Так решили звезды

Она проснулась в одно мгновение, будто бы вынырнула из глубокого сна-океана, содержание которого, к сожалению, позабыла сразу же. Глаза уставились в белый потолок. Светло. Значит уже утро. Откинула одеяло, рывком оторвалась от подушки. И в холодящем кровь ужасе принялась рассматривать свою комнату. Свою! Комнату! Как она здесь оказалась? Ведь засыпала же рядом с Андреем, в его квартире!!! На кухне послышались шумы – мама испытывает свои кулинарные таланты, и недовольный голос отца – кажется, утренние новости вызвали в нем очередной протест и желание выразить его вслух. Натянув очки, посмотрела по сторонам и обнаружила, что одежда, в которой она была вчера, аккуратно сложена на стуле. Интересно, почему не в шкафу? Вопросы и не понимание происходящего множились. И чтобы не сойти окончательно с ума, Катя побыстрее оделась, и выглянула на кухню. - Доброе утро, родители! - Доброе утро, Катенька. А ты что так рано? Сегодня же выходной. - Правда? – руки заледенели. Прислонилась к косяку двери, и, придав голосу максимум безразличия, спросила: - Сегодня разве суббота? - Катюх, что с тобой? – встрял отец, оторвавшись от экрана телевизора. – Сегодня воскресенье. - Как воскресенье? – встретив внимательные обеспокоенные взгляды, улыбнулась. – Я совсем выбилась из графика… Пойду… Схожу… в ванную. - Иди. Сходи, - одобрил отец с серьезным видом. – Кать, а может быть тебе отпуск взять? А то ты бледная какая-то. Совсем тебя начальник загонял! - Я подумаю, пап. Забежала в свою комнату. Осмотрелась. На столе лежал телефон, подаренный Андреем. Это успокоило. Это хорошо. Значит, она все еще в прошлом. Медленно подошла к столу. Долго смотрела на темный экран телефона, застыв в нерешительности. А затем, резко выдохнув, словно перед прыжком с парашютом, нажала на кнопочку, разблокировав экран, и в полном ужасе уставилась на дату. 25 сентября 2005 года… Как 25-е? Ведь должно быть 13-е сентября! Потому что вчера было 12-е! Катерина с детства любила арифметику. Числа – это ее стихия. Умножение, деление. Все делала на лету, выдавая с точностью до сотых десятых. Но теперь она вдруг усомнилась в своих способностях считать… Как так могло произойти? Может быть, она все эти дни проспала? В коридоре раздался звонок в дверь. Колька! Это же Зорькин пришел! Катя бросилась скорее к нему. И без лишних слов затащила в комнату. - Пушкарева, таким образом, ты меня в свои женские сети не словишь? – заявил он возмущенно. – Ко мне нужен особый подход обольщения. - Что? Я тебе сейчас покажу обольщение! – стукнула кулачком в плечо. - Кать, побереги мои нервы. Если ты покажешь мне обольщение, то я… - Коль, я сейчас обижусь! - Понял. Не дурак… Ладно, Пушкарева, рассказывай! – плюхнулся на диван и, сложив руки на груди, принялся внимательно слушать. – Но только учти, что я голоден. И моя светлая голова будет оставаться такой же светлой еще совсем не долго, - предупредил он. - Коль, со мной происходит что-то странное… Скажи, ты видел меня вчера? - Разумеется. Что за вопросы! А кто тебе помогал отчет делать? - Какой отчет? - Вон тот, - указал пальчиком на папочку на столе. – Долгожданный и многострадальный. - Почему многострадальный? - Кать, ты точно не в себе! Головой случайно не ударялась? Калькулятор на тебя не падал? Этот отчет ты должна была сделать специально для Павла Олеговича, который сейчас в Австралии. Он лично тебе позвонил и попросил. Но беда в том, что циферки в нем, надо сказать, страшные. Без макияжа и легких прикрас было никак не обойтись… - Подожди, Коль. Какая Австралия? Я ничего не понимаю… Что значит страшные? Зорькин недоверчиво на нее посмотрел, но все же стал объяснять, сменив шутливый тон на серьезный. - Показатели были катастрофически низкими. Доходов на 65 процентов меньше запланированной нормы. Послать такой отчет Жданову старшему ты не могла. Ты пол вечера вчера ныла, разъясняя мне, что не можешь подставить своего разлюбезного Андрея Павловича, и что нужно цифры эти подкорректировать чуток… Чтобы ситуация выглядела не так критично. - Коль, для меня вчера – это 12 сентября 2005 года. Ты понимаешь? Колька, это бред какой-то… - опустила голову, принялась тереть виски. – Мне иногда начинает казаться, что я с ума сошла. - Так, стоп! Прекрати ныть! Объясни конкретно! - А что тут объяснять. Я вчера ходила на выставку… с Милко… - далее последовал подробный рассказ всего того, что произошло после, и про ресторан, и про свечение, и про непонятного старика, и про цветок папоротника, и про пустую Москву, и про то, как проснулась почти через две недели. - Уф, Пушкарева, - выдохнул Зорькин. – Умеешь ты озадачить… Я не спец во временных перемещениях, но скажу тебе одно: этот старик – ваш ключевой связующий механизм, это он вас так бросает… Нечто вроде наставника. Который помогает решить ошибки… И цветок папоротника… Не думаю, что тебе нужно прямо сейчас мчаться в ботанический сад. Это скорее метафора… Цветок папоротника, по славянским поверьям, искали в купальскую ночь. Нашедшему открывалась истина и сила великая, а также власть над темными силами. Но ни одного случая нахождения этого цветка зарегистрировано не было. Ни в книгах, ни в легендах… Так что эту головоломку вам, Екатерина Валерьевна, придется решать самой… Катя невесело улыбнулась. Прошлась по комнате, разглядывая каждую деталь и с долей какого-то ироничного страха подмечая изменения, перестановки предметов. А маленькое пятнышко на двери и вовсе вызвало дикое любопытство. - Это зеленка, - прокомментировал Зорькин, выглядывая из-за плеча. – Я палец порезал случайно. И теть Лена щедро измазала ранку этой зеленой гадостью… И я дотронулся… тоже случайно. - Коль, расскажи мне, какая я была все это время… - Обычная. Сначала задумчивая такая ходила, а потом похвасталась, что сам Милко за тобой ухаживает – цветы дарит, по ресторанам водит. - Милко? – она действительно опешила от такой новости. – И что, он… Что еще? - Ты не знала про будущее… В смысле, я как-то попытался у тебя узнать, какая будет зима: холодная и теплая. А ты мне заявила, что не Нострадамус, и даже обиделась, кажется. Ну, я больше и не спрашивал. Мало ли, что ты себе там надумала. А думала ты много… И, Катя, ты не ругайся, но вон там тетрадочка в твердом переплете. Ты дневник завела. Предупреждаю сразу, что я не читал! Просто заметил. Вот. - Коль, мне к Андрею нужно. Срочно! – выпучила огромные глазищи. – Надо заказать такси. Ты ведь закажешь? А я пока посмотрю отчет и полистаю дневник… - А поесть то ты мне дашь? - Зорькин, все зависит от тебя и от твоей скорости глотательного рефлекса. У тебя максимум 15 минут. - Суровая вы, Екатерина! – брякнул он напоследок и поспешно скрылся за дверью, завидев негодующий огонек в огромных глазах подруги. Катя осталась одна. И липкий холодный страх овладел ею полностью. Стоило огромных усилий решиться заглянуть в отчет, который даже в приукрашенном виде, испугал, а вот открыть дневник оказалось почти невозможным. Тянула до последнего. И жутко боялась. Трусила. И сама это осознавала, но ничего поделать с собой не могла. И когда через некоторое время в комнату заглянул Зорькин и шепнул, что «карета подана», она, внутренне ругаясь на себя самыми гадкими словами, которые только знала, сжала в руках дневник и вышла из комнаты. Затем вернулась, и прихватила с собой еще и отчет. На всякий случай. Колька всю дорогу выглядел озадаченным. И, кажется, пытался ей что-то сказать. Но каждый раз замолкал и отворачивался. Таксист, не взирая, на полное молчание пассажиров, продолжал оживленно рассказывать что-то про отдых в Турции и кредиты. А Катя не сводила глаз с обложки тетради, гладила ее. Но не открывала. Когда приехали к дому Андрея, пулей выскочила из машины. - Коль, ты… подожди меня здесь. Хорошо? - На улице что ли?! А зачем ты меня тогда с собой брала? Пушкарева, ты весь завтрак мне испортила! – заявил он обиженно. - Коленька, миленький. Я просто посмотрю на Андрея… И приду за тобой. - Ладно. Только побыстрей… - Зорькин насупился, и демонстративно присел на скамейку у дома. Пробежав мимо знакомого консьержа, Катя замедлила шаг, ее всю трясло. И чем ближе подходила к квартире, тем сильнее. Колени шатались, словно паркет был не деревянным, а ледяным. Оказавшись у самой двери, остановилась. Судорожно вскинула руку и нажала на звонок… Один раз, другой. В ответ ей была тишина. Катя стояла на месте, словно пригвожденная, и отчаянно вслушивалась, пытаясь уловить хотя бы незначительный шорох, хоть какой-нибудь звук. Но тщетно… А вдруг Андрей уехал в «Зималетто»? Он ведь мог точно так же, как и она перескочить во времени и даже не догадываться об этом! Катерина нервно хохотнула, представив, как Андрей отчитывает Потапкина за отсутствие работников на рабочих местах… в воскресенье. Картинка побледневшего и оправдывающегося Сергея Сергеевича в одну секунду разбилась вдребезги. Ее место заняла другая, более шокирующая. Дверь неожиданно скрипнула, распахнулась, явив взъерошенную физиономию Малиновского. Он недоуменно смотрел на Катю в течение нескольких секунд отчаянно пытаясь понять, кто перед ним стоит и зачем. А затем вдруг дружелюбно улыбнулся, видимо идентификация прошла успешно. - Катенька! – воскликнул он. – Что же вы стоите? Проходите! Пошатнулся назад. Задел гору пустых бутылок, которые тут же брякнули и покатились по полу. Малиновский через них перескочил, затем, упершись в стену руками, вдруг остановился. На лице было снова не понимание. - Катя, а вы зачем пришли? - Мне нужно поговорить с Андреем Палычем… по поводу отчета. - А-а-а, - протянул он, почесав затылок. – Логично. Логично, - кивнул сам себе и снова озадачился. – Какого отчета? Катя, вы же совсем недавно презентовали его нам… - Я по поводу отчета, который попросил меня сделать Павел Олегович, - терпение Катерины уже иссякало. Нет, она не злилась и не раздражалась. Просто чувствовала себя здесь неуютно. Все вокруг на нее давило, стягивая дыхание. - А-а-а, - снова кивнул Роман Дмитрич. – Ну, тогда понятно… Тогда все ясно… Черт! – запнулся и едва не упал на тумбочку. – Катенька, вы понимаете, Андрей Палыч, он… Он еще спит… Вы подождите пока на кухне… А я его разбужу. Он проводил Катю на кухню. Там стоял столп табачного дыма, на столе и по полу валялись окурки, пепел и целая батарея пустых бутылок… Катя предпочитала сейчас ни о чем не задумываться. Она механически подошла к окну, отодвинула занавески, повернула ручку и открыла, впустив свежий утренний воздух. - Ой, вы ведь Катя? Здравствуйте, - раздался мелодичный голос за спиной. Катерина быстро обернулась. Перед ней стояла полуголая женщина с длинными темно-каштановыми волосами, красивыми прядями спадавшими на плечи. Она была прекрасна без всякой косметики, даже с утра. И Катя узнала ее – это одна из моделей Милко. - Здравствуйте, - сухо поздоровалась в ответ. И вздрогнула. В проеме двери стоял Андрей. И хмурым недовольным взглядом смотрел прямо на нее. - Катя, что за отчет вы мне собираетесь показать в воскресенье? – спросил он сурово. – До завтра это не могло подождать? Она сразу сникла. Как только увидела его пустые холодные глаза, в которых сквозило отстраненное безразличие. Ну, вот, Пушкарева, доигралась! Ты ведь как-то мечтала о том, чтобы он оставил тебя, чтобы позабыл. И снова домечталась. Получай! Ты теперь для него подобно тому никчемному пятну от зеленки на двери. Ты для него – никто! Секретарша! Безликая и безразличная… Холодно. Страшно. Одиноко. Какой отчет? Какие дела? Ничего не нужно. И мир этот не нужен. Мир, в котором нет Андрея. Ее Андрея… - Простите, Андрей… Палыч… Я… - судорожно вздохнула и покосилась на внимательно разглядывающую ее модель. – Вы правы… Лучше обсудить это завтра. Но отчет Павлу Олеговичу я вышлю сегодня… Простите еще раз… - проскользнула в небольшую щель в проеме двери и кинулась прочь из квартиры, со всех ног. Но далеко убежать ей было не суждено. Андрей выскочил следом. Нагнал. Схватил за запястье, и дернул на себя. - Стоять! – прорычал он. – Какой такой отчет вы собираете посылать моему отцу? Катя, вы в своем уме?? Вы меня подставить хотите? Мы же договорились, что состояние дел в компании не должно стать известно никому! Особенно моему отцу! Он кричал очень громко. И смотрел со злостью. С ненавистью… - Андрей Палыч… - руки тряслись, она вытащила из сумочки папку и протянула ему. – Вот отчет… Посмотрите… Он немного исправленный… Я бы не стала посылать Павлу Олеговичу реальный отчет… Но он попросил меня. Вы же понимаете, что я не могла отказаться… Он схватил папку, небрежно открыл и принялся читать. - Вы изменили цифры? Интересно… - Я только приплюсовала еще не полученную прибыль, снизив, таким образом, потери. - Катенька, не знал, что вы обладаете такими скрытыми талантами, - усмехнулся он, скривив рот. - Андрей! – из распахнутой двери квартиры послышался возмущенный женский голос, принадлежавший явно другой женщине. – Мне холодно без тебя. - Простите, Андрей Палыч… Я пойду. Завтра… - Идите, Катя! – отмахнулся он небрежно. – Но больше никакой самодеятельности, - добавил с усмешкой и зашагал прочь, постукивая скрученной папкой с отчетом по ноге. Катя смотрела ему спину, в голую спину, ведь господин Жданов был в одних лишь джинсах, и дрожала. Слезы, так долго сдерживаемые внутри, заструились по щекам, горячими потоками падая на паркет. Путь обратно был долгим и мучительным. Катя не знала, куда идет и зачем… Она вообще ничего не понимала… Спустившись по лестнице, пройдя несколько этажей, присела на ступеньке и достала из сумки тетрадь. Теперь, глядя на эту синюю поверхность твердого переплета, никакого страха не обнаруживалось. Ведь больнее, чем сейчас быть уже не может. Так чего же бояться? "12 сент. 2005 г. Кажется, у меня случился провал в памяти размером в целую неделю. Ведь бывает так в жизни, упал и вдруг очнулся через несколько дней. Ведь бывает же? Что со мной происходит? Может быть, я больна? Я завела этот дневник, чтобы записывать каждый день. Лист бумаги надежнее памяти." "13 сент. 2005 г. Мой начальник – самый странный человек в этом мире. Сначала он разорвал помолвку со своей невестой – Кирой Юрьевной Воропаевой (так утверждали девочки из «Женсовета»), а теперь страдает от того, что она уехала из Москвы с другим мужчиной (девочки сказали, что его зовут Никита Минаев, и что он давний поклонник Киры Юрьевны). Он так мучается. Срывается, кричит на всех. Особенно на меня. На меня никто так еще не кричал, даже отец. Но я не злюсь на Андрея Павловича. Ведь он несчастен, от того и раздражен. Видимо, он все-таки любит свою бывшую невесту." "14. сент. 2005 г. Сегодня меня пригласил в ресторан сам Милко. Он был так любезен и внимателен. И он ухаживал за мной. Интересно, что такого произошло за эту неделю, которую я не помню? Не понимаю, как я смогла подружиться с самим Милко – гениальным кутюрье современной моды. Ведь я и мода – вещи не совместимые. Ведь так?" "15 сент. 2005 г. Андрей Палыч сегодня не появился на работе. Все встречи сорвались. Документы не подписаны. У Светы беда – бывший муж не заплатил алименты. Девочки весь день совещались в туалете, успокаивали ее, и я вместе с ними, ведь они, кажется, стали моими подругами. А Милко подарил мне сегодня цветы и мишку. Большого белого плюшевого мишку. А еще он познакомил меня с самой Алиной Кабаевой. И вечером предложил подвезти до дома. Неужели я ему нравлюсь? Как такое может быть? Ведь я никому понравиться не могу. А он говорит, что я красивая. Глупый он, и смешной." "17. сент. 2005 г. Это были самые необычные выходные в моей жизни. Милко пригласил меня на каток. Я со своей неуклюжестью - и на каток! Ну, ведь смешно! Но мне понравилось. Сама этого не ожидала. Но, как только встала на лед, поняла, это - мое! Только вот синяками я обзавелась устрашающе темными и большими, особенно на правом колене. Маме не показала. Незачем ее расстраивать. А то ведь еще не отпустит больше на каток. А мне очень хочется…" "20 сент. 2005 г. Как же я устала. Андрей Павлович, судя по всему, ушел в длительный загул, и на работе появился только сегодня. После обеда. С большими кругами под глазами и отросшей щетиной. Он заперся в кабинете, совершенно позабыв о моем существовании, и продолжил свой праздник, достав из шкафчика целую бутылку виски. Я весь день просидела в каморке, не рискуя выйти наружу. И очень боялась, что Андрей Палыч собирается оставаться в кабинете и всю ночь. Но спас меня Роман Дмитрич. Он вошел с веселой компанией моделей, и увел господина президента из его владений. А на столе осталась стоять пустая бутылка и целая гора не подписанных документов. И что же мне делать? Андрей Палыч своих обязанностей не выполняет. Контракты и договора срываются, а это тщетно плачевными последствиями." "23 сент. 2005 г. Я чувствую себя шахтером или каторжником. Работать по 14 часов в сутки – это не нормально. И начальник, находящийся в очень даже не трезвом состоянии – тоже не нормально. Но успокаивает хотя бы тот факт, что начальник этот присутствует на рабочем месте, и даже подписывает какие-то документы, правда, не заглядывая в них. Милко злится на Андрея Павловича, за то, что так меня загрузил. Они даже поругались. Из-за меня. Милко каждый день дарит мне цветы. Он очень хороший. Необычный, неординарный и добрый…» Слезы высохли. Да и все внутри высохло. Пересохло. Катя захлопнула дневник. Поднялась и размеренно зашагала дальше вниз по ступенькам. Она ни о чем не думала. Просто шла… Оказавшись на улице, проскользнула мимо Зорькина, даже не заметив его. - Эй, Пушкарева, ты куда? Что там твой Жданов? Замерла. Зажмурила крепко глаза. - Он не мой… Теперь он – не мой… Понимаешь, Коль? - Если честно, нет… - А я тоже не понимаю, - усмехнулась она. – Вот только как теперь с этим жить – не знаю… Я не умею… - всхлипнула и пошла дальше. - Так. Стоп. Ты брось говорить всякую ерунду! Что, значит, не знаешь, как жить? Я тебе сейчас покажу! А ну-ка быстро улыбнулась! – скомандовал он, подражая голосу Валерия Сергеевича. - Коль, оставь меня, пожалуйста. Я хочу побыть одна… - Ни за что! Ты от меня не отделаешься. Пушкарева, соберись! И пойдем! - Куда? - Знаю я одно местечко, - подмигнул он хитро и потянул сопротивляющуюся Катерину прочь от этого большого холодного дома. * * * - Александр Юрьевич, к вам господин Ветров, - доложил четкий поставленный голос секретарши Марины. Воропаев неприязненно поморщился, отложил бумаги в сторону и устремил тяжелый взгляд на дверь, которая, будто охваченная гипнозом, тут же распахнулась, явив виноватую физиономию Ярослава Борисовича. - Ты опоздал. - Так пробки, - тут же залебезил Ветров и подошел к столу. – И это днем! Боюсь представить, что же будет вечером – в час-пик. Москва постепенно превращается в один большой муравейник. - Ты опоздал на десять дней! – не прерывая хмурого недовольного взгляда, изрек Воропаев. - Александр Юрьич, я же говорил вам, что ситуация с этой Пушкаревой совершенно не однозначная. Я усилил наблюдение. Даже прослушку к ней в каморку поставил! – достал платочек, вытер со лба проступившие капельки пота. Он же все-таки бежал! Опаздывал. - И что же? - Ничего, - развел руками и наклонился чуть ближе, через стол. – Даже я запутался. Вначале все было ясно и просто. У Жданова с Пушкаревой был роман. - Что? С Пушкаревой? Роман? Да, мне дурно! А ты ничего не путаешь, сыщик? – хохотнул Воропаев. Ветров тут же полез в портфель, достал какой-то конверт, и кинул на стол. - Здесь фотографии. И на квартире Жданова и в офисе, и на улице. Признаки бурного романа на лицо, как видите. - Да… Не знал, что Андрюша может тАк низко пасть… А хотя… Она же ему бизнес-план настрочила. Да еще какой! Даже Павла Олеговича проняло… И защищала на Совете как… Нет, все-таки Жданов – не дурак. Обаял девочку в корыстных целях… Ну, и что же ты мне поведаешь еще? - Все изменилось. В один день они вдруг стали вести себя, как чужие люди. Андрей Палыч смотрит мимо Пушкаревой, словно ее не существует. И вообще он ушел в загул. Малиновскому жаловался, что это из-за того, что Кира его бросила. Маловероятно, что причина в этом. Но клубы, девочки и пьянки – это теперь привычный распорядок дня… А наша красавица на него не смотрит, и даже шарахается, избегает… И, кажется, она завела новый роман – с Милко… Воропаев уже не мог сдерживаться. Его громкий ядовитый смех был слышен даже на улице. Птицы, пролетая мимо окна, испуганно передергивались и отскакивали в сторону, от греха подальше. - Вот фотографии… Это не шутка, Александр Юрьич. Я сам вначале не мог поверить. Но вот доказательства. - Прекрасно! Я уже мечтаю поближе познакомиться с Екатериной Валерьевной! Заинтриговала, чертовка! Жданова очаровала. Даже Милко проняло, - взял снимок Катерины и внимательно вгляделся. – Что-то же они в ней находят, - пробормотал он. – А что дала прослушка? - Сенсационную новость, - важно заявил Ветров. – Есть у Пушкаревой некий Коленька Зорькин, с которым она постоянно советуется в экономических вопросах, и даже ввела в курс плачевного состояния дел в компании. Меня это сразу насторожило. Я навел справки на этого Зорькина. Оказалось, что этот дружок – ее однокурсник, живет по соседству и днями ошивается у Пушкаревой дома. Личность, надо сказать, сомнительная. Официально не работает. Но из разговоров ясно, что проворачивает какие-то делишки. А вчера Екатерина Валерьевна полдня по телефону упрашивала его помочь сделать липовый отчет для Павла Олеговича. Мол, не могу подставить своего начальника и все такое. Вы понимаете, что от этого жучка нужно избавляться? Нужно последить за ним… - Не нужно…, -постучал пальцами по зеркально чистой поверхности стола. - Мы пойдем другим путем… Давненько я не наведывался в «Зималетто»! - Вы хотите… - Именно! Я хочу допросить Екатерину Валерьевну лично, - ухмыльнулся он, сложив руки на груди. - А что же делать с финансовым состоянием компании? Мы на пороге кризиса. И на закупку нового оборудования уже денег нет. - А я тут причем? Разве я – президент «Зималетто»? По-моему, совет директоров предпочел другую кандидатуру.. - То есть вы не собираетесь всех оповещать? И с узбекскими тканями я сворачиваю идею? - Я не говорил, что пора прекращать! Просто еще рано… И не медли с этими тканями! Я хочу сесть в президентское кресло до Нового года! - А как быть с Пушкаревой? - Я сам с ней разберусь! – Воропаев снова задумался, Ветров мялся и молчал. – Что-то еще? – недовольно спросил. - Нет… Но я… - Деньги будут на счету уже сегодня. Свободен! И держи меня в курсе всего, - крикнул ему вслед и снова схватил фото Пушкаревой. Злая ухмылка исказила его правильные черты лица. Птицы, отлетевшие было в сторону, не сумев обуять любопытство, заглянули в окошко. Но увидев замершую, словно каменная статуя, злую физиономию Воропаева, вмиг побледнели и, заикаясь, несвязно бормоча что-то себе под клюв на ломаном птичьем языке, снова кинулись прочь, вниз, до ближайших проводов, чтобы отдышаться и поведать другим птицам страшную легенду о том самом коварном пугало-человеке, который воскрес из древних преданий "О погибели пернатых". И через мгновение протяжный испуганный птичий клич раздался повсюду. Стаи взметнулись в небо, поспешив покинуть похолодавший край стольного града. Южнее, и подальше от опасных преданий. "Спасайтесь, кто может!" - кричали они в горизонте ясного осеннего неба.