Мгновения

      — О, Мидорима-кун, здравствуй. Проходи.       Голос у Такао-сан как всегда приятный и звонкий, а чуть протяжные «о» в словах почему-то каждый раз заставляют чуть ли не улыбаться. Мидорима знает, у этой женщины чарующий голос.       Она отходит в сторону, пропуская юношу в дом.       — Как учеба? Как-никак у вас с Казу третий год идет, устаешь, наверное? Баскетбольный клуб как? Слышала, что недавно выиграли в тренировочном матче. Молодцы! А родители как, и сестренка? Кэт вот нам недавно изъявила желание мастерить кукол.       Мидорима уже привык, что в этом доме к нему проявляют такое повышенное внимание (впрочем, как и к любому другому, ведь это дом семейства Такао), привык и к такой манере разговора Такао-сан: много вопросов, ответов на них же, рассуждений, и все в кучу.       — Все хорошо. Спасибо. Родители и Шион уехали к двоюродной бабушке на выходные.       И отвечать на вопросы он тоже уже привык. Мидорима знает, в этом доме умеют слушать и никогда ничего не спрашивают просто так.       — И про куклы наслышан: Такао рассказывал.       — Ох, Казу, Казу… И нет, чтобы отговорить сестру, он всецело на её стороне. От этого Кэт еще больше радуется. Два негодника, — ласково отзывается женщина, — вот скажи мне, Мидорима-кун, что мне с ними делать?       — Любить и обожать, кормить три раза в день и не будить по воскресеньям в восемь утра, — слышится радостный крик с лестницы.       Такао-сан и Мидорима поворачиваются.       — А вот и старший негодник.       — Ну-у-у-у-у, ма-а-а-а-ам, — в шутку дует губы Казунари и, спустившись с лестницы, прижимается к женщине, — почему это мы с Кэт сразу «негодники»? Эх, — театрально вздыхает Казунари, — не ценишь ты нас.       — Люблю и ценю, потому и негодники, — улыбается женщина и осторожно тянет сына за щеку. Казунари улыбается ей в ответ чуть странной (с оттянутой щекой-то), но радостной улыбкой.       А Мидорима уже просто привык к таким показательным выступлениям в этой семье и в этом доме. И каждый раз эти сценки такие домашние, добрые, теплые, и они самые что ни на есть настоящие.       — Эй, Шин-чан. — Казунари смотрит задиристо, явно что-то удумал. Будь возможность, он бы прижался к нему, забросив руки на шею, и шептал бы это непосредственно ему в губы, нагло ухмыляясь. — А ты тоже считаешь, что мы с Кэт – негодники?       Да, Мидорима также привык быть втянутым в эти постановки семьи Такао. И порой кажется, что ему отводится далеко не второстепенная роль. Казунари проталкивает его на эту воображаемую сцену, которую составляет небольшой дом, и заставляет участвовать, тянет за собой, держа за руку. И каждый раз, двигаясь за этим темным силуэтам, освещенным множеством ярком прожекторов, он пробивается вперед. И вот он уже один из главных героев на этой миниатюрной сцене. И раз того хочет Казунари, он будет участвовать.       — Ну, так что, Шин-чан? Мы с Кэт – негодники?       — Еще какие.       — Шин-чан!       Он привык.