Мгновения

      До недавнего времени Мидорима как-то не обращал внимания на последствия их близости с Такао. Просто несколько дней назад стал невольным слушателем диалога первогодок, которые слишком громко шептались, пока Мидорима выбивал привычную норму мячей.       — Да говорю тебе, она точно жуткая собственница.       — Ставлю тысячу йен на то, что она старше Такао-семпая.       — Ты его засосы видел, даже на руках.       — Ух, я ему завидую.       — Если у вас есть время на разговоры, значит, найдется время и на пробежку, — Юя подлетел к первогодкам как яростный тайфун, заставив их вмиг замолчать, — пятнадцать полных кругов по спортзалу.       — Но…       — Капитан!       — Восемнадцать!       Первогодки, что-то обиженно бормоча про «несправедливость» и «злюку-капитана», пошаркали кроссовками из центра спортзала.       — Живее! — Орал Мияджи-младший, активно жестикулируя, — вы не на прогулке на свежем воздухе. Будете так тренироваться, все три года просидите на скамейке запасных.       Уязвленные первогодки побежали первый круг, а Мидорима впервые задумался о засосах на теле Такао.       Шинтаро, отправив очередной мяч точно в корзину, оглядел спортзал в поисках Такао. Казунари с другими членами клуба на другом конце спортзала играл двое на двое, по всей видимости, тренируя заслон. Такао резко встал нынешнему номеру девять за спину, номер три – нападающий с мячом – резво совершил рывок в сторону кольца, номер девять наткнулся прямо на Такао, чуть не сбив его с ног, но тут же сделал поклон, извиняясь; Мидорима даже из центра площадки видел, как Такао смеялся и, видимо, говорил, что все нормально, а далее – потрепал номер три по коротким вьющимся волосам.       «… даже на руках».       Мидорима сглотнул. Интересно, эти первогодки тоже увидели засосы на руках Такао?

***

      Домой они возвращались поздним вечером, и как обычно Такао что-то болтал без умолку, хвалил нынешних первогодок, восхищаясь Куцуёри и его невероятными способностями в обходе противников.       Мидорима думал лишь об одном. Ему не давала покоя навязчивая мысль о руках Такао, хотелось задрать рукава кофты, чтобы лично убедиться. Правда ли, что руки Такао пестрят его засосами, и насколько сильно они заметны, и много ли их? Мидориме казалось, что он сходит с ума, это не что иное, как чертово помешательство. Мидорима подумал, что ведро холодной воды было бы сейчас как нельзя кстати, чтобы остудить голову и выбить странные, очень странные мысли. Сами мысли (о таком) пугали его не меньше, чем возможность все-таки проверить свою догадку.       — …ан!       Мидорима словно вынырнул из потока мыслей и посмотрел на Такао.       — Ты на мои руки пялишься?       Мидорима нахмурился, он слабо понимал, о чем говорит Такао, словно слышал его через толстое стекло. Мысли никак не хотели собираться в кучу, в голове царил хаос. И мало того, что все мысли были заняты руками Такао, так они еще и разлетались, как испуганные птенцы.       — Шин-чан, — позвал Такао и неуверенно продолжил, — ты ведь… тоже слышал?       — Слышал? — Мидорима непонимающе переспросил и посмотрел на Казунари, — слышал что?       — Разговоры первогодок.       Мидорима быстро сообразил, что к чему и на что намекает Такао.       — Да, слышал, — Шинтаро не видел смысла врать, ранее он сам дал подсказку Такао.       — Если хочешь знать, — Такао остановился (Мидорима обернулся) и мельком взглянул на свои истертые, уличные кроссовки, — это правда, — Казунари посмотрел прямо в зеленые глаза Шинтаро, которые казались невероятно темными в свете уличных фонарей, — Засосы даже на руках, не говоря о шее и груди.       — Такао, я не думал, что они будут так заметны. Если тебе некомфортно, скажи.       — Нет, мне нравится, — Такао улыбнулся, — я не испытываю неловкости или стыда, когда другие люди их видят. Мне нравится видеть их на своей коже, мне нравится разглядывать их в зеркале, мне нравится к ним прикасаться и вспоминать. В следующий раз, Шин-чан, я тоже тебе оставлю парочку таких следов.       — Зачем? — Мидорима нахмурился и посмотрел на Такао, а царапины на спине словно вновь загорелись.       — Затем, чтобы ты тоже почувствовал эти крутые, непередаваемые ощущения. Чтобы ты знал, Шин-чан, для меня твои засосы – это доказательство, что меня действительно любят, и ощущать их – просто обалденно.