Чтобы им помогали и… касались так нежно. Тетушка в обществе не могла ступить и шагу без крепкой мужской руки, и Бэттани всегда это презирала. Эбби же была независимой и сильной настолько, что безо всякой помощи и вздохов могла перенести котел с супом для всех матросов. Бэт всегда стремилась не быть слабой.       Невольно Бэттани искала сапфировый взгляд, но тот ускользал ужом по песку, по небу, по деревьям.       Вскоре, закончив выкладывать надпись, они направились обратно. Хоть девушка и ощущала усталость, но ей овладело странное воодушевление. Хотелось прыгать, бегать, притвориться пьяной. Она и была пьяна новыми чувствами, сбивавшими с толку.       Пират что-то говорил, она даже отвечала, но не слышала ничего из произнесенного. Слышала только голос, заглушавший шелест ветвей. Голос обволакивал непроницаемой ватой, слух буквально пел от этого бархатного баритона с толикой хрипотцы на шипящих. Стоило споткнуться, как горячая рука вновь коснулась ее, не давая потерять равновесие. Мечтательно прочертила глазами по запястью, подмечая линии вспучившихся вен. Хотелось повторить путь пальцами, но Бэт отдернула себя. Его лицо выражало то ли недовольство, то ли нетерпение. Бэт припомнились обидные слова, сказанные им: «не женщина», «уродина».        Она бросила взгляд на свои руки с обломанными ногтями. Ее волосы много дней не знали расчески, остатки сорочки больше напоминали тряпье. Неужели в ней нет ни капли привлекательности? Той первозданной красоты, неподвластной модникам, врождённой прелести, что невозможно скрыть ни бедностью, ни неухоженностью. Бэттани припомнила жадность его рук… там, на пляже. Ведь это что-то значило?       Сантьяго считал ее красивой. Говорил об этом не раз, особенно про глаза. Но, возможно, он просто льстил ей? Бэт запуталась. Как узнать, считает ли пират ее красивой? И зачем ей это знать? ***       Эндрю потер виски. Как же покинуть остров? Вопросы один за одним ярким светом вспыхивали в сознании и отметались, не найдя подходящего ответа. Их жалкая попытка — камни на песке — ничто. Шанс на то, что команда капитанши будет искать их — ничтожен. Как бы ни холили-лелеяли девчонку на корабле, наверняка пропажу обнаружили только к утру, и Бог знает как далеко уплыл корабль к этому времени. Как часто здесь ходят суда? Да черт знает! Неужели они застряли здесь надолго? Наедине, вдвоем…       Он что-то говорил ей, не слушая ответы. Добравшись до лагеря, Харт вновь ощутил голод и собрал финики. Однообразие пищи выматывало даже больше, чем присутствие капитанши.       Раздражала ли она? Не намеренно, девчонка вызывала мысли и желания, которым было не место в его голове. Нужно сохранить деловой подход и нейтралитет. Несмотря на эту сорочку, под которой так хорошо вырисовывалась ее грудь. Лучший способ сохранить мир на этом чертовом острове — не приближаться к ней. Относиться как к той же пальме, только говорящей.       — Я некрасивая?       Эндрю подавился и едва не отдал концы, пытаясь прокашляться. Что?       — Ты хочешь знать мнение убийцы твоего отца?       Капитанша всматривалась в него так отчаянно, словно от этого зависела ее жизнь. Неправдоподобно светлые глаза блестели в свете звезд странным, волнующим светом. Харт вдруг ощутил себя юнцом с влажными ладонями. Поднялся, чтобы она не возвышалась над ним.       — Нет, я хочу узнать мнение мужчины.       — Я… Не знаю. Я тебя не рассматривал, — он врал. Харт знал каждый изгиб, родинку, родимое пятно на икре… У него были часы для изучения каждой черточки. Особенно сегодня, на рыбалке, когда стройное тело облепила сорочка, только подчеркивая линию бедер.       — Ну так рассмотри.       У него пересохло во рту. Слова застревали в горле.       — Зачем мне это?       Прошло не меньше минуты, прежде чем услышал немного неуверенный ответ:       — А разве тебе просто не хочется?       В какие игры играет эта девчонка? Зачем спрашивает? Насмехается над ним? Что это вообще значит?        Бэт застыла, подобно изваянию, и, казалось, не дышала. Сорочка развевалась на ветру, оголяя ноги. В воздухе витал терпкий аромат кипариса, затушенного костра с тонкой ноткой неизвестных цветов, рассыпанных меж деревьев. Слух ласкал гул водопада и отрывистое дыхание.       — Хочется, — еле слышно прошептал Эндрю.       Улыбка набежала на лицо девушки. Бэт расправила плечи и пошла. Нет, заскользила голыми ножками по траве, изящными шажками, более напоминавшими танцевальные па, нежели простые шаги. Темные кудри плавали по ветру в своем собственном такте. Девушка сделала круг, заставляя повернуться вокруг своей оси. Голова закружилась, и было непонятно, от чего — от резкого поворота или от нее… Лицо с загадочной улыбкой на устах приблизилось вплотную.       Подрагивающие ресницы, как крылья колибри, тонкий нос с горбинкой, несколько родинок на левом виске. Эти глаза. Они звали и затягивали. Словно впитавшие в себя лунный свет, такие неповторимые глаза.       — Кстати, ты не убийца моего отца. Это не так.       Эндрю моментально пришел в себя. Чего она добивается? Втирается в доверие? Для чего?       — Ты не убивал его. По крайней мере, не намеренно. Но я была так зла, мне было очень плохо. Он тяжело умирал. Эта боль… Мне нужна была цель, чтобы не сойти с ума. Нам всем нужна была цель. Мне и команде.       — То есть, ты преследовала нас, чтобы отвлечься? Потопила Ласточку. Все эти смерти…       — Я знаю, как это выглядит. Как бить стаканы от досады. Но я не хотела жить без папы. После его смерти осталась черная дыра, там, внутри, — ладошка легла на грудь, — я заполнила ее ненавистью.       — Странный способ скорбеть. Обычно люди оплакивают умерших, пьют…       — А разве ты не испытывал нечто подобное?       Тут Эндрю нечего было ответить. Сколько английских судов потоплено ради мести?       Прочистил горло:       — Хорошо, допустим, я понял, что тобой двигало. А теперь давай спать.       В небольшом пространстве шалаша Эндрю делал попытки отодвинуться от капитанши, но все равно их ноги соприкасались. Было душно, ее аромат наполнял легкие, заставляя неуемную фантазию работать в опасном направлении.       Не прикасаться. Она сумасшедшая. Должен быть хоть один здравый человек на этом острове. Как капитанша отказалась так просто от своих обвинений? И что за представление она устроила?       Эндрю выбрался наружу, сжимая ладони. Свежий воздух чуть остудил лицо и взмокшую спину. Пират устроился на земле, зарываясь руками в траву.       На судорожно сжатые плечи легла шершавая ладошка.       Захотелось завыть.       — Ты хочешь закончить то, что начал на пляже?       Эндрю ошарашенно сел. Меньшее, что ожидал услышать. Продолжение? Того, как чуть не надругался над ней?       — А тебе бы этого хотелось, Бэттани? — жестче, чем хотел, спросили сжатые губы.       — Я не знаю.       — Что это значит? Зачем тогда ты спросила? — он почти кричал, схватившись за хрупкое плечо.       — Я не знаю. Забудь.       Нет, он не коснется ее, ему это совершенно не нужно. Она больная на голову, эта девчонка, играющая в капитана. Эта полоумная с таким неправильным взглядом. Такими невозможными глазами. Не сделает этого даже под страхом смерти.       Эндрю прижался к девушке всем телом, зарываясь ладонями в волосы.       — Ты этого хочешь, белоглазка?       До потери пульса Эндрю целовал податливые губы, хрупкую шею, подрагивающую грудь. Нежные ручки чертили рисунки на его спине. Но стоило Эндрю сжать сочные бедра, застыла.       Опять этот взгляд, холодеющий страхом в свете звезд.       — Что с тобой? Бэт? Что у тебя с глазами, черт возьми? Почему ты так смотришь?       Белоглазка молча дрожала.       — Бет, скажи, тебя кто-то обидел?       — Да… — почти не открывая рот, прошелестела девушка. Лицо сморщилось и издав тонкий всхлип, расплакалась, утыкаясь ему в ключицу.       — Я так боюсь.       — Тише. Все хорошо. Я ничего не сделаю тебе.       — А там, на пляже?       — Я был зол, страшно зол на тебя. И хотел тебя, адски хотел тебя.       — А сейчас?       — Я так же адски хочу тебя, но я не злой. Поверь мне.       Он сам себя мучил. Это словно спать на гвоздях, иглой под ноготь, как ладонь над свечой.       Можно ли наслаждаться болью? И медлить, медлить… Ее лицо расслабилось, и он выдохнул.       Не торопиться.       Господи, можно ли? Прошли годы, прежде чем его рука опустилась вниз подрагивающего живота.       Не торопиться. НЕ ТОРОПИТЬСЯ.       Но его почти уже не было здесь. Им завладевал другой, лишенный понимания, берущий свое, разгрызая глотки.       Ненасытные пальцы наконец мазнуло влагой. Эндрю потерял себя.       Приняв сигнал, сигнал первобытный, лишенный человеческих переживаний, он ринулся в атаку. Секунда, и он уже в ней. Ненасытный. Голодный до хрипоты.       Животный ритм завладел сознанием. Вихрь экстаза на кончиках нервов…       Но глаза.       Как у мертвой рыбы: безжизненные, никакие.       Эндрю ощутил ее неподвижность и зарычал.       Изодранные зубами губы прошлись по ее скуле, сухих губах.       — Прости, я не хотел.       Глаза защипало. Так тяжело. Лучше бы ему не рождаться. Он обидел ее, как тот ублюдок. Нужно встать и уйти. Оставить ее.       Это была агония? Не мог оторваться от нее… Но ему требовалось больше. Черт, когда же? Надо уйти.       Эндрю подорвался, освобождая капитаншу от жесткой хватки.       Выжидал еще одну вечность, кости хрустели, когда он кусал свой кулак.       Подобрался поближе, не в силах уйти, как вознамерился. Приблизился к манящим губам и застыл, затаив дыхание.       Отшатнётся? Ответит? Оттолкнет и нападает тумаков?       Ее дыхание коснулось губ. Не в силах больше сопротивляться, Эндрю накрыл податливый рот своим. Голова закружилась. Распробовав ее вкус, притянул ближе, еще ближе, руки наполнились мягкой грудью… Ответная страсть сводила с ума, кровь закипала и плавила сердце.       Палящие губы Бэт прошлись огненной дорожкой от шеи к груди. Сердце бухнуло от внезапной ласки, такой невообразимо нежной, идущей наперекор его недавней скотоподобной похоти.       — Не останавливайся, прошу.       На этот раз Бэт ждала его и была готова вторжению. Телесное удовольствие смешалось с чем-то глубоким, касавшимся вершин естества. Наслаждение все длилось, нарастая.       Он больше не вынесет.       Тело подрагивало от напряжения. Еще и еще. Казалось, сладостная пытка никогда не кончится. Все сложнее было сдерживаться. Но он ждал. Ждал ее.       Пальчики девушки судорожно цеплялись за его волосы, шею, впивались в спину, оставляя отметины. Стоны один за другим срывались с распахнутых губ, брови ходили — то поднимаясь на лоб, то спускаясь в прищуре.       Когда Бэт, извиваясь, запульсировала, он отпустил себя. Экстаз накрыл с головой, лишая остатков рассудка. Теряясь в волнах наслаждения, пират потерял сознание.