Так решили звезды

- Ну, и где это наш господин президент? – иронично поинтересовался Воропаев. – Неужели он не почтит нас своим присутствием? - Обещал приехать, - Маргарита взволнованно набирала номер Андрея, и в который раз слушала извещение о том, что телефон сына выключен. Может быть, разрядился? – Задерживается, наверное… - Или попал в пробку, - спокойно заметил Паша, не отвлекаясь от страниц газеты. – Киры, кстати, тоже еще нет. - Маргарита, - сразу же оживилась Кристина, - я так и не поняла, почему не будет свадьбы? Еще позавчера я только узнала, что моя сестра выходит замуж. А сегодня вдруг выясняется, что свадьбы не будет. А я уже и платье себе прикупила. И придумала, где можно устроить свадьбу. Вы не представляете! В Монтезуме! Я там была проездом. Невероятное место. И столько серферов. Я, кстати, познакомилась там с одним. С Рамидо. И встала на доску сама. Вы бы видели, как я неслась по волнам, - громко, заливисто засмеялась и тут же перекинула свое внимание на новую картину на стене. - Да, уж. Представляю эту свадьбу. Кира на доске. Андрюша под доской, - хитро улыбнулся Александр и тоже посмотрел на картину. – Как же хорошо, что Кира одумалась! - Саша, ну, что ты такое говоришь? – Маргарита взглянула на него фирменным укоризненным взглядом, и Воропаев мгновенно стушевался, он всегда так делал. Только Маргарите Рудольфовне удавалось заставить его почувствовать себя виноватым, больше никому. – Они просто поссорились. - В очередной раз. - Это отношения, Саша. А отношения гладкими быть не могут… Помирятся они… Они же любят друг друга. Паша, ну, что ты молчишь? - А что ты хочешь услышать? - Твое мнение. - Неужели? Марго, оно тебе, как всегда, не понравится… Я с тобой не согласен. Думаю, на этот раз они расстались всерьез, - произнес он задумчиво. - Ты прав, Паша. Я с тобой не соглашусь. Вечер проходил тускло, скучно. Царила натянутая атмосфера. Говорили вынужденно, выдавливая вежливые улыбки. Поистине семейный ужин… Одна лишь Кристина лепетала, без умолку, рассказывая о своих невероятных приключениях по странам и континентам. Она была, как всегда, весела, легка и ветрена, добра и простодушна. В контрасте с Александром крайне сложно было поверить в то, что эти два таких разных и непохожих человека – брат и сестра. Хотя, всякое бывает в жизни. И Маргарита уже давно привыкла ничему не удивляться… Но вот эта ситуация с разрывом свадьбы и таким непонятным интересом ее сына к нелепой, страшненькой девочке, просто выбила ее из колеи. Удар под дых. Картина семейного благополучия рушится на глазах… А еще этот ужин. Сухой. Вынужденный… Он расстроил ее окончательно. Семья. Они ведь семья? Смятение сменилось страхом. Диким испугом… Неужели все распалось? Дети выросли и выпали из гнезда? И если бы не эти гнетущие мысли, если бы не бессонные ночи размышлений, то, может быть, то, что сказал вдруг Паша, она бы восприняла спокойнее… - Через неделю я улетаю в Мельбурн. В Австралию. Марго, ты помнишь Эдвардса? Он сейчас живет в Мельбурне, он провел там анализ рынка моды. И утверждает, что Австралия – земля не обетованная для Европейских дизайнеров. Тяжкий ком застрял в горле. - И ты поедешь туда? – спросила она взволнованно, голос охрип. – А как же Лондонские партнеры? Руки заледенели. Испуг расползался по всему телу… И тут Павел сказал именно то, чего она боялась услышать больше всего. - Лондон подождет. Тем более перспективы от сотрудничества с Полом Бенкинсом не так велики для «Зималетто». И у тебя, Марго, кстати, с ним лучше всего налажен контакт. Мне кажется, он и о сотрудничестве заговорил только для того, чтобы с тобой почаще встречаться, - усмехнулся Павел. - Ты улетаешь в Австралию один?.. А меня отправляешь в Лондон? – поинтересовалась она, придав голосу максимум безразличия. - Да. Отдохнешь от меня. - И долго мне посчастливится отдыхать? - Около месяца. Маргарита сдавленно выдохнула. Сжала телефон в руке и снова принялась дозваниваться до Андрея. В голове стучал пульс. Гулким звоном, подобно колоколу. Губы пересохли. Кажется, поднялось давление… *** И искры летели из глаз! И страсти кипели, бурлили. Андрея Жданова буквально распирала изнутри жгучая злость вперемешку с ревностью. Неконтролируемой и всепоглощающей. Он стоял, а точнее прятался, за какой-то белой длинной тканью, которая, кажется, предназначена была, изображать паруса, и смотрел, как Катенька, его любимая и обожаемая Катюшка, в очередной раз чему-то заливисто, а главное – невероятно очаровательно, смеется. Откидывает голову назад, взмахнув двумя прелестными косичками, и подмигнув собеседнику и погрозив ему пальчиком, начинает что-то говорить. И, судя по искрящимся смешинкам в глазах, что-то очень умное, остроумное и озорное одновременно. Минута. И собеседник начинает биться в неудержимых приступах хохота. Такого громкого, что остальные посетители ресторана невольно оборачиваются на источник звука. Даже оркестр на мгновение затихает. Мухи зависают в воздухе. Ветер перестает лихорадочно тормошить ветви деревьев за окном, и овеянный любопытством, просачивается в неплотно прикрытые двери ресторана. Края скатертей взмывают вверх и плавно опускаются обратно. Но Катерина и ее собеседник, коим выступил сам его величество Милко, похоже, даже не замечают всеобщего внимания и продолжают говорить, перекидываясь улыбочками. Бесконечными улыбочками. Которые зажигались и вспыхивали. Весь вечер. Бессчетное количество раз. Андрей сделался чернее тучи. Терпение, израненное и истерзанное, было на исходе. Белые паруса, белая мачта. Усатые, прилизанные официанты в форме моряков шныряют туда-сюда. Оркестр играет настоящий драйвовый джаз, сверкая золотистыми трубами. Фоном шумит прибой морских волн. Звуки смешиваются, переплетаются и рассеиваются под тяжелым взглядом темных угольков глаз. Кажется, сам морской дьявол ступил на палубу этого воображаемого корабля «Саяна», расположенного в центре Москвы, и вот-вот случится катастрофа. Вот-вот грянет гром. И молнии гнева обрушатся на виновных. Вернее, на виновного – великого гения всех времен и народов. В том, что он виновен теперь уже не было никаких сомнений. Андрей убедился в этом неоднократно. Первый звоночек прогремел еще утром. Нетипичное поведение, пронзительные долгие взгляды, брошенные в сторону Катерины. Все это мгновенно породило подозрения, к которым автоматически, в виде бонуса, добавилась ревность, и острое желание никуда Катю не отпускать, ни на какую выставку. Тем более с этим типом. Тем более, вечером. Но вот Катенька, как оказалось, считала совершенно иначе. Ей, видите ли, неудобно перед Милко. Она, видите ли, обещала ему пойти. И сдержит свое слово. Потому что они – Пушкаревы, слов на ветер никогда не бросают. Андрей, было, попытался возразить. Мол, скоро она станет Ждановой, а Ждановы не так сильны в выполнении своих обещаний. Глупость, конечно, сморозил. Но понял это уже после того, как Катя возмущенным жестом поправила свои очочки, молча развернулась, и скрылась в каморке. Обиделась. И до самого конца рабочего дня не разговаривала с ним. Нет, она не молчала, конечно же. И деловые вопросы охотно обсуждала. Но вот когда Андрей снова заговаривал о вечере, сразу же вспыхивала возмущением, смотрела гневно, и от своего не отступала. Никакие «не отпущу» на нее не действовали, ни крики, ни просьбы. Держалась бойким оловянным солдатиком, а под конец даже отчитала его за то, что смеет так ей не доверять, а главное, наговаривать на Милко. И ведь ушла. С ним. С гением этим доморощенным. Укатили на красненькой машинке, провожаемые потрясенными взглядами «Женсовета». А он стоял и смотрел им вслед. А что еще оставалось делать? Не бросаться же под колеса машины с криками «не уезжай, пожалуйста, останься со мной». Нет, такого зрелища он устраивать не будет. На него и так вдруг устремилось несколько пар глаз. Внимательных таких. Любопытных. Кажется, дамочки снова страдают осенним дефицитом информации. Судя по вмиг накалившей атмосфере, болезнь сия находится на прогрессирующей стадии. И лучше всего последовать примеру охранника Потапкина, скрывшегося за вращающейся дверью «Зималетто», и испариться отсюда немедленно. Нацепив на лицо дружелюбную улыбку, и весело подмигнув дамочкам, Андрей поспешил к своей машине. Катенька требует от него доверия. Что же… А он и доверяет ей. Ей. Но не Милко! Этот тип со своими странными выходками и неожиданно возникшей симпатией к Катерине невероятно напрягает. И как можно оставить их наедине? Вечером! Нет. Не дождутся! Запрыгнув в машину, завел двигатель и рванул с места. По пути позвонил Юлиане и выяснил, где проходит эта самая выставка, и тут же отправился по указанному адресу. До Кати так и не дозвонился. Абонент выключен или находится вне зоны действия сети… Вне зоны! Черт, что происходит? Почему телефон не доступен? Где она находится? Андрей ожесточенно давил на газ, не замечая быстро увеличивающей скорости. И думал о том, как нелепо все вышло. А ведь как хорошо начинался день. Какими восхитительными были те минуты. Утром. В каморке. В полумраке. Спертый воздух. Разгоряченные, полуобнаженные тела… И если бы не Ярослав Ветров, которого внезапно занесло в президентский кабинет, не известно, чем бы все закончилось. Хотя… Кого он обманывает? Все ему известно. В таком распаленном состоянии самостоятельно оторваться от мягкой податливой Катеньки он не смог бы. Ну, никак. Он вообще в последнее время не мог не касаться ее. Тянуло, как магнитом. Желание вспыхивало мгновенно. Даже сейчас, чувствуя невероятную злость, тело охватил жар, избавиться от которого не так просто. Невозможно, если быть точным… И вот так, полыхая ядовитой смесью эмоций, Андрей ворвался в огромный зал с выставкой довольно сомнительного современного искусства. Зал этот, надо сказать, был перегружен посетителями, вдохновлено взирающими на непонятные груды разного хлама. Найти тут Катерину оказалось крайне проблематично. Обойдя помещение вдоль и поперек несколько раз, наткнулся на нее совершенно случайно. Катенька с интересом изучала огромную кучу песка с квадратной пластиной стекла, воткнутой посредине. Рядом с ней павлином стоял Милко и увлеченно что-то рассказывал, размахивая рукой. Катя слушала его и улыбалась. Открыто, светло. А потом они двинулись дальше. К груде старых поношенных ботинок, выстроенных в форме рыбы. Андрей плелся за ними следом, держа расстояние. И чувствовал себя полным идиотом. Хотелось уйти отсюда немедленно, прихватив с собой Катеньку. Вот только что-то ему подсказывало, что она не пойдет с ним. И обидится еще сильнее. А обижать Катю ой, как не хотелось. Он и так с ней помирился с большим трудом. При помощи высших сил, или какой-то помехи во временном пространстве. Да и неважно, что конкретно перенесло их сюда, в прошлое. Важно то, что они вместе. Снова вместе. Во всех смыслах этого слова. И Катя его простила. А все остальное им нипочем. Андрей заулыбался. Настроение мгновенно переменилось на положительное. Наступив на ножницы, которые тоже символизировали какой-то прорыв в искусстве, он пробрался поближе к Катерине. И замер в изумлении, облокотившись на мраморную ногу балерины, торчащую из пола. Катенька, его Катенька, обнималась с Милко. И что-то радостно выкрикивала. А затем они куда-то вместе пошли. Стремительно. Андрей едва не потерял их из вида. Нагнал у выхода. Проследил. Запрыгнул в автомобиль и отправился за ними. За красной машинкой. За красной тряпкой, которую хотелось разорвать на части. Запрещал себе думать, что бы все это значило. Запрещал анализировать. Ожесточенно крутил руль. И придумывал казни великому дизайнеру… Прибить степлером к подиуму. Повесить на коллекции шерстяных платьев! Воткнуть в него все булавочки! Вырубить манекеном! Четвертовать линейкой закройщика! Закрыть на складе с Потапкиным! Хотя Потапкина жалко… Черт бы побрал этого Милко! Ну, вот и приплыли. Они оказались у ресторана «Саяна». Андрей помнил, какая шумиха поднялась вокруг открытия этого сомнительного заведения. Отзывы были разными. От ироничных до восторженных. Что ж, представился случай испытать новый ресторан лично. Захлопнув с остервенением дверь автомобиля, двинулся к входу, где уже мелькнул и исчез силуэт Катерины. Швейцар посмотрел на Андрея с опаской, но дверь услужливо открыл и, слегка заикаясь, пожелал хорошего вечера. Хорошего вечера? А почему бы и нет! Вот только требуется небольшая доза успокоительного. И где у нас тут бар? Ага. Вон там, у руля. Прекрасно! Влив в себя несколько стаканов виски одним махом, Андрей принялся наблюдать за этой сладкой парочкой. Милко… Перья то как распушил. Глазками как блестит! Катенька, да он же взглядом тебя пожирает! Неужели ты не видишь ничего? Ну, какая тут доброжелательность? Это же самый настоящий похотливый интерес! Видимо, у Милко что-то перемкнуло… Ведь еще совсем недавно точно так же он смотрел на своего обожаемого Рональда. С такой же теплотой, с таким же азартом. Точь-в-точь! Катенька, ну, приглядись же ты внимательней! А вот, кстати, лица Катерины он и не видит. Только бок. Надо исправить эту шпионскую недоработку срочно! Заказав еще стакан виски, Андрей медленно, слегка шатаясь, подошел к белой ткани. Остановился. И мгновенно побледнел. Глаза-угольки вспыхнули яростью. Катя смотрела на Милко с теплотой… Она улыбалась ему... Неужели она отвечает на знаки внимания? Что значили те объятья? Это была самая изощренная пытка. Думать и наблюдать такое. Бездействуя. Андрей словно прирос к этой палубе каменным изваянием. Как морской Каменный гость… Время исказилось. Оркестр гремел. Мельтешили официанты. Суматоха. Гул разрастался до размеров огромного пузыря… А потом был этот смех. Звонкий, громкий. И внутри, будто что-то лопнуло. Бокал выскользнул из рук, разбился. Осколки разлетелись в стороны. Андрей решительно двинулся к выходу. На свежий воздух. На сушу… * * * Весь день Катерину преследовало странное чувство, будто бы за ней постоянно кто-то наблюдает. Следит… Нет. Это был не какой-то определенный человек. Нет… Казалось, что все вокруг, объединившись в одну большую материю, смотрело на нее. Стены. Двери. Картины. И даже калькулятор. Всюду были глаза. Как наваждение какое-то. Марок. От которого нигде не спрятаться. Ни в каморке, ни в лифте, ни в туалете… Странное чувство. Мания преследования какая-то… И день странный. Чудесное утро. Андрей… Такой близкий, такой родной… И вдруг ссора. Ни с того, ни с сего. На пустом месте. Он приревновал ее к Милко! Ну, как такое можно даже предположить? А уж тем более поверить! Нелепость какая-то… Но даже, если бы это была правда, то, как Андрей может так ей не доверять? Это же даже обидно! Настолько, что все внутри отзывалось тугой болью. И все слова куда-то разбегались. Потерялся алфавит. Остались инстинкты. Спрятаться и защищаться. От кого? От недоверия. И такого Андрея – самоуверенного, властного собственника, непреклонного, немного взъерошенного и злого. Но не менее любимого. Вот, в чем вся беда. Не успев посражаться, она готова была ему уже сдаться, пасть к ногам победителя. Спасало только одно – дух Пушкаревых, негодующе вопящий в просторах сознания: «Пушкаревы не сдаются! А, ну-ка соберись! И в бой!». И она собиралась. Мгновенно. Что-то отвечала Андрею. И вполне спокойно. Даже невозмутимо! Но потом убегала из кабинета «по делам». И снова натыкалась на глаза повсюду. Ну, что за наваждение такое? Может быть, она сошла с ума? Может быть, ни в каком она не в прошлом? А на самом деле лежит сейчас в мягкой белой кроватке, прикованная ремнями, и получает свою спасительную дозу успокоительных? А весь этот мир – фальшивка, плод больного сознания? Как хорошо, что на пути ей встретился «Женсовет» в полном составе. Они отвлекли от страшных мыслей. И смотрели девочки в этот раз вполне дружелюбно. Улыбались. Правда слишком уж широко… Но это же хорошо! Значит, приняли ее, и чужой больше не считают. И от этого становилось радостно. Катерине очень не хватало их дружбы. Не хватало вот таких вот приветливых улыбок. И когда дамочки хором пригласили ее в «Ромашку», Катерина, нисколько не колеблясь, согласилась. И не пожалела. Ее ни о чем не расспрашивали, и даже не говорили. Обедали в тишине. Это, в общем-то, настоящая аномалия для «Женсовета». Но думать о таких пустяках совершенно не хотелось. Обед, тишина, девочки, спокойствие. Что еще нужно? И вездесущие глаза исчезли… Но вскоре снова появились, когда Катя, не взирая на запреты Андрея - никуда не идти, незаметно ускользнула из каморки в мастерскую Милко, который, кстати, был несказанно рад ее появлению - сразу же распустил своих бабОчек по домам, и, напоив ее чаем, повез на выставку. И вот на этой выставке все экспонаты вдруг ожили, посмотрели вполне осмысленно, и едва не заговорили. Это пугало. Очень. Но спас Милко. Он был невероятно весел. И даже шутил. А еще он прекрасно разбирался в современном искусстве. И не просто разбирался. Любил. Искренне восторгался невероятными метафорами, материализованными в предметы. У него глаза горели. Он будто бы парил на всем земным, отрицая бренное и восхваляя возвышенное. И ее увлекал за собой. - Видишь этого дЕревянного чудИка? – спросил он вдруг, указывая рукой на непонятную фигуру из дерева, тянущую руки вверх. - Почему чудика? – улыбнулась Катя. – Поза у него не обычная какая-то… - КрИвая, верно? – глаза блеснули. Он знал ответ. Он разгадал загадку. - Ну, он, кажется, силен. Но падает. Ноги подкошены, а руки вскинуты вверх… - Он падАет, - выдал торжественно и улыбнулся. – ПеревЕрни Его. ВидИшь, полУчается, что он падАет вверх. Он выбрал ложный путь – отрИцание земного. Он возвЫшается над Остальными. Он возгОрдился. И это его Ошибка. Вверху тоже омут. Еще страшнее, чем внИзу. Когда ты счИтаешь сЕбя ничтожеством – не так страшно, ты можешь Исправиться, стать лучше. Но кОгда ты погряз в своей правоте, в свОем превОсходстве, ты пОгиб. Ты Один. Такой «совЕршенный»… Это же про мЕня! – воскликнул он вдруг. - Почему? - Я тоже собой гОрдился. И я тоже Один… - Милко, ты же просто человек такой. Талантливый. И ты не гордился. Ты был счастлив, от успеха… Он засмеялся. Громко, не замечая недовольных взоров со стороны восторженных созерцателей искусства. - Не Оправдывай мЕня. Я про сЕбя все знаю. Я нИчтожный чЕловек, Катя. Я слаб. И одИнок. - У вас столько поклонников. Вы знакомы с известными музыкантами, актерами, звездами шоу-бизнеса… Как вы можете быть одиноким? - Могу! – заявил он твердо. – У меня нет дрУзей… Он замолчал. А Катя не знала, что сказать в ответ, как поддержать, и при этом не выдать сочувствия, не обидеть этого тонко чувствующего человека. Но Милко вдруг заговорил сам. - Катя, я бы хотел стать твоим… другом, - выдал он, слегка запинаясь, и отчего-то смущаясь. - Конечно, - улыбнулась она. - А можно я тЕбя… тЕбя обнИму? – спросил он, еще больше смутившись. – Как друга… Катя не ответила. Подошла к нему ближе и сама обняла. Милко вздрогнул. Отшатнулся. И потащил ее вдруг на выход. Почти бегом. По пути шепнув, что страшно проголодался и если Катя не желает ему голодной смерти, то поедет с ним в ресторан. Причин для отказа она не нашла. И уже через несколько минут оказалась в довольно интересном, необычном месте – на палубе корабля, но в то же время, на суше. Милко действительно очень проголодался. Поглощал одну порцию за другой, и даже успевал шутить, рассказывая про обезумевших моделей, объевшихся пирожными, и невменяемых фотографов, пробравшихся на одном показе под подиум, и сделавших там отверстия для камер, в которые угодил огромных каблук. Истории были смешными и трогательными одновременно… Но в какой-то момент снова появилось это странное чувство, будто за ней наблюдают. Оно давило изнутри. Разрасталось. Наполнялось тягучим, липким страхом. Катерина смеялась все громче и громче. Но ей было уже не смешно. Совершенно. Она не слышала Милко… Оркестр гремел. Бил по ушам. Невыносимо громко. Хотелось закричать… Не выдержала. Вскочила. - Милко, я сейчас приду… - нервно улыбнулась. И неровными шагами кинулась прочь. На свежий воздух. Ее встретила серая темнота. Сырой воздух. И... черный силуэт. - Андрей?.. Плечи вздрогнули. Силуэт стремительно обернулся. Удивление на лице сменилось вспышкой ярости. Темные угольки глаз сверкнули в полумраке. - Андрей… Что ты здесь делаешь? – застыла в растерянности. - Катенька! Какая неожиданная встреча? – произнес он, медленно растягивая слова. Всплеснул руками и слегка покачнулся в сторону от сильного порыва ветра. Ухватился за перила и что-то пробормотал себе под нос, сильно нахмурив брови. – А я, знаешь ли, пришел поужинать. Новый ресторан, морская тематика… - И как? Понравилось? – смотрела на него большими потрясенными глазами, обхватив руками плечи, и медленно пятилась назад. Андрей был пьян. И зол. Ядерная смесь отражалась в медленных угловатых движениях, и в диких искрящихся глазах. За натянутой улыбкой скрывалась опасность. Катя чувствовала ее каждой клеточкой своего замершего на осеннем ветру тела. И боялась. Да, она всегда боялась вот такого вот Андрея – непредсказуемого, разъяренного и неуправляемого. - Не очень, - сообщил он доверительно. Отпустил перила и сделал несколько плавных шагов вперед. – Музыка гремит… И посетители… - А что не так с посетителями? – нервно сглотнула и кинула быстрый взгляд на швейцара. - Все так. Но смеются… слишком уж громко, - шепнул ей на ухо, отстранился. Лицо исказила гримаса ярости. - Так это же хорошо, что смеются! Хуже, когда ссорятся. Особенно по пустякам… Андрей, ты зачем за мной следил? – посмотрела на него взволнованно, но, не выдержав его тяжелого взгляда, тут же отвернулась. - А что такое? Я тебе мешаю? Катюш, неужели я тебе мешаю? Свидание испортил? Схватил ее за плечи и сильно встряхнул. - Отвечай мне! – закричал он. Катя попыталась вырваться из цепких объятий, но силы были явно не равными. Тяжело выдохнув, посмотрела в его черные полыхающие гневом глаза и тихо сказала: - Андрей, ну, что ты такое говоришь? Какое свидание? Милко просто пригласил меня на выставку… - Ах, вот, как это теперь называется! На выставку! – вскрикнул он. – Сначала на выставку, потом в ресторан. А потом куда? К нему домой? Или к тебе? – зло засмеялся. – Нет, к тебе нельзя. Родители… Хотя, - сжал ее плечи еще сильнее. – Почему, нет? Можно и к тебе. Сразу познакомишь с поклонником. Сначала его, потом меня, а потом еще кого-нибудь. Она влепила ему пощечину. Звонкий хлопок прогремел, как приговор… Ударила. И испугалась. Он так на нее посмотрел… Стоял недвижимо. Застыл. И смотрел на нее. Нет, не зло. Взгляд был отрешенный какой-то. - Прости меня, - сказал он вдруг. – Кать… Прости, - осторожно взял ее за руку. – Я сам не понимаю, что говорю… Кать… Я ревную. Ну, посмотри на меня. Пожалуйста! Катюш, - обнял, прижал ее к себе и плавно сполз вниз, встав на колени. – Я – идиот! Кать… А на идиотов не обижаются. - Андрюш, встань, - голос срывался, на щеках блестели слезы. – Люди смотрят! - Ты плачешь? Катенька, ну, ударь меня еще раз. Только не плачь! - Милко мне друг. Он предложил мне дружбу, слышишь? И в ресторан пригласил, потому что проголодался, а не на… свидание. Как ты можешь предположить такое? – голос срывался на хрипоту, слезы хлынули потоком, размывая очертания окружающей освещенной фонарем темноты. - Дружбу предложил? Блестящая тактика! – процедил сквозь зубы Андрей. - Что? – всхлипнула несколько раз и посмотрела в растерянности. – Что ты имеешь в виду? - Катя, ты видела, как он на тебя смотрел? Он же пожирал тебя глазами. Не пищу, которую назаказывал, а тебя! И ты улыбалась, ты была довольна! Что я мог еще подумать? - Ты ошибся. Это же Милко, Андрей! Милко! Он же от женщин бежит, как от огня… И… Даже, если бы все было по-другому… Андрей, посмотри на меня! Как я могла бы привлечь внимание талантливого дизайнера? Катя Пушкарева – не мечта стилиста, она его ночной кошмар. Ты ошибся. - Но я же тебя люблю! И откуда в тебе снова появилось это самобичевание! Не ты ли недавно пришла в «Зималетто» красивой, эффектной? Настоящей «железной леди»… И на показе, на подиуме… Постой… Милко видел тебя другой… Он знает, что… - Глупости. Андрей, ты говоришь глупости! Все не так. - Хорошо! – взмахнул руками, пошатнулся, и снова присел перед ней. – Хорошо, Катюш. Я говорю глупости. Такой уж я человек. Глупый. Но поверь, ничего просто так не бывает. Особенно внезапно возникшей симпатии. - Я знаю. Мне ли об этом не знать? – пожала плечами и горько усмехнулась. – Я в этом эксперт. Могу диссертацию написать. Андрей резко вскочил на ноги, потер затылок и взглянул на нее взволнованно. - Кать, все не так, как ты думаешь. Малиновский… он просто помог мне сделать первый шаг. Катя улыбнулась еще шире и отвернулась. В глазах стояла печаль и горечь. Плечи дрожали. - Ты замерзла, Катюш. Всполошился. Быстро снял с себя пальто и накинул ей на плечи. Хмельной дурман испарился окончательно. Андрей был трезв. Но легче от этого не становилось. - Я был слеп. Я смотрел на тебя, но не видел… Но, когда ты была рядом, мне всегда становилось легко и спокойно. Ты родной мне человек и я чувствовал это изначально. И я благодарен Малиновскому. Катя резко обернулась и посмотрела на него с укором. - Не смотри на меня так. Я действительно ему благодарен. Не за инструкцию, нет. А за то, что помог открыть глаза… Кать, ну, это же Малиновский! Он не может жить без веселья. И то, что он написал… Это ведь не серьезно. Это шутка. Злая, но шутка. И адресована она была мне… - А прочитала я. Только вот, знаешь, не смешная она эта шутка. Сколько ни читала, все никак не могла найти тот самый момент, где нужно было смеяться. Может быть, ты подскажешь? Посмотрела на него в упор. С иронией. Грусть уступила место гневу, затаенному, но рвущемуся наружу. - Если бы не было инструкции, все бы было по-другому. И мы были бы вместе, - сказал он уверенно. Катя закусила губу и рассмеялась. Глухо, сдавленно, с надрывом. - Вместе с кем? С Кирой? Ты бы уже был женат, Андрей. - Нет. Кать… - Подожди! Андрюш, подожди. И посмотри правде в глаза. Ты бы не смог разорвать помолвку с Кирой. Но и «Зималетто» удержать тоже не смог бы, даже, если бы я представила на Совете фальшивый отчет! Воропаев все знал к тому моменту. Я предательница. Я… - Кать… - Не перебивай меня, пожалуйста. Я тебя предала… Не собиралась этого делать. Но ваша с Малиновским игра в города окончательно меня убила, вернее добила. Я ничего не чувствовала тогда, Андрей. Я словно парила над всем и наблюдала со стороны. Меня не было… Но я не хотела тебя предавать… Я хотела уйти и оставить все, как есть. Я хотела, чтобы твоя жизнь вернулась в привычное русло. Я мечтала, чтобы ты помирился с Кирой. Я желала вашей свадьбы. Боялась и желала. - Мы расстались с ней. В тот же день… - Но помирились же потом. - Помирились… - кивнул покаянно и тяжело вздохнул. – Мне было очень плохо без тебя. Кать… У меня с Кирой ничего не было… после тебя… Ты простила меня? Кать… - Простила… Я не могла тебя не простить… Тебе холодно, Андрей! – схватила его замерзшую руку, прижала к своей щеке, и поцеловала. Мягкие, теплые губы. Горячее дыхание. Он улыбнулся. Гнев и ревность мгновенно испарились в темноте. Стало легко. И воздух казался чистым, свежим, каким-то солнечным и весенним, несмотря на желтую листву, подхваченную порывистым ветром, несмотря на густые облака, стянувшие небо, несмотря на поздний вечер и тусклый одинокий фонарь. Стало светло и легко. - Я бы многое отдал за то, чтобы не было инструкции, чтобы все было по-другому, - зашептал он, прижав Катерину к себе. - А сейчас и так все по-другому, - улыбнулась она, выглядывая из-под съехавших набок очков. - Но мы-то прежние. Мы с тобой те же. И я тебя люблю… Ты мне веришь, Кать? Спрятала лицо у него в груди. Она улыбалась. Андрей не видел этого, но чувствовал. - Верю, - прошептала она, наконец. – Ты замерз… Холодный… - Я просто очень боюсь потерять тебя снова… - А вы, Андрей Палыч, повесьте мне на шею колокольчик, - усмехнулась она. – Не потеряете никогда. - Прекрасная идея, Катенька, - поддержал Андрей. – Блестящая! Но лучше не колокольчик, а колечко. На пальчик... Маленькое такое… Чтобы отпугивало всяких озабоченных дизайнеров. Катя поджала губы и хмыкнула. - Опять Милко виноват? - Не опять, а снова! - Интересно, чем же? - Он испортил момент. Я вот тебе предложение собрался делать, а ты заступаешься за этого фальшивого гения. - Почему он фальшивый? Милко очень талантлив. Он… - Вот видишь! Ты снова говоришь о нем! Кать, а я мечтаю говорить только о нас… Поехали. - Куда? - Куда захочешь. Катя посмотрела на него в растерянности. - Но там же Милко. - Опять он? - И вещи мои там… - Так сходи, забери, и поехали. - А… - А я тебя подожду здесь. Он весь был холодным, руки - ледяными. Катя скинула с себя пальто и вернула Андрею. И тут же побежала к входу в ресторан, по пути часто оборачиваясь назад. Андрей улыбался ей вслед. Но как только Катерина скрылась за дверью, улыбка тут же сползла с лица. Ему снова стало плохо, по крови распространялся яд, и взрывался, попадая в мозг. Ревность. Какое же мерзкое это чувство. Подавляющее волю, порабощающее сознание. Ревность Киры Андрея всегда раздражала, но сейчас, оказавшись сам в подобном состоянии, многое понял. Например, то, что от этого мерзкого чувства нужно срочно избавляться, или хотя бы скрывать его и ни в коем случае не показывать Кате. Иначе он ее потеряет… - Ну, и влип же ты мужик! – хохотнул швейцар. – На такое пугало запал… * * * В лицо ударило тепло ресторана, его пряные запахи и тихая душевная мелодия саксофона. Катя, пригладив растрепавшиеся волосы, вбежала на «палубу». И увидев Милко, мило беседующего с какой-то блондинкой, тихо выдохнула и успокоилась. Больше всего боялась, что он вдруг побежит за ней следом, на улицу, и обнаружит в обнимку со Ждановым… «Ну, и что, если обнаружит? Что в этом страшного?» - можно задать такой вопрос самой себе. И, казалось бы, ответ здесь прост: «Ничего». Но какой-то необъяснимый страх заставлял ее скрывать отношения с Андреем, чтобы никто не понял, не догадался, и Милко в том числе. Может быть, боялась сглазить? Может быть… При ближнем рассмотрении блондинка оказалась Еленой Шестиковой – золотой сплетницей московской желтой прессы. - Леночка, с чего ты вообще взЯла, что то платье было от мЕня? Я не сОздаю платья с бОльшими зАмками. Это же бЕзвкусица. Это пошло. И цвет - нЕ мой, пОверь мне. - Но на нем же была марка «Зималетто». Я видела собственными глазами. - Значит, врут твОи глАзы, - заявил он возмущенно. - Мои глаза, мой дорой, еще ни разу меня не подводили. И на память я тоже не жалуюсь. Лебедева прямо так и сказала, что купила дорогую вещицу от «Зималетто». Заказала в интернете… - Катя! – увидев ее, Милко даже на стуле подскочил и радостно улыбнулся. – Ну, где же ты хОдишь? Исчезла неизвестно кУда! - Я… Мне нужно было… позвонить, - солгала Катерина, внутренне скрестив пальцы и пообещав себе, что это последняя ложь. Нет обману! Правда и только правда! Встретив неприязненный взгляд Шестиковой, улыбнулась во всю свою «красу» и сказала ей бойкое: - Здравствуйте! - Здравствуйте, - пробормотала Шестикова и посмотрела на Милко в полной растерянности. - Так вы знАкомы? – воскликнул он тут же. - Нет! – закричала Шестикова, таким тоном, будто бы ее обвиняли в чем-то предосудительном, например, в подпольной торговле внутренностями китайских тушканчиков. - Да, - ляпнула Катерина, поздно спохватившись, что находится то она в прошлом, в том, в котором Шестикову видеть не видела, да знать не знала. - ПрЭкрасно! – восхитился Милко, он смотрел только на Катю, и слышал только ее. Елена московская осталась в тени. – Садись! – утащил у соседнего столика стул и помог Катерине присесть. - Я вам не помешала? – спросила Катя, нехотя присаживаясь на стул. – Милко, мне нужно… - Ну, как ты могла помЕшать? Мы говорили о кОллекции «ЗимАлетто»… - Милко, ты сначала объясни девочке, что такое «Зималетто», - иронично посоветовала Шестикова, не сводя с Катерины пристального въедливого взгляда, который уже, видимо, успел просканировать все: косички, рюшечки, юбку в пол, пошарпаную оправу очков, маленький шрамик на запястье и даже внутренности желудка. Что уж тут скрывать? - ЛенОчка, эта девочка работает в этой кОмании, - усмехнулся Милко. - Интересно кем? Моделью? – Шестикова не просто засмеялась, она ржала в голос, мешая музыкантам попадать в ноты. - И мОделью тоже, - поджав губу, заявил Милко. – Между прочим вИнтаж тЕперь в моде! - Уж не твое ли это творение? – ржание сменилось на хрюканье со всхлипываниями. - Ты зря смЕешься. Пройдет месяц, и ты первая кинЕшься покУпать подобную кофтОчку… - Милко, мне нужно ехать, - шепнула Катя, с опаской поглядывая на Шестикову, которая уже приняла пунцовый оттенок кожи от распиравшего ее смеха. Бедные официанты не знали, что делать. То ли вылить на нее ведро воды, то ли пристукнуть якорем. Морская болезнь была на лицо. - Конечно, я тЕбя отвЕзу! – тут же заявил Милко, вовсе позабыв о Шестиковой, и подскочил на стуле. - Нет! – испуганно вскрикнула Катя. – Я… За мной папа приехал, - ну, вот! Снова солгала. Обещала же, что будет говорить только правду! - Папа? – плавно присел и задумался. – Папа - это хОрошо. Ну, тОгда до завтра? – снова приподнялся, посмотрел нежно. – Ты потрясающий чЕловек, Катя, и я был счастлив приобщиться к искусству вместе с тОбой. -Спасибо, Милко. А я рада, что вы мой друг. До завтра, - сказала Катя и пошла прочь. Затем обернулась. Милко по-прежнему смотрел ей в спину и улыбался. На заднем плане официанты скручивали буйную Шестикову, оркестр фальшивил, отчаянно пытаясь попасть в ноты, а посетители, ничего не замечая, воодушевленно проникались атмосферой этого необычного ресторана-корабля. Выбежав на улицу, Катя увидела огромную толпу дерущихся мужиков. Это была не просто драка – это была бойня, месиво. Не понятно, кто против кого. В тусклом свете фонаря мелькали кулаки, алела кровь. Андрей… Где же Андрей? Катя безумно испугалась. А вдруг он там? Среди этой толпы… Мучительно всматривалась в незнакомые фигуры, отыскивала его взглядом. Но Андрея там не было. Только швейцар ресторана медленно отползал по асфальту куда-то в сторону. - Катя, - раздалось вдруг откуда-то слева. Кинулась на голос… Андрей стоял, приперев стену здания. Над головой светились синие буквы «Саяна». Он был весь в ссадинах и кровоподтеках. - Ты… Ты с ними дрался? – спросила она испуганно, пальчиками ощупывая лицо и тело. Кажется, ничего не сломано. - Нет. Я дрался не с ними… Но они со мной, - улыбнулся, прижал Катю к себе и слегка поморщился от боли где-то в области ребер. - Но почему? Зачем ты… - Катюш, не нервничай так. Все же хорошо. Мы просто поспорили… На философскую тему. - О бытие? - Нет, о красоте, - хохотнул он. – Этот щвейцар совершенный невежа… А тут еще толпа пьяных морских пехотинцев подошла. Ну, и они тоже стали с нами дискутировать… Вот. - Андрей, - посмотрела предосудительно и даже возмущенно. - Кать, да не важно все это! Поехали! – взял ее за руку и потащил в сторону. - Куда? Андрей подожди! Тебе же к врачу нужно! А вдруг ты пострадал! - Не выдумывай, Кать. Я в полном порядке. А это… Так… Ссадины. До свадьбы заживут, - заявил он самоуверенно и нагло улыбнулся. - Вон, его баба! – закричал швейцар. – Мужики, я же вам говорил, что он – не в себе! Андрей помрачнел. Кулаки сжались. Он обернулся и пробуравил швейцара злым взглядом. - Не добил, - пробормотал он. – Кать, отойди! – оттолкнул ее обратно – к стене, и шагнул вперед. Взъерошенные, раскрасневшиеся морские пехотинцы разом засмеялись над ним и, тыча кривыми пальцами в Катерину, выкрикивали: - Ну, и гоблинша! - Нет, это же кикимора. - Она страшнее половой швабры. - Мужик точно умом тронулся. Пятеро на одного не считая недобитого швейцара. Не простая будет схватка… - Андрей, не надо! Не слушай их! Поедем отсюда, прошу тебя. Но он ее не слышал. Шел вперед, оценивая противников и прикидывая свои шансы на победу. Катя не могла на это смотреть. Ее всю била нервная дрожь. Бред какой-то! Зачем эта драка? Для чего? Время будто бы замедлилось. Андрей уходил целую вечность. Тишина и ветер гудели в голове, сдавливая все внутри. Катя снова и снова звала его. Вслух или про себя – она не понимала. Она перестала понимать все на свете, кроме Темной фигуры, медленно отдаляющей в пустоту. В пропасть… - Андрей! Она кинулась за ним. Повисла на спине, обхватив его тело руками и ногами. - Катя, ты что творишь? Уходи! – шептал он ей гневно. Толпа скалила зубы, забавляясь развернувшимся действом. И тут… Вдруг под ногами Андрея образовалось какое-то свечение. Все разом ахнули и испуганно отступили назад. А швейцар даже перекрестился, на всякий случай, ведь верующим он не был, но все же… Свечение это разрасталось. Темнота маршировала прочь. Небо расступилось. Все вокруг стало белым. Катя и Андрей наблюдали за происходящим, находясь в некотором шоке. - Мы возвращаемся в будущее? - Наверное, - прошептал Андрей, прижав Катерину к себе сильнее, чтобы не потерялась в этой белоснежной яркой пустоте. – Ты ведь помнишь, что я тебя люблю? – спросил он обеспокоенно. - Помню, - ответила она и зажмурилась. Они так простояли минут пять, по своим ощущениям. Ибо говорить о времени здесь было как-то неуместно. Белые слепящие пространства были неизменными. Они, как гранит, как твердый вечный камень, оставались недвижимыми. Катя ступила в сторону и поняла, что гравитация здесь присутствует. Кажется… Они, взявшись за руки, медленно двинулись вперед. Или назад? Ничего тут не понятно… - Где мы? Может быть, в раю? - Катюш, уж куда, но в рай меня бы точно не приняли. Я же подлец! – заявил он. - Это не так. - Катюш, это так. И ты знаешь это лучше, чем кто-либо другой. - Болит? - ее рука замерла над рассеченной губой. - Вот здесь болит, - перехватил ее ладошку и прижал к своей груди. - Вы на распродажу? – деловито спросил появившийся из неоткуда седовласый старик в черной шляпе с длинными полями. - На какую распродажу? – прохрипел Андрей. Этот старик здорово его напугал. - Цветков папоротника, разумеется. - А… - Я бы на вашем месте не задерживался, а то ведь разберут все! – сказал он с отсутствующим видом и исчез. А следом за ним исчезло свечение, и белоснежные просторы сменились темнотой вечернего неба. Они стояли возле того же самого ресторана. Одни. Ни швейцара, ни толпы беснующихся морских пехотинцев здесь не было. Никого не было! Даже прохожих. Вообще никого… Молча, часто оборачиваясь, Катя и Андрей добрались до машины. И также – не проронив ни слова, проехали по пустующим улицам Москвы. Оба были напуганы, пребывали в состоянии оцепенения. Андрей привез ее к себе домой. Катя дрожащими руками обработала ссадины и ушибы. Они выпили чаю, наблюдая за свистящим за окном ветром, и обнявшись, легли спать. Накатившая дремота поглотила их мгновенно в мир снов и иллюзий, который казался более реалистичным, чем все то, что с ними произошло этим вечером. Белое свечение нереальности, вырвавшись на свободу, стремительно блуждало по Москве. Оно заглядывало в приглянувшиеся окна и вносило в них иллюзию. Вон мужчина, замерев в неподвижной позе, сидит на диване и смотрит в сторону входной двери. Проходит час, а может быть и два, и раздается звонок. На пороге стоит женщина с белокурыми волосами и, произнеся что-то гневное, сама бросается мужчине на шею с поцелуями. Они вместе рушат мебель, сминают простыни и шепчут нечто непонятное, нечто незначительное, но безумно важное для обоих в те мгновения. Затем женщина порывисто встает, одевается, и сказав: «Ну, Малиновский, можешь считать свою миссию выполненной. Два обязательных раза было. А теперь командировка. Только в этот раз уезжаю я!», нервно засмеялась она, и пулей выскочила из квартиры. Мужчина долго смотрел ей вслед, а потом вдруг вскочил, заметался от стены к стене, словно тигр в клетке. Он добивал мебель, крошил уцелевшее и рычал, топчась по обломкам. Свечение решило, что этому мужчине не хватает спокойствия. Юркий ветер ворвался в приоткрытое окно. Лежавшие на столе документы взметнулись вверх, и опали в хаотичном порядке на мелкие кусочки стекла, на заваленный стол, на сорванные шторы. Покачнулись стены, отразили блики свечения и покойно замолкли. На диване, подложив руку под щеку, мирно спал мужчина. Он теперь буянил во сне, а не наяву…