Мгновения

      У Такао в голове далеко не серое вещество. Мидорима почти, наверняка, с вероятностью до тысячных, уверен в этом.       «Мозгов у него точно нет, — устало думает Мидорима и смотрит на рядом стоящий дом, считая окна, в которых горит свет, — сорок семь».       Окошко на двенадцатом этаже окрашивается ярко-оранжевым цветом.       «Сорок восемь… впрочем, у меня тоже их нет».       Мидорима глубоко втягивает носом воздух и плавно выдыхает. На сегодня с него хватит приключений. Он запрокидывает голову к небу и смотрит на силуэт выше. Силуэт то ли полулежит, то ли полусидит на ветках старого дерева и машет ногами вперед-назад, смотря куда-то вглубь самого неба своими серыми глазами.       И Мидориму это выбешивает настолько, что хочется схватить этого идиота за ногу, и пускай летит вниз. Для него это будет хорошим уроком.       Мидориму злит тот факт, что Такао беззаботно восседает на неимоверной высоте и насвистывает какую-то детскую песенку про одинокий фонарик.       Мидорима уверен, в голове у Такао может быть что угодно, но точно не мозги - опилки, каша, рис, список любимых видео-игр, плей-лист, табличка с надписью «Шин-чан» (упаси боже, конечно), всякая чушь, да хоть пенопластовые шарики, - все, что угодно, но только не то, что нужно.       Мидорима все-таки останавливается на варианте «каша». Для «опилок» и «риса» - много чести, «видео-игры» хранятся на psp, «плей-лист» - где только можно: телефон, планшет, плеер и плеер самого Мидоримы, про «табличку» Мидорима даже и думать не хочет. «Пенопластовые шарики» - слишком грубо, а что касается «всякой чуши», скорее всего, это не содержимое головы, а стиль жизни Такао.       — Такао.       Силуэт наверху от неожиданности чуть ли не делает сальто назад, но, крепко вцепившись в толстую ветку дерева руками и ногами, остается лежать на ветке (которая стала на последние три часа ему вторым домом) в форме гусеницы.       — …Шин-чан, — Такао неуверенно высовывает макушку и смотрит на Мидориму, который расположился веткой ниже.       — Хватить обнимать несчастный кусок дерева, ты ему уже надоел за последние три часа, — Казунари отрицательно машет головой, Мидорима хочет снять с ноги туфлю и кинуть прямо ему в темноволосую макушку. — Такао, слазь немедленно с этой чертовой ветки, — и снова - отрицательный кивок. — Такао, честно, я не злюсь.       — …да по тебе и видно, Шин-чан, — откровенно нагло язвит напарник. Мидорима все-таки хочет снять туфлю. — Я только попытаюсь перелезть на твою ветку, как ты с превеликой радостью поможешь мне спуститься вниз за считанные секунды. Нет уж, спасибо, я лучше тут посижу.       — Ты тут до ночи собрался сидеть?       — До утра.       Пару минут парни сидят молча. Каждый на своей ветке.       — Эй, — Мидорима поднимает голову и смотрит на Такао, который лежит на ветке на манер Чеширского кота, — есть идейка, как нам спуститься.       — Такао, ответь мне только на один вопрос.       — Какой, Шин-чан?       — Раньше эта «идейка» не могла тебя посетить?       — Я только сейчас кое-что понял, — Такао задорно улыбается. — Я расскажу тебе, если ты пустишь меня на свою ветку.       — Спускайся уже.       — Уже лечу к тебе, Шин-чан, на крыльях любви.       Мидорима все же еще думает про туфлю.       А еще думает, что у него вместо мозгов «кисель», раз он согласился на абсолютно безумную идею Такао. «Кисель» и «каша»? А что? Очень даже неплохое сочетание. Дополняющее, уж точно.