Мгновения

      Когда Такао после двухнедельного отсутствия появился в кабинете математики, одноклассники Казунари, которые были безумно рады его появлению, окружили еще не совсем выздоровевшего Такао и засыпали различными вопросами. Шум, царящий в кабинете, кажется, увеличивался с каждой минутой в геометрической прогрессии. Каждый так и норовил потрепать Казунари по волосам, ударить по плечу или вычудить что-то в этом роде, как-никак Такао был любимцем всего класса, единственным, кто мог поладить с Мидоримой. Да и сам по себе, Такао был человеком, к которому люди тянулись, и Казунари охотно шел на контакт со всеми, находил общий язык.       — Наконец-то ты появился, — кто-то радостно выкрикнул из толпы учеников, окруживших Такао.       — Да, да, — подхватил второй голос, — ты бы знал, как без тебя было скучно на уроках, никакого разнообразия: ни летающих шпаргалок, ни дирижирование ручкой...       — Ни карикатуры на учителей.       — Не с кем было в морской бой сыграть.       — Ну, или в крестики-нолики.       И этот перечень ученики Шуутоку могли продолжать до бесконечности.       — Все, теперь не я один буду сидеть на физике и не понимать откуда это появилось, — сказавший это рассмеялся и ткнул Такао в бок.       — А я на химии, — прокричал уже другой голос.       И вся толпа, окружавшая Такао, рассмеялась. Казунари смеялся вместе со всеми и искренне улыбался, охотно отвечал на все вопросы, а на подколы одноклассников даже и не думал злиться, а сам отшучивался.       Мидорима сидел за партой и делал вид, что читает, словно не замечает веселья, творящегося в классе. Шинтаро решил не мешать Такао, пусть насладится общением с одноклассниками, а он потом с ним поговорит. Поздравит с выздоровлением. Наедине. Мидорима не любил лишних ушей, а лишних глаз - тем более.       — Мог бы хотя бы сделать вид, что рад появлению Такао, — тихо прошептала одна из одноклассниц другой, показывая пальцем на Мидориму.       — Тише, тише, он может услышать. И не показывай пальцем, это неприлично, — также шепотом отвечала девушка, хватая свою подругу за руку.       — И пусть слышит. Такао - единственный из класса, кто с ним общается, мог хотя бы проявить уважение, — возмущалась светловолосая девушка.       Мидорима мысленно усмехнулся и посмотрел на сплетниц холодным взглядом из-под очков.       — Я же говорила, что услышит, — девушка вздрогнула и прижалась сильнее к подруге. Светловолосой девушке самой стало не по себе от такого взгляда, она нервно сглотнула. Обе продолжали смотреть на Мидориму и молчать, боясь даже сдвинуться с места.       Шинтаро спрятал книжку в сумку и встал из-за парты, направился в коридор. До звонка оставалось более десяти минут, Шинтаро успеет вернуться.       Мидорима прекрасно понимал, что злиться на одноклассницу не имеет смысла, ведь откуда она может знать, что происходит между ним и Такао наедине, но разум упорно шептал обратное, так и хотелось подойти к наглой девчонке и сказать, что именно она ничего не знает про Такао, а Мидорима знает все и даже больше.       Она не знает, что во время болезни Такао Мидорима был у него каждый день, порой сидел с ним, сбивая высокую температуру, когда родителей Такао не было дома, а младшая сестренка Казунари не справлялась одна.       Она не знает, что Такао просил не уходить Шинтаро, и он засиживался допоздна, пока Такао не засыпал не в силах сопротивляться болезни, а иногда и вовсе оставался ночевать, так как Такао засыпал поздно ночью.       Она не знает, как крепко Такао сжимал руку Мидоримы и не хотел отпускать, как горели его лоб и порозовевшие щеки, как Такао пытался улыбаться, еле-еле кончиками губ, но даже от этого сердце Шинтаро пропускало удары.       Она не знает, как Казунари, растрепанный, с горящими щеками, закутанный в одеяло, сидел на полу между ног Шинтаро, а Мидорима поправлял сползшее одеяло, и они оба смотрели какой-то фильм.       Она не знает, как тяжело заставить Такао принимать горькие таблетки, которые он пьет через силу, или как загнать Такао под одеяло и заставить спать, или как заставить Такао есть кашу, которую он с детства, по словам его младшей сестры, не любит.       Она не знает, как тяжело далась Такао простая весенняя простуда, как высокая температура держалась несколько дней, как кашель драл горло, как Казунари просыпался несколько раз по ночам и как долго потом не мог уснуть.       А самое главное, она не знает, как им обоим пришлось сдерживаться, чтобы не наброситься друг на друга. Только нежные прикосновения, страстные обнимания, сцепленные пальцы и никаких поцелуев, Такао боялся заразить Шинтаро, а о сексе речи быть и не могло, у Такао физически не было сил. Она не может знать, что эти две недели тянулись для них невыносимо долго, а так хотелось каждому впиться губами в чужие, но такие любимые губы. Она ничего этого не знает...       — Шин—чан, — до боли знакомый голос... и не менее знакомый кашель.       Мидорима развернулся, и сразу же почувствовал, как его тянут вперед, держась руками за ворот его школьной формы. И губы Такао коснулись его собственных, язык нагло проник в рот, сплетаясь с языком Мидоримы. Такао целовал жадно, сильнее углубляя поцелуй, словно целовал в последний раз в жизни и хотел запомнить это ощущение на своих губах навсегда.       Радует, что учеников около библиотеки, как правило, не бывало в такое время. Можно было не бояться, что их заметят.       Такао оторвался от губ Мидоримы и затуманенным взглядом посмотрел на Шинтаро.       — С выздоровлением, Такао, — Мидорима обнял Казунари и зарылся руками в темные волосы.       — Все благодаря тебе, Шин-чан, — Такао вцепился руками в одежду Шинтаро, сильнее прижимаясь к любимому человеку.       — Придешь сегодня ко мне? — Мидорима дает Такао вполне не тонкий намек.       — Я уж думал, не позовешь, — Такао пошло улыбается. — Конечно, приду, — и, встав на носочки, снова тянет Шинтаро за ворот формы на себя за поцелуем, не менее желанным, чем первый.