Бывшая

Большой город манит своей привлекательностью, тянет в свои сети, обещает красивую иллюзию, вечную сказку богатой жизни, лишённой каких-либо проблем. Сложно устоять и не попасть под это очарование, ведь на самом деле всё не так-то просто, как кажется на первый взгляд. Город — это сила, и сила эта велика, и, чем больше город, тем величественнее эта сила, однако город отнимает, высасывает всю силу у тех, кто оказывается здесь, делая сильного слабым. Получая что-то от города, приходится жертвовать весьма немалым. Город выкачивает всю энергию, делая человека уязвимым и слабым. Я отлично помню, как ещё совсем недавно я жила вместе со своей семьёй в нашем домике в Пенсильвании, почти в лесу. Из-за съёмок и плотного графика пришлось перейти на домашнее обучение, но это не было каким-то минусом, вовсе нет. Тогда я грезила большим городом и желала как можно скорее оказаться в нем, чтобы слиться, стать единым целым, частью большого организма, шестерёнкой в его механизме. В этом году моя мечта сбылась: я закончила школу и смогла полностью переехать в «Большое яблоко», чтобы воплотить в жизнь все свои мечты. Постоянные перелёты из города в город, туры, студии, радио… я начала чувствовать себя частью этого города, но, вместе с тем, я почувствовала, как стала более уязвимой. И причиной этому послужил отнюдь не сам город, нет. Главной причиной и виной моей слабости стал именно Джастин. Он ведь как большой город — умеет привлечь к себе внимание, манит, прельщает, затягивает, но в конце концов делает тебя обессиленной и покорённой. Он делает так, чтобы каждый оказался у его ног. Осознанно или же подсознательно, но он, подобно мегаполису, выкачивает всю энергию — медленно-медленно, каплю за каплей, оставляя тебя незаметно умирать наедине с собой. Если останутся силы — можно попытаться выкарабкаться, однако не факт, что по излечению от этой зависимостью вас не будет подстерегать Стокгольмский синдром, потому что такие, как Джастин, вызывают сильнейшую зависимость. Он будет даже пострашнее, нежели самый большой урбан. А если кто-то начнёт наивно полагать, что сможет побороть в себе эту зависимость, то окажется обманутым дважды, ибо от такой зависимости, как Джастин, практически нет лекарства. Помню, как забавно было слышать от его поклонников фразу «Бибер-лихорадка», но прошло время, и теперь я понимаю, что это отнюдь не так смешно и весело, как казалось тогда. Я хочу быть с кем хочу… Он сказал, что я достала его со своим контролем. А я всего лишь хотела стать его половиной — не такой, как принято считать, а другой — настоящей, полноценной частью его второго «Я». Без контроля, истерик и обманов. Без навязчивых телефонных звонков и неожиданных неприятных сюрпризов. Просто хотела, чтобы он думал обо мне, засыпая — так, как делаю это я. Не навязываясь, не контролируя, я просто любила. Просто пыталась быть собой. Телефон пугает меня входящим звонком, ведь на дисплее высвечивается счастливое лицо того, кто совсем недавно растоптал меня в пыль. И я не знаю почему, но беру сотовый в руки и отвечаю на звонок. Просто молчу, слушая его немного неровное дыхание. — Пупс, давай встретимся. Вот так сразу. Без всяких приветствий, извинений и прочего. — Ты слышишь меня? Алло, Брина. Я продолжаю молчать, стараясь не дать волю чувствам и слезам. — Малыш, — вздох, — не молчи. Нам надо поговорить. Жду тебя сегодня вечером в нашем доме, о’кей? Глупое сердце тревожно стучит, разгоняя застывшую кровь по охладевающим венам. — Пупс, у меня нет времени, просто приезжай, ладно? Нам нужно срочно поговорить, это очень важно. Джастин кладёт трубку, а я выдыхаю с шумом, закрывая глаза. Словно кто-то коснулся кончиками пальцев по струнам моей уставшей души, пробуждая в ней давно уснувшую мелодию большой любви. Наверное, нужно было накричать на него, послать на самое дно Марианской впадины, в Бермудский треугольник, свободное плаванье, открытый космос — куда угодно, пусть пропадёт, исчезнет, сгинет, растворится, только перестанет присутствовать в моей жизни, которую он так быстро превратил в жалкое подобие существования. Кажется, я больше не могу произносить это имя. Теперь для меня этот человек превратился в безликое «Он». Кое-как дотянув до вечера, возвращаюсь в отель и сползаю вниз по стене, обессилев от сумасшедшего дня. Я должна быть на месте ещё полчаса назад, но, терзаемая противоречивыми чувствами, не могу понять, чего же хочу. Он не звонит, но что-то подсказывает мне, что он там, ждёт меня. Словно в каком-то пьяном бреду, быстро соскакиваю с места, принимаю душ, переодеваюсь, собираюсь и еду туда, где должно решиться моё ближайшее будущее. Открываю дверь ключом и вхожу внутрь. Отчего-то я не волнуюсь, наоборот, даже чересчур спокойна — до такой степени, что самой кажется странным. Он выходит мне навстречу, смотрит прямо в глаза — такой родной и любимый, что я невольно замираю на месте, держа в руке сумочку. Подходит ко мне, касается плеча рукой и… Господи, как же, оказывается, я скучала! Эти губы, эти глаза… Он целует меня так неистово, что земля уходит из-под ног, и я буквально падаю в его крепкие объятья. Нет никаких разговоров, никаких ссор и упрёков — есть лишь мы одни, и вокруг нас сейчас вращается целая вселенная, а мы в этом эпицентре, отдаёмся страсти так скоропостижно, что мозг попросту отказывается воспринимать и перерабатывать происходящее, и потому всё кажется таким ненастоящим, замедленным, словно смазанным акварельными мазками на шершавой поверхности натянутого холста. Он рисует на мне свою любовь так, как создаёт художник на полотне свои шедевры, а я отсвечиваю этими красками, впитывая их в себя. Его поцелуи — это кисть, а моя кожа — это тот самый холст, и он, словно импрессионист, хаотично разбрасывает по мне свои импульсивные мазки, заставляя преображаться. Он пачкает меня собой, а я даже не думаю о том, что вряд ли получится смыть потом с себя эту экспрессию чувств. Он дарит мне себя, заглушая, перекрывая мою ненависть своей спонтанной страстью. Можно сходить с ума постепенно, год за годом, день за днём, а можно как я — вот так мгновенно, сразу, окончательно и бесповоротно. Я ловлю взглядом блёклый солнечный лучик, что имел наглость проникнуть сквозь узкую щель между штор и упасть на скулу спящего Джастина. Надо же, уже давно вступило в свои права осеннее утро, а я до сих пор не сомкнула глаз. Чуть приподнимаю голову, и лучик тотчас пропадает, потому что я заслоняю ему доступ. Почему я не могу сделать этого с Селеной? Почему не могу заслонить собой Джастина, почему не могу закрыть ей этот чёртов доступ к нему? Осторожно целую в щёку своего мужчину, и он легко улыбается и открывает свои сонные глаза. — Доброе утро, — лёгкая хрипотца приятно радует слух, а я пытаюсь понять, жалею ли о том, что отдалась ему этой ночью. — Доброе, — снова кладу голову на его плечо, — разве ты никуда не торопишься? — моя обида, кажется, проснулась вместе с ним, и я не могу не задать этот неуместный сейчас вопрос. — В смысле? — Джастин чуть склоняет голову в мою сторону, а мне начинает казаться, что он попросту издевается надо мной. — Селена, — я сажусь на постели и слышу сдавленный вздох позади себя. — Разве ты не должен ехать к ней? — Малыш, — Джастин садится рядом и обнимает меня за плечи, — не сердись. Ей сейчас действительно очень плохо, и она нуждается в поддержке. — Кого ты пытаешься обмануть, Бибер? Почему она не подпускала тебя, когда ты оплачивал её лечение? Почему даже не позвонила и не поблагодарила? Почему сейчас, когда у нас всё так хорошо, она объявилась и портит мою жизнь? Знаешь, я даже не хочу знать, кто из вас первым начал это общение, но я не позволю делать из себя посмешище, Джастин. Я всё понимаю — старые чувства, ностальгия и всё такое прочее, только вот ты уже давно должен был отпустить это. У тебя теперь есть я, есть будущее, скоро наша свадьба, и я бы не хотела, чтобы… — Пупс, — он останавливает меня, берёт за подбородок, смотрит в глаза и тихонько произносит, — я очень люблю тебя и не хочу, чтобы ты думала, будто между мной и Сел что-то есть. Прости то, что так ужасно вёл себя все эти дни, просто… — переводит взгляд с моих глаз на губы, а затем снова поднимает его, — мне нужно время, чтобы хорошенько обдумать происходящее. — И поэтому ты… — И поэтому я хочу попросить тебя… — снова пауза, — не пойми это превратно, я действительно люблю тебя и хочу быть с тобой, но… Давай отложим нашу свадьбу.