Мгновения

      Женщина бегает из одной комнаты в другую, от одного шкафа к другому. Накидывает темно-фиолетовый плащ и бежит, чуть не скользит в прихожей, к зеркалу. Встряхивает зеленые волосы, быстро накручивает передние пряди на палец и тут же отпускает, проводит ладонью от лба до макушки, убирая передние вьющиеся пряди назад. Подбегает к шкафчику с обувью.       Мидорима внимательно смотрит эту гонку по квартире, отслеживает куда убегает и откуда вновь выбегает женщина.       Женщина торопится, вытаскивает нужную пару обуви и одевает, цепляясь длинными ногтями за колготки, смотрит, не пошла ли стрелка и обувается дальше.       — Шин, документы, — вспоминает женщина и смотрит на сына снизу вверх, балансируя на одной ноге, обутой в сапог на чересчур высоком каблуке.       — На тумбе, — спокойно отвечает Мидорима, стоя прислонившись плечом к стене.       — А...       — Да, здесь все, — перебивает женщину Шинтаро, — за прошедший месяц, за текущий, и примерные подсчеты на следующий, — женщина хочет задать еще вопрос, но Шинтаро знает наперед, что она спросит, — да, реквизиты тоже уже там. Копии и счета приложены к третьему документу.       — Шин, что бы я без тебя делала? — чуть виновато задает вопрос женщина и тянется за вторым сапогом. Мидорима молчит, он совершенно не понимает свою мать, особенно ее рассеянность и безалаберность. Шинтаро хочет, чтобы его мать быстрее ушла, тогда он сможет наконец-то остаться один за целый день и никто не будет ему мешать.       — Шин?       — Что еще? — Мидорима холодно смотрит на мать из-под стекол очков.       — А где твой друг? Давно я его у нас не видела, — женщина завязывает пояс, наклонив голову, отчего зеленые волосы в беспорядке падают на плечи. — Такао, кажется. Точно Такао Казунари, — вспоминает женщина. — Неужели поссорились?       Мидорима молчит.       — И что послужило причиной? — женщина прекрасно знает своего сына. Если Шинтаро молчит, значит предположение верное и, как правило, для самого Шинтаро - неприятное.       — Не помню, — врет Мидорима.       — Ну, не хочешь говорить, как хочешь. Но постарайся побыстрее помириться с тем пареньком, на его фоне ты выглядишь не таким уж и нелюдимым, — смеется женщина. — Ну, иди сюда, — она целует сына в щеку. — Я ушла, — женщина открывает дверь, — а ты помирись, — грозит пальцем и скрывается за дверью.       Мидорима резко закрывает щеколду, цепочка натягивается и жалостливо звенит.       Легко сказать, сделать - не очень.       Как только в доме становится абсолютно тихо, Мидорима чувствует облегчение, которое продолжается недолго. Противное чувство вины быстро закрадывается в сердце и грызет его изнутри, пожирая клетку за клеткой. Шинтаро проходит в гостиную и ложится на диван. На столе лежит книга "Весенний снег", которую он начал читать недавно, чтобы отвлечься, но быстро забросил - не помогало, воспоминания никак не выходили из головы. Даже чтение - любимое занятие, которое всегда спасало от переизбытка ощущений - в этот раз оказалось бессильным. Мидорима попытался прочесть пару предложений. Ни о чем. Мозг категорически отказывается воспринимать прочитанное. Книга вновь оказывается на столе.       Тишину нарушает равномерный ход часов.       Мидорима просто поверить не может, что обычная ссора с Такао так сильно повлияла на него, что он не может нормально расслабиться, успокоиться. Противное чувство все никак не дает покоя. Шинтаро догадывается, что это за чувство - чувство вины, но продолжает упорно отрицать сей факт.       Он прикрывает глаза и вспоминает события того дня, мысленно прокручивает воспоминания как кинопленку до момента ссоры - и вот Мидорима не выдерживает, срывается за очередную выходку Такао, кричит что-то про "детское поведение", "дурацкие шутки". Одно предложение полностью всплывает в памяти - "Ты можешь вести себя по-взрослому, ну или хотя бы не прикидываться идиотом?".       — Ты можешь вести себя по-взрослому, ну или хотя бы не прикидываться идиотом?       — По—взрослому? Как это "по-взрослому"?       — Хватит твоего ребячества, порой у меня возникает ощущение, что я встречаюсь не с парнем, а нянчусь с ребенком.       — Шин-чан, так мы и так еще дети.       — Ты да, ты еще ребенок, но не я.       — Ошибаешься. Мидорима вспоминает, что он сказал после этих слов:       — Ошибаешься ты, я лишь констатирую факт: а факт таков, что уровень развития пятилетнего ребенка значительно превосходит твой.       Мидорима сам понял, что тогда сказал, ляпнув сгоряча. Такао даже не попытался хоть что-то сказать в ответ, просто развернулся и ушел. Мидориме показалось в тот момент, что по щекам Казунари текли слезы... С того дня Такао не появлялся в школе по сегодняшний. Сегодня пятый день.       Мидорима прекрасно понимает, что виноват он, но гордость настойчиво твердит обратное. Ощущения разъедают изнутри, ему кажется, что эта пытка никогда не кончится и в конце он сойдет с ума.       Нет, так больше не может продолжаться.       Мидорима достает из кармана телефон, ищет знакомый номер. Лучше пусть он потом пожалеет и сгорит от стыда, чем умрет от чувства вины, так и не получив прощение.       Раз, один раз можно и наплевать на свою гордость, если это ради того человека, который принял тебя таким, какой ты есть, несмотря на странные привычки и помешанность на гороскопах. Ради него можно.       Противные гудки лишь сильнее действуют на нервы, заставляют сильнее чувствовать себя виноватым. Гудки прекращаются, наступает секундная пауза.       — Шин-чан, — неуверенно то ли зовет, то ли спрашивает Казунари.       У Мидоримы вмиг высыхают губы, кровь начинает сильнее циркулировать, отчего бледные щеки приобретают розоватый оттенок. Все речи, которые он мысленно проговорил в голове, испаряются. Но тишина слишком затягивается, и, глубоко вздохнув, Шинтаро произносит лишь одно единственное слово, которое стоит тысячу таких речей:       — Прости.       Такао на другом конце трубки не верит своим ушам, телефон чуть не оказывается на полу.       — Шин-чан, — почти шепотом произносит Казунари, — я давно тебя простил.       — Единственным, кто был ребенком в тот момент, это был я. Высокомерным ребенком, возомнившим себя взрослым.       — Быстро же ты понял свою ошибку, и недели не прошло, — хихикает Такао. Если бы это было в любой другой день, Мидорима обязательно бы что-то сказал в ответ, но а сейчас ему остается лишь молчать и радоваться, что обошлось.       Чувство вины постепенно уходит. Ритм сердца выравнивается. Мидорима облизывает сухие губы.       И понимает, что завтра будет все как прежде.