Мгновения

      Такао звонко смеется, застегивая свою куртку под недовольное бурчание Мидоримы, вытаскивает сложенную шапку из кармана и кое-как натягивает на голову. Получается криво – эмблема оказывается на градусов тридцать смещена влево, но Казунари не обращает на это ни малейшего внимания, главное – уши закрыты и не замерзнут, а съехавшую набекрень эмблему вряд ли будет заметно в такой заснеженный зимний вечер.       Мидорима застегивает пуговицы на пальто, долго и основательно поправляет воротник, обвязывая вокруг него темно-фиолетовый шарф и, уже готовый выходить из маленького уютного кафе, замечает что Казунари как обычно в спешке надел шапку набекрень.       — Такао, стой! — чуть ли не командует Мидорима, и Казунари, не успев взяться за ручку дверцы, отдёргивает ладонь и поворачивается к Шинтаро.       В следующую же секунду шапка оказывается на глазах Такао, Мидорима поворачивает ее правильно, возвращая эмблему-нашивку на нормальное место, и поднимает, поправляя завернувшуюся макушку.       — Еще раз наденешь, как попало, будешь целый день стоять перед зеркалом и тренироваться.       Такое обещание только смешит Такао, и он, улыбаясь хитро-хитро, тянется сначала к рукам Мидоримы, словно хочет взять его ладони в свои руки, но Шинтаро резко отдергивает их (Мидорима не привык держаться за руки и целоваться на людях, и Такао прекрасно об этом знает), но Казунари добивается вовсе не этого, он быстро скользит руками в карманы пальто и достает темно-фиолетовые перчатки. Мидорима лишь глубоко выдыхает, наблюдая за тем, как довольный Казунари натягивает его перчатки на свои ладони. В этом весь Такао.       — Пошли, — говорит Мидорима и прячет руки в карманах темного пальто.       — Пошли, Шин-чан.       Такао открывает дверь, впуская холодный воздух и пару сотен маленьких снежинок в помещение кафе. Учащиеся старшей Шуутоку выходят на улицу, застеленную тоненьким ковром снежинок.       Буквально в паре шагов проезжает машина, ярко освещая фарами ближайшие маленькие домики, и скрывается за поворотом, оставляя после себя идеально ровные следы от шин.       Такао выдыхает облачко пара и смотрит, как оно исчезает в темноте, освещенной лишь уличными фонарями.       Сверху, на козырьке крыши, слышится какой-то шум, и парни одновременно поднимают голову, секунда – и Мидорима притягивает Такао к себе, закрывая рукой его голову. Когда парень высвобождается из крепких объятий, невредимый и незаснеженный, видит вокруг сугробы снега. Такао понимает, что Мидорима принял весь «удар» на себя, и сейчас он стоит с ног до головы покрытый снегом. Шинтаро трясет головой (в отличие от Такао на нем нет шапки), и снег падает на плечи пальто и еле заснеженный асфальт.       Такао тянется руками к очкам, стягивает их и, стряхнув осторожно снег, убирает в карман. Казунари замечает уже подтаявший снег на ресницах Мидоримы и, встав на цыпочки, стряхивает его с чуть влажной челки. Мидорима недовольно смотрит, проклиная чертову зиму вместе с ее снегом.       — Ну, вроде порядок, — произносит Такао, стряхивая остаток снежной лавины с плеч Шинтаро и, встав на носочки, шепчет в замерзшие губы, обдавая кожу горячим дыханием, — спасибо.       И целует почти невесомо, еле касаясь губами чужих замерзших губ, ощущая еще привкус теплого черного кофе и шоколадного печенья.       Но Такао все равно получает потом подзатыльник и, потирая ушибленную макушку, приговаривает:       — Да-да, Шин-чан, я помню, не на улице.       Но Такао все равно целует его снова, ведь в этом весь Такао.