Каждая рана закалит меня

В дверях лазарета Хаззарт влил в рот Эндрю мутную жидкость из колбы. Только коснувшись подушки, Харт забылся тревожным сном… Просыпался Эндрю медленно, желая продлить сонное забытье. Веки не торопились подняться, будто склеились. Мягкость подушки под головой, шероховатость покрывала на коже. Матрас под ним словно плавал, позвякивали цепи. В носу чесалось от запаха пахучих трав и щелочи. Металлический звон, что-то покатилось по полу… Тихое ругательство низким голосом. Харт перевернулся с бока на бок, в попытке расслабить затекшее плечо… Крик сорвался с ссохшихся губ. По телу – от плеча побежала жгучая волна боли. Пират резко распахнул глаза и сел, прикусывая непослушный, вялый язык. В голову врезалась верхняя койка. Он лежал на нижней койке, скованных в блоки по три. Вокруг была темень – помещение лазарета освещала только мелкая свечка на столе. - Очнулся, пират? Эндрю поежился. Слово пират – такое игривое и бунтарское, в устах Хаззарта звучало как приговор. Воображаемая петля снова сдавила глотку. - Да. Пожалуйста воды, - Харт не узнал свой голос в жалком шепоте, сорвавшимся с непослушных губ. Хаззарт кивнул и принес флягу. Горло с наслаждением наполнилась прохладной жидкостью. - Хорошенько же тебе досталось, - лекарь аккуратно взял Эндрю за перебинтованную ладонь. Харт с ужасом насчитал четыре пальца и маленький отросток вместо мизинца. Боль, монотонно жёгшая ладонь усилилась, когда врач начал разбинтовывать повязку. Невольный крик застыл на устах. - Не все ли равно, мне осталось жить от силы месяц, зависит лишь от погоды, - Эндрю горько усмехнулся, закрывая глаза. Что с ним будет, Харт знал, даже не сомневался. Из положения, в котором он находился - выхода не было, и не предвещалось изменений. Сердце Эндрю сначала сжалось, а потом заледенело – что волноваться на пустом месте, все и так пропало. Только Бэт… Черт, зачем Бэттани появилась в его жизни? Именно в этот момент, в финале. Случись такое несколько месяцев назад… Суд представлялся Харту в романтичном свете: он видел себя жертвой обстоятельств перед лицами надутых судей, толпящихся сочувствующих, требующей амнистии… Подобно разбойнику на кресте - он представлял себя раскаявшимся грешником перед неминуемой казнью… Теперь же Эндрю знал, что умри он – Бэттани останется, достанется врагу… Дьявол, Сантьяго! Как хотелось распороть его лощёную шкуру, освежевать заживо и сжарить по кусочку на печи! Но он связан, чертовски связан и дьявольски обречен. А ведь могло быть все иначе… Или не могло? Эндрю всегда гордился своей смелостью – он восстал против Англии, подобно мстительному ангелу, преследовал судна обидчиков, разливая море крови. Зачем? Дьявол раздери, зачем все это? Разве это сейчас важно? Почему же так жжет в груди, и будто рвет на части? - Кто знает, как еще все может повернуться, - темные глаза лекаря блеснули в тусклом свете, подобно кошачьим. Он закрепил булавку на повязке. Порывшись в кармане грязного халата, Хаззарт закурил. Терпкий дым коснулся ноздрей Эндрю, глаза заслезились. От дыма ли? - Ничего не может повернуться и поменяться - стоит мне ступить на английскую землю - и я труп, висельник, тут и говорить не о чем! Королева такого не прощает. - Вы так уверены? - Хаззарт пожевал папиросу, - А вы никогда не пробовали обратиться, например, к друзьям своего отца? Я знаю, как минимум четверо из них заседает в палате Лордов. - Этого ублюдка? Мне лучше застрелиться, чем назваться его сыном и, тем более, просить помощи у его сотоварищей! Но откуда, черт возьми, вы знаете, кто был моим отцом? - Я давно живу на земле. Не думаешь ли ты, лорд Говард, что всю свою жизнь я провел в море? - и увидев изумление на лице Эндрю, продолжил, - Не смотри на цвет моей кожи. Мой отец был баронетом, увлекшимся сирийской красавицей. Он не мог жениться на ней, но ничто не могло помешать отцу вывезти своего бастарда в Лондон и назвать своим сыном. Скандал был большой, но я привык со временем к шепоткам за спиной. Титула мне было не видать, и я пошел тропою знаний, медицины - поступил в Кембриджский университет. Там я и познакомился с Холландом, отцом Бэт. Но я отвлекся, пожалуй. Твой отец... - Ничего не хочу знать про этого свехнувшегося садиста! И не называйте меня его именем, мне стыдно, что в моих жилах течет его гнилая кровь! - Понимаю твои переживания! - Да ни беса вы не понимаете! Он задушил мать при ее же маленьких дочках, а после повесился на их глазах! Матильда до сих пор заикается, хотя прошло столько лет! Джени же долго плакала по ночам и клянусь, у нее с тех пор не все в порядке с головой! Я и сам, черт возьми, боюсь, что в один день свихнусь, как он! - Можешь мне не верить, пират, но твой отец не всегда был таким... неуравновешенным. Я помню времена, когда он только начал ухаживать за Амалией. Он был влюблен, так всем казалось. Они были очень счастливы тогда! Я даже присутствовал на твоем крещении. - Как вас зовут, Хаззарт, на самом деле? Не помню ни одного знакомого родителей с таким именем. - Ты был очень мал, Эндрю. Я боюсь, мое имя тебе ничего не скажет. Мой отец был шестым герцогом Бедфордом. Мой сводный брат, Френсис женат на леди... - Леди Лидии, дочери маркиза Уотерфорда? Боже мой! Это же высший бомонд! Что вы, черт возьми, делаете здесь, на этой старой посудине? - Я бастард и мне не место среди элиты. По крайней мере мой младший братец придерживается этого мнения. Тем более, я сам не очень жалую лондонских денди. Альберт, отец Бэттани, потеряв жену, решил уйти в море, изливать свою ненависть и несчастье на таких ублюдков – пиратов, как ты. Ему требовался фельдшер - и я согласился. Я не разу не пожалел, ей богу! Это лучше, чем лечить напомаженных бездельников. Эндрю молча кивнул, продолжая рассматривать смуглого врача. Суровые, стертые морщинами черты имели признаки аристократизма в прямом римском носе, длинных конечностях, жесткой осанке. Впрочем, на этом сходство с представителями бомонда заканчивались - пальцы, как обтесанные ветки были грубыми, вены бугрились на привыкших к физической работе руках, хмурые брови срастались на переносице. - Твой отец заболел, когда тебе было три года. На весеннем балу у Стенфордов у него случился приступ - полилась пена изо рта, его трясло в лихорадке. Когда на утро я пришел его навестить, Джон не узнал меня. Говард как будто стал другим - его взгляд, жестикуляция за ночь изменились. Самое страшное - он не узнавал так же и вас, детей, Амалию, никого. Жар, рвота, пена изо рта - мы думали он не выживет. Позже выяснилось, что какая-то бешенная собака укусила его во дворе. Чудо, что он остался в живых. На моей практике такого не случалось. Бешенство имеет четыре стадии – апатичность, помешательство, жар… И неизбежную гибель. Против этого нет лекарства, бешенство вызывает неминуемую гибель человека. Люди не выживают после входа в третью стадию, но твой отец выжил. Потом будто бы все наладилось. Лорд Говард переболел, вернулся в свет. Все же, периодически приступы возвращались. В эти моменты он не владел собой, не сознавал себя, не помнил никого из родных и слуг. Так же Джона одолевала невиданная агрессия - он то кричал как умалишенный, то бросался на своих же людей... на Амалию. Бедная женщина. Она хотела оградить вас от этого, сносила молча все дикие вспышки, брала весь удар на себя. Амалия заказывала закрытые платья, чтобы никто не видел ссадин и синяков. Джон даже в обычном состоянии перестал пускать лекарей на порог, когда они в один голос затребовали стационарного лечения для него. Я вынужден был тайком пробираться к вам в дом, чтобы обработать ее раны. Джон тоже страдал, Эндрю. Твой отец мог очнуться посреди ночи голым и избитым в неизвестном месте, без единого воспоминания о прошедшем. Он был безумен, вот и все. Сколько раз я предлагал Амалии отдать Джона на лечение, но она отказывала, жутко боясь и не желая расставаться с любимым. Она все говорила: мы с этим справимся. Не справились. Эндрю не мог поверить услышанному. Руки сжались в кулаки, из больной конечности захлестала кровь: - Раз ты все знал, старик, почему ничего не сделал? Почему не увез его... или нас, в конце концов, насильно? Как ты мог смотреть на это так спокойно? Хаззарт грустно улыбнулся. Помолчал. Под страдальческий рык пирата, лекарь снова начал разбинтовывать руку Эндрю для новой повязки: - Я пытался, мальчик, клянусь, пытался. Один раз мне это почти удалось. Я выкрал твою мать и почти увез ее в Шотландию, - голос Хаззарта потух, - Она слишком его любила, Эндрю. Слишком любила вас всех. Амалия, Амалия! Как она кричала, как билась в моих руках! А вещи, которые она мне говорила... никогда не думал, что леди способна изречь подобное… Когда Амалия встала на колени и начала умолять отпустить ее, я не смог... да кто бы смог? Ее прекрасные янтарные глаза горели таким отчаянием, и я отвез ее домой, а после никогда не встречался с ней. Я заперся дома. Черт, я сам почти сошел с ума. Как можно любить безумца? А она любила, дьявол, она и правда любила твоего отца! - Вы любили ее, Хаззарт? - Сильнее жизни! Я наблюдал за ней годами, смотрел, как каждый раз она полнеет, когда ее чрево наполнялось новым отпрыском Говардов. Смотрел как на ее чудном лице пролегают беспокойные морщины, как худеет, тускнеет. Я ничего не мог сделать, помочь, осчастливить ее... я оставил ее. Не мог наблюдать за ее мучениями, не мог больше страдать в стороне. Возможно я смог бы спасти Амалию, если бы не оставил. Черные глаза повлажнели на миг, но лекарь моргнул и привычное безразличное выражение вернулось. Эндрю как во сне увидел очертания нежного материнского лица, смуглую, почти черную руку на прекрасной щеке, темнота коридора, глубокое, рваное дыхание. Это был Хаззарт? Он не помнил лица незнакомца, был слишком мал, может лет четырех. А что, если бы лекарю удалось переубедить мать? Забрала бы она их с собой? Стали бы они семьей? Видение призрачного счастья на миг согрело сердце в груди. «Какая же чепуха!» - Харт отмахнулся от нелепой мысли. Мать была предана чудовищу - его отцу, предана до смерти. - Что вы могли сделать? Она сама его выбрала, разве нет? - Ты прав, мой мальчик, ты прав. Я знаю. Но, как видишь, твой отец не всегда был безжалостным ублюдком, он был болен - в этом был его грех. - Вы слишком великодушны к нему, для соперника. - О нет, я никогда не был ему соперником - твоя мать целиком и полностью принадлежала ему. Я никогда не питал иллюзий. Почти никогда. - Но... - Не все ли теперь равно, пират? Ты и так теперь знаешь достаточно. Так что насчет титула? Ты намерен вернуть его? Так у тебя будет больше шансов сносить свою голову. Эндрю заколебался. Воспоминания из детства, неотступно преследующие, его прояснились. Все стало как будто понятнее, Харт как будто пожалел своего старика. Но нет. Ненависть к отцу чуть потускнела, но не растворилась до конца. Такого не прощают, пусть даже лорд Говард был болен. - Я подумаю. - Подумай, мой мальчик, хорошо подумай. А теперь выпей это, - в огромной руке Хаззарта была склянка с мутной жидкостью, - и спи, не скоро еще тебе продеться спать на койке. В душе Эндрю затеплилась крохотная, как свеча на столе, надежда. Вдруг лекарь прав, и у него еще есть будущее? Возможно с Бэт? Харт тут же запретил думать о такой перспективе, слишком было запутано все между ними. В голове закружилось, веки потянуло вниз, тяжесть и вялость наполняли тело. Слева послышался тихий голос: - Уснул? Удивительно, неужели белоглазка все это время была в лазарете и слышала их разговор, а Эндрю ее даже не заметил? - Да, девочка, я дал ему приличную порцию опиума – проспит до утра. Послышались шаги. Эндрю попытался открыть глаза, но темнота затягивала его. - Хаззарт, почему ты мне ничего не рассказывал? - Разве это что-либо изменило? Если ты вбила себе что-то в голову, тебя невозможно образумить. - Это верно. Послышались аккуратные шаги вдоль комнаты. - Бэттани, не глупи. - Хаззарт, ты сам сказал, что меня не переубедить. Я все улажу с Сантьяго. Послышался скрип двери. По плечам Эндрю пробежался сквозняк. Уже проваливаясь в сон, Эндрю с ужасом подумал – «Неужели Бэт все-таки пошла к Сантьяго? Только не это!».