Глаза Тэхёна пекут от боли, и его щёки в миг становятся мокрыми от слёз. Складывается такое впечатление, что у него внезапно поднялась температура, и всё тело горит, заставляя солёную жидкость невольно проливаться. Он приподнимает веки и стирает всю влагу с лица рукавом непонятной толстовки, что на него надета. Одно журналист знал точно — одежда не его, а следовательно, Чонгука.
В комнате темно. И никаких звуков, кроме сопения поблизости спящего брюнета. Тэхён приподнимается на локтях и поворачивается к парню. Чёлка спадает на лоб, а сами волосы непривычно растрёпаны. Вряд ли кто-либо привык видеть директора именно таким. Для всех, в частности для журналиста, директор Чон — та особа, которая не идёт на компромиссы и в любом случае повернёт ситуацию так, как будет выгодно ему, это волевой человек со стальным характером, которого ничто не способно сломить. Но не сейчас. Так может показаться когда угодно, но только не сейчас, когда он спит.
Ни часов, ни телефона поблизости Ким не обнаруживает, поэтому узнать, который час, ему не удаётся. Он встаёт с кровати и размеренными шагами начинает обходить квартиру, где в последнее время он бывает чаще, чем дома, и это, по правде говоря, пугает. Повсюду: на полу, на креслах, и даже на люстре — их вещи. Тэхён находит свои джинсы и тихо, чтобы не разбудить брюнета, надевает их. Когда он подходит ко входной двери и видит эти миллионы замков, то в очередной раз понимает, что ему отсюда самому не выйти.
Желание снова находиться в тепле преодолевает парня, и он, снова стягивая с себя джинсы, ложится обратно в кровать, но пугается, когда спящий Чонгук поворачивается к нему лицом и закидывает руку ему на бедро, стараясь прижать к себе. Ким не сопротивляется, чтобы не разбудить директора и не навлечь на себя его гнев. Однако тот сам открывает глаза, и их лица оказываются в сантиметрах друг от друга.
— Ого, — тихо выдавливает из себя шатен и сглатывает, наблюдая за недоумевающим сонным лицом директора.
— Что? — щуря глаза, переспрашивает тот.
— Впервые вижу тебя без линз. Красивые глаза.
— Здесь темно. Что ты, блять, можешь увидеть?
— Ну... — задумывается на секунду Ким. — Я могу увидеть, что у тебя потрясающие карие глаза. Ты не задумывался о том, чтобы перестать носить линзы?
Чонгук издаёт недовольный стон и хмурит брови.
— Господи, да какая тебе вообще разница? Лучше бы спал и не возникал. От тебя больше толку по вечерам. Так что давай оставим пустые разговоры, они не входят в наш договор.
— Да, но... разве тебе не хочется иногда просто поговорить с кем-нибудь? О чём-нибудь важном, возможно?
— Для этого у меня есть партнёры.
— Я сейчас говорю не о деловых переговорах. Ты не задумывался о том, насколько жизнь могла бы стать легче, если бы разговоры иногда начинались со слов "как прошёл твой день?" "что ты ел на завтрак?" "как ты спал этой ночью?"
— Ты когда-нибудь заткнёшься?.. — ворчит Чонгук и, утыкаясь лицом в подушку, рукой придвигает Тэхёна к себе — так, что их тела полностью соприкасаются.
Ким чувствует, как пылают его щёки и что ему становится тяжело дышать. Не потому, что не хватает кислорода, а потому что они с директором так неприлично близко друг к другу. Эта близость кажется намного интимнее, нежели то, что происходит между ними ночью. От этого становится неудобно, потому что с каждой секундой шатен чувствует, будто в его личное пространство беспардонно вторгаются. Объятия, прикосновения — слишком личное, поэтому для парня это достаточно странно — тот, который просил не прикасаться к нему, сейчас по своей инициативе обнимает совершенно чужого для него человека.
И в отличие от Чона, Тэхён не сможет сделать того же — не сможет нарушить обещание и поцеловать его. Хотя им, вроде как, это и не нужно. Директор мирно засыпает, а журналист продолжает подчиняться и старается не двигаться лишний раз. Его бок затекает и через какое-то время тело просит перевернуться на другой. Несмотря на то, что брюнет спит, его хватка не ослабевает даже в этом состоянии, однако Ким пытается убрать его руку и лечь в удобную ему позу.
— Чон Миён... — неразборчиво сквозь сон бормочет Чонгук.
— Ч-что?.. — переспрашивает старший.
— Миён, ты такая глупая...
Тэхёна бросает в холод. "Откуда он может знать?" — крутится в его голове. Глазами он мечется по комнате, смотрит на спящего парня и ждёт, пока тот скажет что-то ещё, и после очередного раза, когда Чон произносит чужое имя, шатен не раздумывая начитает трепать и бить его по плечам, вторя слова о том, чтобы тот немедленно просыпался. Вмиг он оказывается прижатым к кровати. Рука директора крепко сжимает его шею и не торопится отпускать.
— Сколько раз, жалкий щенок, мне стоит повторить, чтобы ты лёг и спал? Если ты не можешь уснуть, то включи телевизор и лежи молча, пойди на кухню и поешь. В конце концов, поднимись в игровую и засунь резиновый член себе в задницу, играйся чем хочешь, только не смей в который раз будить меня.
Рука разжимается, и Тэхён мгновенно поднимается, чтобы прокашляться. Он пытается что-то сказать, но при каждой попытке кашель пробирает с новой силой, перекрывая все дыхательные пути. Ему правда начинает казаться, что вот-вот, и он задохнётся. Кажется, Ким даже забыл, зачем, собственно разбудил того, кого, сам знал, будить нельзя. Младший, склоня голову, наблюдает за парнем.
— Ну и? Что сподвигнуло Вас разбудить меня, мистер Ким? — спрашивает Чонгук.
— Блять, ты реально псих! Тебе не мешало бы показаться психиатру, раз у тебя такие припадки бывают! — огрызается Тэ. — Выпусти меня отсюда, больной ублюдок! Забери нахуй свою толстовку, которую ты на меня напялил и просто дай мне уйти!
Несмотря на столь грубый тон Тэхёна, Чон остаётся спокойным, и, вздыхая, скрещивает руки на груди и медленно обходит парня, искоса смотря на него.
— О-о... Так вот, как мы заговорили? Только помните, мистер Ким, что в том самом договоре стоит Ваша подпись. Вы согласились на все правила, а теперь говорите такое. Как не хорошо получается-то.
Чонгук всё так же медленно подходит к прикроватной тумбочке, и, находя контейнер с линзами, надевает их, и его глаза вмиг становятся голубыми — такими, какими их привыкли видеть все. Его руки покрываются мурашками. Он стягивает с себя футболку, оставаясь в одних домашних штанах, и говорит:
— В игровую.
Эта фраза поставила Тэхёна в тупик. Он привык, что всё это происходило вечером, либо ночью, но утром, когда день толком не успел начаться, когда он ещё не отошёл от вчерашнего. Эти слова директора прозвучали, будто его собираются вести на казнь.
— Что? — одними губами произносит Ким.
— Мне ещё раз стоит повторить?
В игровую.
Шатен кидает злостный взгляд и, не в силах противиться приказам Чонгука, быстрым громким шагом направляется наверх, ожидая, пока тот тоже не придёт и снова заставит его тело страдать. Тэхён залетает в комнату, на эмоциях слишком сильно хлопая дверью, подходит к стенду с плётками и с небывалой злостью начинает их снимать. Он кусает их, пытаясь порвать, бросает на пол и топчет ногами. Чёрная кожа не поддаётся манипуляциям парня, оставаясь целой и невредимой.
Следующей целью шатена стал стенд с наручниками. Ему хотелось сломать каждую пару, что висела на стене за каждую мозоль, за каждую напоминающую о себе царапину на его запястьях. Он гнёт их, ломает, откидывает пару за парой к плёткам, и идёт к особому месту, где стоят тюбики, в которых смазка с самыми разными запахами. Журналист выливает всё до капельки из каждого тюбика. Это уж наверняка, чтобы директор точно ничего не смог с ним сделать.
Все верёвки, разные по длине, толщине и жёсткости оказываются безжалостно перерезаны. Всё это Тэхён успевает сделать до того момента, пока в игровую не входит её хозяин и хозяин этого здания в целом. Он приостанавливается на входе и оценивающе смотрит вокруг. Все его игрушки разбросаны, некоторые — сломаны, а в центре всего этого — нашкодивший щенок Ким Тэхён. Именно так это всё видел Чонгук. Он поджимает губы, вскидывая бровями и направляется к тяжело дышащему источнику всех бедствий.
— Малыш сломал все игрушки папочки? М-м, как нехорошо получилось...
— Кто? — возмущается Ким. — Никакой ты мне не папочка.
В миг брюнет оставляет отпечаток руки на щеке сабмиссива. Тот отворачивает голову в сторону и держится ладонью за больное место.
— На колени, — приказывает младший и хватает парня за волосы на затылке. — На колени, я сказал!
Тэхён, не в силах сопротивляться, рыча, медленно начинает опускаться. Когда он полностью садится, в то же место снова прилетает удар.
— Сейчас ты — нашкодивший пёс, а знаешь, что делают с непослушными собаками? Наказывают, — снова удар.
Старший не возникает, и всё же осмеливается посмотреть вверх — в глаза своему мучителю.
— А за то, что собака сломала все её игрушки, я накажу её ещё больше.
После каждого предложения, произнесённым Чонгуком, он оставлял на щеках подчинённого новые следы, что совсем скоро они покраснели и начали напухать. Однако шатен сидел всё так же смирно, пока его снова не схватили за волосы и не начали поднимать с колен.
Чон подзатыльником пихает парня к окну и рывком снимает с него толстовку.
— А если собака не ценит особую заботу, которую хозяин проявляет только к ней, то такую собаку стоит выкинуть.
Брюнет стягивает трусы с журналиста и велит ему развернуться. Тэхён оказывается повёрнутым лицом к улице, где он всё видит, но вряд ли кто-то увидит его. Чувствуя, что он рывком оказывается поставлен раком, он опирается на локти о подоконник и шипит, чувствуя, как директор раздвигает его ягодицы.
— Ну что, будем растягивать тебя или нет?
С этими словами Чонгук вводит первый палец, от чего старший поднимается на носочки и шипит от боли.
— Да, тебе тоже кажется, что это всё не очень приятно, особенно когда это происходит на сухую. Сейчас бы со смазкой хорошо было. Ах да, какой-то паршивец ведь вылил её, — с этими словами Чон добавляет второй палец, и тогда Тэхён уже вскрикивает, но прекращать не просит, потому что, скорее всего, знает, почему так всё происходит. — Если псина думала, что перевернув здесь всё вверх дном, ей удастся избежать наказания, то она очень сильно ошиблась.
Брюнет вытащил пальцы, в ответ получив облегчённый вздох, и слегка смочил их слюной, а после смазал свой член.
— Изначально я шёл сюда, чтобы просто немного поразвлечься. Просто утренний секс с клубнично-банановой смазкой, хорошей растяжкой, долгими возбуждающими прелюдиями. Но, видимо, тебе это всё не по душе, — равнодушно произносит Чон и рывком толкается в шатена.
Не самые приятные ощущения — входить в кого-то без обильной смазки, но он считал своим долгом проучить парня.
Грубыми резкими толчками директор вбивается в Тэхёна. Тот поначалу сдавленно стонет, но после начинает вскрикивать. Его волосы сжаты в кулаке и оттянуты назад. Чонгук притягивает его к себе и рычит на ухо слова о том, что в следующий раз пусть думает, прежде чем сделать. Молчание парня раздражает его ещё больше, и тогда он начинает вбиваться в него быстрее, жёстче, грубыми частыми толчками. Одной рукой продолжает оттягивать за волосы, а другой сжимать полуэрегированный член до невыносимой боли. Мнёт бока, бьёт по ягодицам, прокусывает шею — делает всё, чтобы выбивать из сабмиссива ещё больше криков боли.
Кончить никому из них не доводится. Впрочем, роли это не играет, ведь это изначально не входило в планы младшего. Он вытаскивает натёртый из-за сухости член, натягивает штаны и с силой бьёт Тэхёна по ягодицам. Тот склоняет голову к локтям, не желая поворачиваться.
Чонгук отходит и начинает бродить по игровой.
— Повернись, — приказывает он и сабмиссив покорно медленно разворачивается, следя за каждым движением его мучителя.
Сперва Чон подходит к стенду с плётками. И поднимает одну из них.
— Как бы мне тебя наказать? Не этим ли? Хм... Нет... Это мы уже проходили, так что будет не интересно, не так ли? — Парень идёт к наручникам и находит исправные. — А это, по-моему, в самый раз.
Брюнет подходит к старшему и говорит ему сесть, затем берёт наручники приковывает одну руку Тэхёна к батарее.
— Блять, ты серьёзно? — измученно произносит Ким. — Хватит... Просто отпусти меня. Тебе не надоело?..
— Нет, — не раздумывая, отвечает младший. — Не знаю, во сколько я вернусь из офиса, но тебе придётся просидеть здесь, пока я не приду, чтобы навестить тебя. Даже не знаю, как мне стоит теперь к тебе обращаться. Мистер Ким или жалкая псина?
— Линзу вторую надеть не забудь, умник. А если я в туалет захочу?
— Под себя, дорогой, под себя.
Брюнет уходит, громко хлопая дверью игровой, оставляя журналиста сидеть одного.
***
— Прости, Миён... Господи, мне так стыдно, если ты сейчас это видишь. Я не знаю, каково это — видеть своего парня прикованным к батарее каким-то ненормальным психом. Прости, Миён... Это всё из-за того, что он во сне назвал твоё имя. Я знаю, что это нормально, когда у людей есть знакомые с одинаковыми именами, но... В каждом я всё равно слышу лишь твоё... Блять, до чего я дожил? Говорю сам с собой, пока голый привязан к батарее в комнате больного психа.
Тэхён рассматривает комнату, в которой творится беспорядок, и винит себя за то, что в который раз он оказывается таким безрассудным.
***
— Мистер Чон, мистер Чон! Пожалуйста, погодите! Это правда очень важно, — кричала девушка, пытаясь постоянно обгонять брюнета и что-то ему сказать. — Выслушайте меня хоть разочек!
— Мунёль! — директор останавливается. — Послушай меня, ты — не просто моя секретарша. Ты одна из моих секретарш. Ты должна благодарить меня за то, что я запомнил твоё имя. Хотя если бы ты не мельтешила перед глазами, то это вряд ли случилось бы. Мне не нужны твои "суперинтересные" идеи для оформления журнала. Для этого у меня есть клиенты, с которыми мы заключаем выгодные сделки. А если ты ещё раз появишься у меня на глазах с чем-нибудь подобным, то можешь поверить, ты с той же секунды здесь не работаешь. Поняла?
— Н-но...
— Если ты думаешь, что одна здесь за мной бегаешь, то очень сильно ошибаешься. Так что, будь добра, сделай мне кофе, а не то заставлю во время важной сделки сидеть под столом и сосать.
Девушка с явными покрасневшими щеками скрылась из виду, после чего директор смог с облегчением выдохнуть. Он остановился на половине пути.
— Ну и куда я шёл? Блять, Мунёль, клянусь своей игровой, уволю нахрен. Ах да, у меня же больше нет игровой. А всё благодаря кому? Как он там, кстати? Шестой час сидит ведь.
Парень не помчался проверять состояние журналиста — это был риторический вопрос. Но он на самом деле переживал и уже понял, что переборщил. Не с наказанием, а что оставил его без воды, еды и уборной.
Для занятого директора день проходит быстро, поэтому возвращаясь домой, он не сразу вспоминает, что там, в игровой сидит прикованный к батарее Тэхён. Нет, он врёт сам себе. Он помнил о нём всё время и даже отменил последнюю встречу, чтобы скорее вернуться.
Первым делом брюнет поднимается в игровую, даже не замечая, как торопится это сделать. Около батареи сидит парень, который повернулся, услышав звук открывшейся двери. Он не смотрел на Чонгука со злостью или с презрением.
Младший подходит, присаживается на колени и, поджимая губы, смотрит то на наручники, то на шатена. Ему становится не по себе.
— Хэй, Тэ... — тот пальцем приподнимает его подбородок и встречает пустой безжизненный взгляд. — Ты знаешь, я так подумал, чёрт с ней, с этой игровой. Переделаю заново. Ты как?
— Просто дай мне воды...
Наручники спадают с руки Тэхёна и тот, отказавшись от помощи, встаёт, надевает трусы и даже не брезгует толстовкой Чонгука.
— Знаешь, мог бы и отопление подключить. Не лето уже ведь.
Они молча спускаются в апартаменты. Старшего сразу тянет к кровати. Он на выдохе садится и наблюдает за директором. Тот крутится на кухне, что-то делает, копошится, и через время возвращается к журналисту.
Его движения рук плавные и невесомые, он обводит ими шею шатена и приглаживает волосы, а после оставляет поцелуи на щеках, где недавно оставлял следы пощёчин. Тэхён прикрывает глаза от непонимания. Через время Чон останавливается и снова идёт на кухню. Всё это время на плите готовился ужин.
— Тэ, прости, я... погорячился.
— Да ладно, я ведь сломал почти все игрушки, — парень виновато опускает взгляд, переводя его на руки Чонгука.
— Да бог с ними, с теми игрушками.
— Я вот не пойму, Чон, тебе нравится, что ли, сначала издеваться надо мной, а потом зализывать раны? Это происходит постоянно, но каждый раз ты выкидываешь что-то новое. Сегодня вон, ужин приготовил. И я до сих пор не могу понять этих поцелуев. У нас ведь договор: я к тебе не прикасаюсь и я с тобой не целуюсь.
— Так я ничего и не нарушал, — Чон ехидно улыбается. — Не ты ведь меня целуешь, а я тебя. Про это в договоре не было сказано ничего, так что ни за какие рамки я не выходил.
Тэхён знает, что Чонгук всегда сможет выкрутиться из ситуации, но один вопрос ещё всё же тревожит. Брюнет проводит большим пальцем правой руки по губе Кима, а после притягивает к себе и касается своими.
Это не больше, чем секундный поцелуй. Это не больше, чем просто поцелуй. Это ничего не значит.
Рука директора перемещается на талию Тэхёна и они медленно пятятся назад, в сторону кровати, пока не оказываются на ней. Младший нависает над парнем и снова касается его губ своими.
Это не больше, чем пятисекундный поцелуй. Это не больше, чем просто поцелуй. Это ничего не значит.
— Чонгук, у меня всё болит, может, сегодня не будем?.. — жалобно просит старший.
— Я ведь ни о чём таком не прошу.
— Тогда... Вопрос. Зачем ты целуешь меня?
— Потому что ты мой.
И снова его губы оказываются на губах шатена.
Это были не более, чем поцелуи, длящиеся всю ночь. Это были не более, чем просто поцелуи. Это не могло ничего не значить.
