Fifty Shades of Jeon Jungkook

      Тэхен уже влился в, окружающую его вокруг, обстановку, вновь подрабатывает в том же магазинчике, а свое свободное время проводит за ноутбуком или за своим любимым блокнотом, сочиняя короткие рассказы, которые со временем становились больше и больше, интереснее и загадочнее, наполнялись глубоким смыслом, а также украшались интригой в конце, тонко намекая на продолжение. Он прогуливается вечерами по парку, слушая в наушниках воодушевляющую музыку, рисует у себя в голове сюжетные картины, преображая их в строчки на чуть шершавой бумаге. Смотрит на розовые закаты и пенистые облака, как будто те - восьмое чудо света, вдыхает запах свежескошенной травы, и хватается пальцами за края футболки неловко. Друг вздыхает восхищенно, прочитывая мини-шедевры, и треплет его отросшую челку, Тэ наблюдает за ним с улыбкой, а в глазах мечта искрами разноцветными плещется в море по-детски невинных надежд.       Тэхен привык даже к воркующим частенько на кухне, сидя за столом, Юнги с Чимином, это слишком удивительно и прекрасно, Тэ кожей, кажется, ощущает всю уютную атмосферу, предназначенную только для двоих, шатен понимает, что лишний. Пак так смущается мило и излучает всем естеством неземную любовь, а Мин фыркает лишь, но все равно касается того нежно, так трепетно, берет чужую крохотную ладошку в свою. Тэхен думает, что вот оно счастье, когда во все невзгоды будет тот, кто обнимет, прошепчет что-то томно на ушко, и сразу легче станет, на душе спокойнее будет, и все забудется мгновенно.       День проходит незаметно, также как и предыдущий, совершенно ничего нового и Тэ понимает, что ему это более чем нравится, он так долго ждал уюта, умиротворения, своего собственного времени. Но как бы Тэхен не наслаждался, у него тоска собирает все тонкие ниточки чувств в один целый громадный клубок в ямке между ключиц. Его паутина безмятежности, сотканная маленьким и слабым паучком гордости так усердно, расползается по швам, растягивается в эпицентре, становится полупрозрачной, испаряется, еще даже не до конца успев окрепнуть. Киму хочется выплюнуть это, содрав горло, вырвать из груди, сломав ребра, сжать комок, запутанный давно, в кулак, и выбросить как можно дальше, утопить в океане бушующем. Так, чтобы волны высокие унесли; так, чтобы застрял в какой-нибудь впадине, на самом дне, в черноте и бесконечном покое.       Он не может уже просто, устал, вымотался, но Тэхен не трудится усердно, не перенапрягается, здоров полностью физически. Просто боль непроходимая, могущественная до тряски, забирает все силы, вспышки происходят так неожиданно, но даже они, такие короткие, доводят до изнеможения. Тэ теряется в себе каждый раз, рыскает по лабиринту, ищет выход, чаще попадая в тупики – серые бетонные стены, расписанные узорами трещин. А когда все встает на нужные места, то ненавидеть начинает. Наивность свою в первую очередь. Потому что не мог сопротивляться звериному шарму Чонгука, не был способен оттолкнуть, хотя Гук не приближался совсем, не желал, Тэхен сам подходил, лично сделал глубокий, но изящный вырез скальпелем по измученному сердцу. Слишком ювелирная работа, это и губит больше, Тэхен поддался, он виноват в этом, только он.       В его мыслях, воспоминаниях, вещах, черным по белому написано четко, до щипания в глазах рябит и сияет нездорово только одно имя: «Чонгук. Чонгук. Чонгук». Тэ даже кажется, что его инициалы на его теле находятся, набиты татуировкой, зудят, ноют противно, и колются тысячами игл внутри.       Его бесит очень, что все началось по новой, он кубарем вниз полетел, скользит по ледяной горе, еле оставаясь на ногах, держит равновесие старательно, хватается за воздух, чтобы не упасть, не увязнуть еще, хотя уже некуда, вроде. Ким рвет волосы и заглушает, заглушает, заглушает. Зубы стискивает, дышать пытается ровно, веки прикрывает томно, и выдавливает из себя стон протяжный, жалобный на половину, а на другую – истерзанный.       Тэхену бы оказаться там, в таком пространстве и времени, где не существует таких пыток и метаний как душевные, он хочет повязать себя, закопать заживо, уснуть и никогда не проснуться, только бы это кончилось, прекратилось, и никогда больше не появлялось. Ему только остается сдерживать рыдания, вырывающиеся отчаянно так, рвущие беспомощное тело на куски огромные.       Прошло уже около трех недель, а Тэхена так манит к прошлым мгновениям все ближе и ближе, он тянет свои длинные руки навстречу, встает на носочки, и сдувает разом мешающие пряди со лба. Довольно много времени, это его не останавливает, а лишь подливает масла в огонь, заставляет бежать все быстрее, стремиться к – видением с Чоном – цели. Многое изменилось, он больше не роняет предательские соленые капли в ванной, не сидит у окна, сжавшись, не кутается в одеяло полностью, будто то защитит от всех страданий. Тэхен, честно, не понимает, зачем все это делал, если возможно было просто выкинуть все и начать жить нормально? Совершенно не знает причину, однако, все равно дал слабину, опустил руки, а взгляд в пол уперся.       – Все в порядке? — спрашивает зачем-то Чимин часто, на что получает кивок одобрительный и поджатую губу нижнюю, потрескавшуюся из-за терзаний нервных. Он гладит младшего по плечу, а через пару секунд сбегает на кухню, чтобы заварить какао, что всегда успокаивает потухшего друга.       – В полном, — отвечает Тэхен запоздало, смотря на силуэт Пака в освещенной кухне, тот бегает из стороны в сторону с какими-то баночками и чашками.       Тэхен вновь уходит в себя, не мешает даже громкий включенный телевизор и шум машин за открытым окном, он не моргает почти, а все рассчитывает, связывает вместе, собирает развалившийся пазл. Все так, к чему Тэхен стремился, но между ребер застревает пустота, нет того самого чувства наполненности, оно было, Тэхен точно уверен, что встречал его раньше, в доме холодного дерзкого директора, сто процентов там. Такое полупрозрачное, неведомое раньше, но не менее ощутимое, а сейчас, когда юноша кутается в плед, подбирая замёрзшие ступни под себя, в легких собрались слои пыли и никому не нужной гнили. Током прошибает, кажется, и приходит осознание.       Тэхен влюблен. Точно. Бесповоротно и безрассудно.       По лицу жуки проползают будто, шатен бьет по щекам себя, пока те не покраснели и не отдавали жар, крик вырывается из его горла, истошный, растерянный. Ким напуган до жути, в зрачках жирно читается одна эмоция «Страх», он везде, в сознании, в кончиках пальцев, под кожей, и в моторчике за крепкой грудью, слева. Волоски дыбом поднимаются, а в ушах звенит, и смех тот скверный слышится.       – Тэхен~a, Тэ-Тэ! Тэхен! — визжит Чимин и трясет, подозрительно ведущего себя, друга, напротив садится, и обнимает крепко, тот дрожит, словно, лист, цепляется только более бешено, прижимается все плотнее, так, что рыжий лишь выдыхает и выжить пытается, но не отпускает, знает, что не сейчас.       Чимину грустно и немного тяжко, что его самый близкий и солнечный Тэхен, который радовал всегда и забавлял глупыми шутками, ходит убитый постоянно, глядит преданно, горестно даже, на них с Юнги и слезы копит в уголках глаз. Чим смышленый, все замечает: печаль, вялость, неизменное уныние, рыжик подбодрить желает, утешить хоть чуточку - бесполезно.       Тэхен плетется по, выученному наизусть давно, парку, он ушел из теплой квартирки, оставив Пака одного, так как его парень куда-то подевался, Ким раздражительно шаркает подошвой ботинок, сбивая на дороге маленькие камушки, те отлетают как можно дальше, укатываются в кусты, а Тэ не замечает вообще. Его тонкая острая проволока обмотала, создавая фантомную неприязнь в районе грудины и узких запястий. По венам течет кислый алый яд, по лбу струится ледяной пот, капает на асфальт кристаллами отшлифованными, на шее красуются легкие царапины и побаливают полумесяцы – следы от ногтей.       Розовый закат не привлекает никакого внимания, слишком скучно, слишком по стандарту, обыденно, и не интересно, даже, может быть, уже не так красиво. Облака такая же пена, воздушная, белоснежная, но очень надоедливая. Ветер развивает, плохо уложенные сегодня утром, волосы, приподнимает границы ветровки, Тэхен по привычке зачем-то захватил с собой блокнот, обхватил его, приложил к себе. Все равно писать ничего не собирался, да и ручки нет, как на зло. Он на скамейку садится старенькую, та тихо поскрипывает и чуть шатается, однако, Тэ не до этого. Юноша открывает первую страницу небольшой книжечки и ухмыляется безысходно – очень слащаво и романтично, только сквозь слова, присмотревшись намного основательнее, поняв истинный смысл, возможно заметить столько рези, столько расстройства.       – Ты — болезнь, зависимость, отрава, невидимый вирус, атакующий сразу, с тобой я умру, а без – потеряю смысл жить. Позволь выбрать, любовь моя, не хочу быть ,как ничтожная оболочка, — читает он шепотом, проводя пальцами по чернилам, выдыхает коротко, сдвигает брови, образуя заметную морщинку между.       – Мой искуситель и доминант, большой грех на земле, желание изучить и любить – выше самой огромной горы, бей меня, целуй меня, унижай, утешай. Только ты, — звучит из чужих уст следующая фраза, голос знакомый, уверенный, у Кима сводит руки, прерыватель угнетения вырывает бумагу, проводит чутким взором все остальное.       Сейчас рядом с Тэхеном сидит его причина, та самая, что заставляла сердце биться со скоростью света, а тело мелко дергаться, та самая боль, что заставляла скрючиваться вдвое, прятаться от своих мыслей, но при этом страстно мечтать. Вот он сейчас в дорогом костюме, как полагается, с черными зрачками, той же строгостью и точностью. Он читает его, тэхеновы, слова, его раздумья, и несбыточные грезы.       – Давно не виделись, Тэхен, — наконец, спустя несколько минут говорит он, прожигая младшего насквозь, опаляя его губы горячим дыханием, дотрагиваясь коленом до ноги шатена.       «Чонгук»       – Ты… — начинает Ким, но едва успевает произнести это, потому что его затыкают поцелуем. Уста к нежной коже других, Тэхена плавит от всего этого, не в силах пошевелится, оторваться просто нереально.       Чонгук прикусывает нижнюю, но тут же засасывает её, облизывает, исцеляя, двигает губами медленно, трепетно, как никогда раньше, придерживает Тэхена за талию, чтобы не сбежал, не выбрался из ловушки, убийственного капкана. Прижимается только теснее, не углубляет, не портит момент, оттягивает только, наслаждается, слышит полустон и улыбается.       Появляются почки, древо все могущественнее.       – Здесь, чтобы вернуть тебя...