Бывшая

Я вою от душевной боли, царапая стены. Кусаю губы до крови, пачкая ею кончики занемевших пальцев. Пытаюсь забыться во сне уже вторые сутки, запиваю снотворное антидепрессантами, но ничего не помогает — мои глаза по-прежнему открыты, в них нет ни единого намека на желание поспать. Всё, что осталось — глядеть ими в такие чёрные глазницы высотных домов, отсчитывая, как до рассвета осталось шесть, пять, четыре… Джастин снова уезжает — уверена — к Селене, а я снова остаюсь одна. Одна со своей разрастающейся до размеров Млечного пути душевной раной. Сегодня день нашей несостоявшейся свадьбы. День, когда мы могли бы стать неделимым целым. Слишком сложно объясняться с близкими, слишком тяжело повторять в сотые разы, почему отменено торжество. Обычно из-под венца сбегают невесты, так почему же именно на мне произошёл сбой в отлаженной работе матрицы? Все эти три дня и две ночи я задаю себе лишь единственный вопрос: почему? Почему я? Почему со мной? Почему Селена вдруг решила вспомнить прошлое и снова ворваться в жизнь своего бывшего, который уже почти сделал шаг в новую жизнь и новые серьезные отношения? И кто мы с Джастином теперь друг другу? Просто счастливые лица на оставшихся в телефоне фотографиях? Пара бездушных помолвочных колец, которым самой судьбой уготовано теперь остаться невостребованными? Две линии на листке бумаги, небрежно сделанные чьей-то торопливой рукой, которым довелось однажды пересечься в какой-то неопределённой точке для того, чтобы снова разбежаться по разным сторонам? Капризная прихоть жизни, которой в какой-то момент просто стало скучно, и она решила позабавиться, посмотрев, что выйдет из этого эксперимента? Как лечить эти побочные эффекты? Как устранить, какие лекарства можно принять от любви? Как же хочется позвонить ЕЙ, высказать всё, что накипело, посмотреть в глаза, отвесить пощёчину за разрушенную идиллию! Возможно, они снова разбегутся, только вот что же делать мне? Как залечить душу? Я люблю его, но не могу найти в себе силы, чтобы перешагнуть через эту громкую череду регулярных измен. Селена могла и не знать изначально обо мне, но ведь Джастин знал! Знал и… сознательно делал это?! Есть ли в таком случае смысл бороться за свою любовь? Взаимна ли она? Да и нужна ли теперь?        Я рыдаю на плече Кори, который заботливо вытирает мои слёзы и внимательно выслушивает все эти бредни. Как это иронично — искать утешения в бывшем, потому что твой без пяти минут супруг прямо сейчас спит со своей бывшей! Да и какой он мне теперь муж? Отныне мы с ним бывшая и бывший. Я приезжаю ночевать в нашу уютную квартирку, где, наревевшись вдоволь, засыпаю в обнимку с подушкой, на которой обычно любил спать Джастин. Теперь я знаю: любить — это больно. Это как сделать глубокую надсечку на трепещущем и ничего не подозревающем сердце, а затем оставить его биться в агонии, чтобы потом оно медленно остановилось и умерло. Трясутся руки, поправляющие волосы, дрожат безмолвные губы, безропотные ресницы, крупной дрожью сотрясает предательское тело. Сегодня вечером у меня встреча. С НИМ. И я боюсь и дрожу, как кленовый лист под каплями хлещущего нещадно дождя, обдуваемый промозглым ветром поздней осени.        Джастин собран и спокоен, а я чувствую себя какой-то бесформенной субстанцией, и невольно цепляюсь пальцами за рукава домашней вязаной кофты, которая с его появлением отчего-то перестала дарить своё тепло.        — Это правда? — Джастин подходит ко мне очень близко, так, что я могу разглядеть тёмные крапинки в его янтарных глазах, а я думаю лишь о том, что он слишком припозднился для выяснения отношений. — То, что сказала мне Селена… это так?        —  Да, Джей, — я с достоинством выдерживаю этот испытующий взгляд, и Джастин хмурится, понимая, что проиграл эту партию, сжимает кулаки и чуть опускает голову, склоняя её и скользя по моей фигуре взглядом. — Я жду ребёнка.        Затяжная тишина звучит в ушах нависшей ферматой, и хочется сделать глубокий вдох, чтобы впустить в напрягшиеся лёгкие свежего воздуха, который словно выветрился из этой комнаты ровно после озвученных мною слов. Джастин продолжает стоять в одной позе, не меняя выражение лица, а я продолжаю угадывать, какой же окажется его реакция. Ну же, Джастин, ты ведь всегда так сильно хотел детей, неужели эта новость для тебя — пустой звук? Неужели она ничего для тебя не значит? Сердце словно остановилось, замерев, и я не моргая смотрю на человека, чувства к которому до сих пор ещё теплятся в моей душе.        — И давно ты узнала?        —  Почти перед самой церемонией, — необъяснимое волнение охватывает всё моё естество, ведь мне сейчас так сильно хочется услышать самое главное, но вместо этого Джастин задаёт какие-то глупые вопросы. — Я была у врача. Уже пять недель, Джей. Ты рад? —  Почему ты сказала об этом Селене? — хмуро интересуется он, а я совсем теряюсь, понимая, что проигрываю этот бой. — Почему ей, а не мне?        —  Да потому что она пришла ко мне первой! Где ты был всё это время?! — в отчаянии взрываюсь я, — она говорила всякие непотребства и хотела, чтобы я исчезла из твоей жизни! Она вела себя так, словно это она, а не я, твоя невеста, Джей! Что ещё я должна была сделать? И вообще, — я уже дрожу от негодования и подступающей ярости, — почему ты не рассказал ей о нас? Почему бросил меня и убежал к ней, стоило лишь ей поманить тебя пальцем? Неужели я для тебя пустое место и совершенно ничего не значу? — я уже кричу, не замечая слез на своих щеках, кричу, выплёскивая обиду и боль, кричу, задохнувшись в предательстве и лжи того, кого считала самым близким на земле. — Почему, Джастин? Неужели это всё неважно?        —  Ты не в себе, — вдруг заявляет он, — договорим потом, когда ты успокоишься.        — Чт… — я хватаю воздух ртом, а Джастин просто разворачивается и уходит, оставляя меня с нарастающей болью, известью выжигающей душу изнутри. Кажется, ему совсем нет до меня никакого дела.

***

Ты помнишь, как сильно мы любили? Помнишь, как клялись в любви, утопая в океане безграничной нашей страсти, ничего и никого не замечая вокруг? Когда всё стало меняться? Когда мы успели дойти до этой тонкой грани, когда уже не видно, что нормально, а что — нет? Когда исчезли рамки любви, что позволяли нам не поддаваться искушению этого мира?        Все ждут, когда разобьются наши сердца, и неважно, сколько времени на это потребуется. Любовь стала товаром, но я не хочу покупать то, что они продают, ты меня слышишь? Мы падаем, совершая ошибки. Никто не хочет сражаться за любовь, а ведь она — словно пистолет, заряженный теми сильными пылающими чувствами, что уже успели остыть в наших сердцах. Мы стали потребителями нашей же любви. Вместо жарких ночей — короткие поцелуи перед сном. Когда наши сердца в последний раз бились так часто? Слова стали короче, тишина — длиннее. Неожиданно наша любовь стала похожа лишь на воспоминание. Когда наша страсть успела стать значимой лишь на время? Ответь мне, когда? Никто не хочет сражаться за любовь. Возьми мою руку, обними крепче, подари поцелуй, разожги огонь в остывшем сердце, ведь я чувствую, что моей любви не хватит нам двоим. Когда любовь объявляет войну, всё становится таким неважным, правда? Но никто не хочет бороться за неё. Когда не можешь спрятаться, беги. Когда не можешь бежать, прячься. Но я не хочу убегать, слышишь? Я не хочу бежать, не хочу прятаться. Я просто хочу быть любимой. Неужели я так много прошу? Джастин беззаботно обнимается со своей Селеной в отеле, в который он снова переехал. Совершенно не стесняясь камер журналистов, прекрасно понимая, что я также увижу эти снимки, а мне лишь остаётся медленно погибать от его действий, направленных на моё разрушение. Кажется, ему нравится эта игра, в которой всё внимание направлено на его персону. Две девушки на одного мужчину — это знатно тешит самолюбие. Поговаривают, что после ужина они уединились в номере Джастина. Кажется, кто-то из нас двоих уже сделал окончательный выбор. Джастин, некогда такой любимый и родной, звонит мне через два дня и назначает встречу. На сердце камень, кажется, я и сама уже стала такой же бесчувственной и жёсткой. — Ты уже подумала? — спрашивает Джастин, стоя у окна, а я пожимаю плечами, недоумевая. —  О чём? — О том, что ты будешь делать с беременностью, — поясняет он, чуть поворачивая голову.  — Ты имеешь в виду, что я решила сделать с НАШИМ ребёнком? — считаю нужным уточнить я. Джастин поводит плечами, выдавая себя — ему не приятны мои слова. — Этот малыш — плод нашей любви, Джей, — твёрдо отчеканиваю слова, — что я должна делать с ним? — Послушай, пупс, — Джастин поворачивается ко мне, подходит ближе, кладёт руки на плечи и смотрит в глаза так, словно заглядывает в душу. — Сейчас всё слишком сложно, и я совсем запутался. Мне нужно ещё время, чтобы окончательно разобраться во всём этом. — Ты хочешь сказать, время для того, чтобы тратить его на Селену? Ты это имел в виду? — Пупс, — Джастин чуть сдавливает мои плечи, делая больно, но я мужественно стараюсь вытерпеть. Это меньшая боль из всей той, что он успел мне причинить. — Я не готов к такой ответственности. Ты же не глупая, понимаешь, о чём я, верно? — Ты хочешь, чтобы я избавилась от нашего малыша, так ведь? — я беру на себя смелость озвучить то, что не прозвучало, но очень явственно и понятно нам обоим. — Сначала тебе стала ненужной я, теперь ещё и наш ребёнок? — я нарочно делаю упор на слово «наш», чтобы он понял наконец, на ЧТО толкает меня своими безумными словами. — Ты хочешь, чтобы я его убила? — Чёрт, пупс! — Джастин почти отталкивает меня, мечется между окном и кроватью, рассерженно теребит свои волосы и смотрит куда угодно, только не в мою сторону. — Как ты не поймёшь, — он снова возвращается ко мне после пятиминутного бесцельного бега по комнате, снова хватает за плечи и начинает трясти, — всё это слишком сложно! У тебя сейчас концерты, на носу рождество, потом твой новый альбом, потом мой, потом… — Джей выдыхает, переводя дух. — Тебе не нужно это сейчас, пойми, глупышка. — А тебе? — в моих глазах отражается радуга слёз, а разум отказывается принимать услышанное, ведь то, что говорит сейчас этот человек, бесчеловечно и жестоко. Своими словами он хочет убить не только ещё не родившегося ребёнка, в котором течёт его собственная кровь — этими словами он убивает сразу двоих. —  Тебе тоже не нужно?  — Перестань! — Джастин трясёт меня сильнее, и я буквально вырываюсь, не в силах терпеть эту морально-физическую боль. — Ты говоришь сейчас ерунду, опомнись! — Это ТЫ несёшь неведомо что! — в тон ему восклицаю я, повышая голос, — ты предлагаешь мне убить нашего ребёнка, мне всего восемнадцать, Джастин, возможно, у меня потом никогда не будет детей, а мы помолвлены, и ты не знаешь, что будет дальше, но говоришь такие вещи, как будто… — Да плевать на эту помолвку, поняла?! — неожиданно заявляет Джастин, и я испуганно замолкаю, — что ты заладила со своей помолвкой, кому она нужна? Я сейчас с Селеной, а ты… — А если бы это не я, а Селена забеременела бы, что бы ты сделал? — неожиданно для самой себя выкрикиваю я, — тоже потащил бы на аборт? Тоже заставил бы избавиться от ребёнка? Да? Скажи! СКАЖИ!!! —  Заткнись! Я задыхаюсь от такого тона, глядя на него широко открытыми глазами. Как он смеет повышать на меня голос?! — Прости, — сразу же осекает себя Джастин, пытаясь успокоиться. — Прости, я не хотел. Ты должна понимать, пупс, ты не маленькая. Сейчас всё слишком сложно. —  Ответь, — я настойчиво продолжаю требовать своё, и он опускает взгляд, сникает и сутулится, — если бы это не я, а Селена, забеременела бы сейчас, ты бы тоже отправил её на аборт? Кажется, я начинаю падать куда-то, теряя сознание, когда Джастин сквозь зубы выдаёт лишь единственное слово: — Нет.