Names Are Just Words

25 января, 2010 19:32 Остаток дня я потратил на последние приготовления. Приобрел новый двухместный мотоцикл, отследил бизнес-операции нескольких местных небольших судоходных компаний, за которыми наблюдал для определенной цели. Я остановился на одной из них с названием "Транспорт. Инк", поскольку их рабочая система не была замудренной, и это гарантировало, что ошибок не предвидится. Я украл их униформу и угнал один из фирменных грузовиков, убедился, что в нем полный бак бензина, прежде чем припарковать его в переулке. Я позаботился о том, чтобы он был не виден с улицы, затем проверил двигатель, чтобы убедиться, что грузовик находится в отличном состоянии. Я подогнал мотоцикл и поручил Мэтту осмотреть и его состояние тоже, а также чтобы он подготовил всё, что ему было нужно. Я не забыл и о мелочах, осмотрев хлам внутри грузовика — там было несколько пустых коробок и несколько одеял, чтобы оборачивать ими хрупкие товары. Я приготовил несколько бутылок воды и медицинские принадлежности, а также положил инструменты в сумку мотоцикла на случай, если столкнусь с какими-либо непредвиденными техническими проблемами. Я также взял ящик других, менее обычных "инструментов", для использования их в допросе Такады. Я заранее проверил несколько заброшенных мест и остановил свой выбор на христианской часовне за пределами Нагано, которая была в нескольких часах езды от города, прямо у шоссе, недалеко от Каруидзавы. Она рассыпалась на части и вскоре могла быть пущена под снос, и, судя по спутниковым фотографиям, это было идеальное место, такое, где никто ничего не увидит и не услышит. Я бы отвез Такаду именно туда. В конце концов, это место было подходящим для того, чтобы окончательный суд над Кирой свершился в ветхом Божьем доме. Звучало почти поэтично. Последние часы прошли в относительной тишине, и все мои мысли были сосредоточены на продумывании плана, но по мере того, как вечер подходил к концу и все подготовки были наконец закончены, я подготовил план, который смог бы осуществить в одиночку. Как и раньше, я чувствовал вину и эмоции, которых не должно было быть. Не здесь и не сейчас. Я собирался победить Киру собственными руками и не мог позволить себе отвлечься на что-то. — Я буду с тобой откровенен, Мэтт, — сказал я, вставая между диваном и телевизором. — Что происходит, Мелло? — спросил он немного раздраженным голосом, потому что я помешал ему на середине новой игры, где его персонаж, сладострастная ведьма, оголялась всё больше и больше, когда его комбо становились жестче. — Это важно. Мне нужно, чтобы ты внимательно меня выслушал. — Окей, — Мэтт отложил джойстик и стряхнул пепел с сигареты. Я сел в кресло напротив него. Мэтт смотрел на меня в ожидании. Сейчас было самое время. — Почти всё готово, поэтому мы сделаем следующий шаг уже завтра. — Завтра? Это же хорошие новости, да? Я отрицательно покачал головой. — Ниа хочет закончить всё одним решительным шагом — смертельным. Если мы не будем действовать завтра, то я уверен, что Кира уничтожит всех, кто охотится за ним. Ниа погубит всё, если я не вмешаюсь завтра. Мэтт, казалось, задумался на мгновение. — Так ты спасаешь его задницу? Это на тебя не похоже. — Я знаю, — усмехнулся я. — И поверь мне, я продолжаю себя убеждать в том, что мне не надо вмешиваться и позволить Ниа умереть, ведь тогда у меня больше не будет соперника. Если он и другие следователи умрут, я смогу подобраться к Кире вплотную, но по какой-то причине... я не могу бездействовать. — Всё нормально, Мелло. Я знаю, почему ты не можешь. — Я посмотрел на него. — В тебе и в Ниа всегда было что-то, чего я никогда не мог понять. Это нормально, если ты так чувствуешь, и ты не должен винить себя за это. Ниа уязвил тебя, и вся твоя жизнь вращалась вокруг того, чтобы втоптать его в грязь, но даже после всего этого он всё еще наш младший брат. Мои глаза сузились: неприглядная правда в его словах задела мою гордость. Я не мог отрицать эту истину и уже признался в этом самому себе, и потому я кивнул. — Но ты это принял. И это не то, что на самом деле тебя беспокоит, — сказал Мэтт. — Дело не в этом. — Нет, — согласился я. — Я, конечно, не могу не думать о том, что Ниа может победить Киру без моего участия. Я хочу вырвать победу прямо у него из рук, пока еще есть шанс. Вот почему это должно случиться завтра. Он кивнул. — Я буду с тобой. Так в чем тогда дело? Я ощущал запах сигаретного дыма в воздухе вокруг меня, и это заставило меня задуматься о том, что такой обычный факт жизни скоро исчезнет по какой-то нелепой причине. — Мы с тобой следили за той женщиной из NHN, и количество ее телохранителей только продолжает увеличиваться. Мы оба знаем, что они фанатики Киры, и нет никаких сомнений в том, что они хорошо подготовлены и вооружены. Мне нужно, чтобы ты был приманкой, чтобы я мог похитить Такаду и тем самым нарушить планы Киры. — Да, я помню. — Но быть приманкой значит подвергнуться большому риску. Я, честно говоря, не думаю, что они будут стрелять в тебя прямо на улице, если поймают, так как вертолеты новостных каналов всё время будут следить за погоней. Но чем дальше, тем сильнее этот мир подвергается влиянию Киры. Если они поймают тебя, и ты выживешь, то они станут судить тебя по законам Киры, и я могу лишь представить, каким пыткам они тебя подвергнут. Несмотря на мои оптимистичные предположения, Мэтт... есть очень высокий шанс того, что ты можешь умереть во время этой миссии. Я поднял на Мэтта взгляд, и у меня перехватило дыхание. Он внимательно слушал, возможно, в первый раз вообще. Сигарета тлела, зажатая у него между губами, но он не делал затяжки, и дым просто плыл по комнате. — Но ты уверен, что план сработает, так? — наконец произнес он. — Да, я уверен. Мы оба готовились неделями, и всё, над чем я работал, привело к тому, что есть сейчас, но есть много непредсказуемых переменных, много вещей, которые я не могу предвидеть. Всё может пойти не так. — Но раз ты думаешь, что план сработает, то я не против. Если ты хочешь, чтобы я был приманкой, я буду ей. В любом случае, я отличный водитель, так что они не поймают меня. Его слова снова вызвали во мне злость, которую я не мог сдержать. — Черт возьми, ты что, не слышишь, что я говорю? — воскликнул я. — Я только что сказал тебе, что ты можешь погибнуть! — Нет, ты сказал, что есть такой шанс, но ты не думаешь, что это случится. И этого достаточно. — Что, черт возьми, с тобой не так? Почему ты такой спокойный? — Почему мне не быть спокойным? — Я мог только покачать головой, настолько ярость охватила меня. — Почему ты так злишься? Я же говорил, что сделаю всё, что от меня потребуется, нет проблем. До сих пор всё это срабатывало. Просто используй меня, Мелло. Тебе нужно, чтобы я что-то сделал, и я это сделаю, так зачем мы спорим? — Черт! — прошипел я, отворачиваясь в сторону и махнув на Мэтта рукой. — Ты безнадежен! Зачем я вообще тебя предупредил? Почему я вообще беспокоюсь об этом? Хорошо, ты прав! Мне плевать, если ты умрешь! Ты просто инструмент, и мне всё равно, что чувствует инструмент — всё, что меня волнует, это то, насколько хорошо этот инструмент работает в моих руках! Забудь, что я сказал, и играй дальше в свои игры! Черт его побери, зачем я вообще пытался его отговорить? Зачем я вообще что-то ему говорил? Я уже пробовал это делать. Тогда зачем снова спрашиваю его? Откуда во мне эти сомнения? Сомнения и обжигающая чертова вина. Это было так на меня непохоже, и я ненавидел Мэтта за то, что эти чувства возникали во мне из-за него. Я хотел отойти, но он схватил меня за руку, и по какой-то причине я не мог его ударить, несмотря на то, что очень хотел это сделать. — Мелло, расслабься, — сказал Мэтт, притягивая меня к себе, не обращая внимания на мое сопротивление. — Я рад, что ты расстроен, — сообщил он мне прямо в лицо. — В последнее время я не понимаю себя самого. Но теперь я знаю, что чувствую себя важным. Я почти никогда не чувствую себя важным рядом с тобой, хотя знаю, что это так. Я, вероятно, единственный, кто испытал это чувство по отношению к тебе, и мне от этого хорошо. Я покачал головой. — Нет, прекрати пытаться спорить со мной, — потребовал он. — Это больше не сработает. Я вижу, как ты делаешь попытки — хочешь, чтобы я спорил, и тогда у тебя был бы повод вышвырнуть меня. Ты хочешь, чтобы я сам сбежал, и тогда ты бы махнул на меня рукой. Ты хочешь, чтобы я ушел, потому что хочешь спасти меня, не ставя свою гордость под сомнение, Мелло. — Я ничего не ответил, потому что не мог. Просто отвернулся. Он был прав. — Да, я знаю всё это, но я не хочу, чтобы меня спасали, ладно? Я хочу быть там, где тебе нужен. Ты сказал, что с того момента будешь верить мне. Сказал, что нам больше не нужно ничего спрашивать. Ты сказал, что мы просто должны принять это. — Я это знаю. Я это сказал... и знаю. Я просто... не хочу. — Да, понимаю. — Мэтт всё еще держал меня за руки, не отпуская. — Мне нравится такой расклад, — сказал он тихо. — Ну, тем лучше для тебя, — усмехнулся я, отталкивая его. Он положил руки мне на плечи. — Перестань! У меня нет для этого настроении. Я больше не могу это терпеть! Ты делаешь только хуже! Если ты останешься, я... — Слушай, Мелло, может, я и не такой, каким ты меня воспринимаешь, но я знаю, кто я такой. Я не твой брат и даже не твой парень, я знаю это, — сказал Мэтт и слегка встряхнул меня. — Однако я знаю, что я твой друг, единственный друг, который у тебя когда-либо был. Вот что имеет значение, понял? Вот почему я не против, чтобы меня так использовали, потому что тогда это будет значить, что я для тебя незаменим. Я смотрел на него, не понимая такой преданности. Я просто не мог понять это и принять. Мэтт всегда был таким? Преданный, но беззаботный? Честный и ни о чем не жалеющий? Бесконечно верный и не задумывающийся о последствиях? Но эта его преданность была для меня невыносима — я понял, что больше не смогу принимать ее. Всё это свалилось на меня как снежный ком, и теперь я сомневался, что выдержу это. Конечно, у меня отсутствовала совесть, и меня не трогали многие вещи, однако тут было совсем другое. Это было тяжелое бремя, которое Мэтт вынуждал меня нести на моих плечах, оно было хуже, чем чувство вины или раскаяния или чем приступ инфаркта — это было намного острее и жестче, если оно смогло повлиять на меня так сильно и так глубоко. Нельзя было этого допускать. Я не хочу отвлекаться, не хочу чего-то бояться! Не хочу ощущать себя таким слабым! Почему он делал это со мной? Почему я не могу этого понять? — Просто прекрати, Мэтт, — прошипел я, стиснув зубы. — Я тебя понял, ладно? Этого достаточно! Хватит уже! Заткнись! — Окей… Я снова оттолкнул его, не очень сильно, и он отпустил меня. — Нам снова нужно вернуться к плану. Всё должно пройти идеально, права на ошибки нет. Мы просмотрим карты, спутниковые фотографии, сопоставим время... Всё проверим заново. Мэтт вполне ожидаемо кивнул, и я собрался уходить. Я прошел мимо него, но вдруг он схватил меня за руку. — Подожди, — быстро проговорил он. Это был единственный раз, когда я услышал спешку в его голосе (за исключением того раза, когда я был в смертельной опасности). — Я хочу тебе кое-что сказать, Мелло. — Проклятье. Что именно? — Завтра у нас важный день, я знаю. И я знаю, что ты запланировал еще больше, чем говоришь мне. Завтра решится всё — мы прижмем Киру и отомстим за Л. Мы завершим нашу миссию несмотря ни на что. Завтра будут только дела, поэтому я хочу сказать это сейчас, пока еще есть время. — Я уставился на него, чувствуя непонятный страх, который не был знаком мне прежде. Мэтт закусил губу перед тем, как снова продолжить. — Я хочу сказать тебе свое имя, Мелло. Свое настоящее имя. Мои глаза широко распахнулись от неожиданности, но Мэтт решительно стиснул мою руку. И тогда я сразу же отверг эту идею. — Нет, — сказал я, покачав головой. — Ты не должен мне говорить. Будет лучше, если я не буду знать твое имя. Если что-то пойдет не так, если Кира получит контроль надо мной... — Я снова покачал головой. — Я проверял Тетрадь смерти — нельзя заставить людей сделать что-то невозможное. Я не смогу выдать твое имя, если не буду его знать. Если мы потерпим неудачу и Кира победит Ниа, он убьет всех нас, даже не зная, что у меня есть сообщник. А если Ниа победит Киру, тогда не будет необходимости в твоей смерти. В первой ситуации я буду единственным, кого Кира сможет контролировать с помощью Тетради, чтобы получить то, что он хочет, так что нельзя позволить мне знать твое имя. Не говори мне. — Меня это не волнует, — возразил Мэтт. — Если я умру, я хочу, чтобы ты его знал. Все дети в Вамми ходили как безымянные заготовки, готовые стать запасными копиями Л. Людям вроде нас не нужны имена и даже лица. Такие как мы не предназначены для обычной жизни, для индивидуальности. Мы даже не должны существовать, мы должны быть призраками. Л нарушил правила и это убило его, но я не марионетка и я могу принимать свои собственные решения. Если я всё равно умру, я хочу, чтобы ты знал, как меня зовут. Имя — единственная вещь, которая доказывает, что я — личность. Мой отец, вероятно, убил мою маму, и он не хотел, чтобы я и мой брат рождались, поэтому я всегда ненавидел имя, которое он дал мне. Но всё-таки оно мое, и ты единственный человек, которому я хотел бы его сказать. Несмотря на то, что мы не должны держаться за что-то, даже если мы прокляты, даже если мы ненормальные — мы не можем наплевать на всё, если завтра всё может закончиться. Я уже говорил тебе, что меня не волнуют ни рай, ни ад, но меня волнует то, что происходит здесь и сейчас, и прямо сейчас я хочу, чтобы ты знал. У меня не было слов после его признания в таком привычном ленивом тоне. Я не мог четко видеть глаза Мэтта и не был уверен, что хочу. Я не знал, что это повлечет за собой. Я не знал, сколько времени осталось Мэтту, чтобы я смог его понять, и сколько времени я потратил, отталкивая его. Я так много пропустил, и теперь у меня не осталось возможности всё вернуть. Я медленно кивнул. — Хорошо. Можешь мне сказать. Я вздрогнул, когда Мэтт стянул с себя очки. Они съехали ему на шею, и я увидел зеленые глаза с расширенными зрачками. Их можно было бы назвать постоянно скрытыми, так как я знал, что я единственный человек, который видел их больше одного раза. Он глубоко вздохнул, протягивая руку, чтобы обхватить мое второе плечо. — Меня зовут Майл. Майл Дживас. — Мэтт резко выдохнул и вдруг засмеялся: — Слышу собственное имя, произнесенное вслух, впервые за последние... двенадцать лет. — Майл Дживас, — повторил я, встречаясь взглядом с его глазами. — Да... Оно отстойное, я знаю, но оно мое. — Я кивнул, не уверенный, что мне делать. — Ладно, теперь, когда этот груз снят с моих плеч... — Мэтт похлопал меня по плечу, а затем вернул свои очки на место. Так просто? Он сказал мне свое имя и на этом всё? Он даже не хочет узнать..? — Стой! — приказал я, даже не подумав толком. Я услышал, как Мэтт остановился, и обернулся к нему. Он хотел пойти к компьютерам, чтобы проверить то, что должен был проверить, но после моих слов замер на месте, а затем развернулся ко мне. — Что случилось? Это противоречило всем моим принципам, всем предупреждениям, звучавшим в моем мозгу, каждая частичка моего тела противилась одной-единственной мысли. Я сжал зубы и глубоко вдохнул, стискивая кулаки. — Михаэль... Кель, — прорычал я, не в состоянии сказать это спокойно или мягко. — Меня зовут Михаэль Кель. Я тоже не слышал его вслух более десяти лет, пока Ягами не назвал мое имя прямо перед своей смертью. В тот момент это было шоком для меня, и я даже подумал, что мне показалось. Сюрреалистично. Болезненно. Больше похоже на проклятие, чем на ностальгические воспоминания. Поначалу Мэтт никак не реагировал. Он просто смотрел на меня; я знал это, даже когда его глаза были скрыты очками. Он медленно зажег новую сигарету, затянулся и выдохнул дым. — Михаэль? — повторил он. — Мне нравится. Звучит намного лучше, чем мое собственное. — Мэтт улыбнулся, но это не было самодовольной ухмылкой. Это была самая обычная улыбка. — Оно славянское, — пояснил я, чувствуя, как закипает кровь. Секретность глубоко укоренилась в моей ДНК, и сейчас я наплевал на привычку всё скрывать. Я не знал, почему делаю это, но был полон решимости рассказать Мэтту всё, что никогда не рассказывал ни одной живой душе — внезапно, искренне. — Это вариант Михаила, что значит "тот, кто подобен Богу". Я не помню лиц членов моей семьи, но смутно припоминаю пару других детей, моих братьев и сестер. Самые старшие из них звали меня Миха. Я покинул этот дом, когда мне еще не было шести, и я не помню, что произошло до момента, как я попал в монастырь. Меня обнаружили монахини — они увидели, что меня избивали, и разрешили остаться у них. Они покрестили меня и дали первое причастие. А потом какие-то люди сожгли монастырь и убили почти всех монахинь. Позже я узнал, что те же поджигатели сожгли и мой дом, и тогда я стал сиротой. Не знаю, как я оказался в доме Вамми. Кто-то, должно быть, нашел меня. Это всё, что я помню. Всё. Остальное ты знаешь. Мэтт кивнул. На его лице не было удивления, но и привычной невозмутимости не было тоже. Конечно, он был удивлен моей внезапной исповедью, о которой он даже не просил. Сигарета всё еще дымилась у него во рту и пепел падал на пол. Мэтт сделал несколько шагов и снова остановился. — Я родился в Ирландии, — сказал он внезапно. — Мои родители были бедными грязными пьяницами, и моя мама однажды не пришла домой. Отец сказал мне и моему старшему брату, что она умерла. А брат... его звали Лиам... он сказал мне, что это отец убил ее. Со временем отец стал пить еще больше и избивал нас обоих. Лиам ушел из дома, как только стал достаточно взрослым, но меня с собой не взял. Даже не попрощался. Наверное, это было слишком трудно для него, поэтому я не могу его винить. Он оставил свои спортивные очки. Я взял их и сбежал после того, как отец вытолкал меня на улицу в холодную ночь. Он убил себя вскоре после этого. Я прошел через несколько приемных семей, прежде чем оказался в Вамми. Это почти всё, что я могу рассказать о своем прошлом. — Мэтт почесал голову, прежде чем продолжить. — Это даже не сравнить с тем, что ты пережил. Я привык к тому, что на меня не обращали внимания, и поэтому я просто перестал пытаться быть кем-то. Когда Л выбрал меня, это было для меня чем-то новым, но я всё еще не был первым претендентом или даже вторым. Я был моделью "Заготовка", существовавшей для того, если первые две модели потерпят неудачу. Запасная копия запасной копии. Мэтт слегка пожал плечами, а затем сделал глубокую затяжку. — Но ты, Мелло, знаешь... Ты первый человек, который действительно нуждался во мне. Вот почему я застрял с тобой, как бы ты со мной ни обращался. Когда тебя и Ниа выбрали наследниками Л, тебе было о чем подумать, и я не хотел мешать тебе. Никому не нужен номер Три, и я видел, что больше всего ты хотел победить номер Два. Это то, с чем я не мог тебе помочь, то, что ты должен был сделать самостоятельно, поэтому я оставил тебя, чтобы отдать место, которое тебе было нужно. Я иду туда, куда тебе нужно, Мелло. Даже если ты не говоришь об этом вслух, я знаю, что именно тебе нужно. Я всегда был там, занимал пустое место рядом с тобой, под твоими ботинками или где угодно. Это мое место, где я нахожусь сейчас и где буду находиться всегда — на другом конце твоего поводка. Он обхватил сигарету двумя пальцами и медленно стряхнул с нее пепел, не отводя от меня глаз. Я ощущал на себе его взгляд — он проникал сквозь пластик линз, через внутреннюю стену незаинтересованности и одиночества Мэтта и даже через стену, которую я построил вокруг себя — стену, которая, как я думал, была непроницаемой. — Мэтт, — это было всё, что я мог сказать. Впервые мне не хотелось говорить что-нибудь резкое, впервые я не чувствовал ни ярости, застилающей мне глаза, ни желания спорить, взрывающего мой мозг. Впервые после слов, произнесенных Мэттом, повисла тишина. Не оставалось ничего другого, кроме как принять их. Ничего не осталось из того, что я мог бы сказать. Не было ни одного вопроса. Он просто сказал это. Значит, он всё это время испытывал эти чувства? Тогда его татуировки действительно означают, что..? Мэтт подошел ко мне, держа сигарету между указательным и средним пальцами и снова забыв про нее. — Думаю, это первый раз, когда ты выслушал каждое мое слово, не споря и опровергая, — заметил он, поднимая свободную руку. Его ладонь скользнула по моему плечу к спине, и Мэтт притянул меня к своей груди. Мы были почти одного роста в сапогах, и мой подбородок прижался к его плечу. Рука Мэтта поглаживала мою спину. Его теплое дыхание касалось моего уха. — Порядок? — спросил он. Мне не потребовалось много времени, чтобы ответить: — Заткнись и не спрашивай, — и в этот момент я понял, что стискиваю пальцами его рубашку. Я не помню, как это сделал. Мэтт засунул сигарету обратно в рот и крепче прижал меня к себе обеими руками. Он стиснул меня в объятиях. Это вызвало во мне волну тревоги — рефлекс, возникший, чтобы оттолкнуть, убежать и избавиться от этого нервирующего меня дискомфорта. Я проигнорировал это желание. Просто отпустил все эти мысли и старался ни о чем не думать. — Мелло, — вдруг сказал Мэтт прямо мне в ухо, — ты боишься умереть? — Нет, — ответил я на автомате. — Если я умру, то умру с определенной целью. Я ни о чем не жалею и ни у кого не хочу попросить прощения. Я готов встретить свою судьбу лицом к лицу. У меня нет причин бояться — я вообще не помню, чтобы чего-то боялся. — Правда? Не боялся, даже когда взорвалась база или когда грабитель приставил нож к твоему горлу? — Нет. Я был готов к такому. В этой игре получаешь всё или ничего. — А я боялся, — признался Мэтт. — Ты боялся? — Да. Когда увидел тебя после того, как взорвалась база. Это был первый раз, когда я боялся с тех пор, как... Ну, с тех пор, как ты упал с дерева, когда мы были еще маленькими. — Его руки обхватили меня еще крепче. — Ты не видел, как ты выглядел той ночью после того, как вернулся. Не знаешь, насколько плохо. А потом, когда ты перестал дышать и когда впал в кому и не мог перестать кричать. Я никогда не видел тебя таким раньше. Я никогда не видел, чтобы ты проявлял какую-то слабость раньше. Никогда. Даже на детской площадке, если ты падал и сдирал колено или когда дрался с другими мальчишками и был весь в синяках, или когда свалился с дерева, ты никогда не плакал. Даже когда тот парень угрожал тебе ножом, я был в ужасе, но ты даже не моргнул. Я всегда думал, что ты непобедимый, и я тоже чувствовал себя непобедимым, когда был с тобой. Мы ведь были нежеланными детьми, которым взрослые пытались промыть мозги, но я всё еще скучаю по тем дням. Я скучаю по временам, когда мы ломали мозг над головоломками и проходили квесты во имя справедливости. Я скучаю по тому, что мне было на всё наплевать. Я скучаю по времени, когда мы с тобой постоянно были вместе. Мы тогда были почти неразлучны, помнишь? — Да, я помню, — ответил я. — Я возненавидел тебя, когда ты впервые появился в Вамми. Нам обоим было семь, но ты был тихим ботаном, и я возненавидел тебя с первого взгляда. — Ага. Ты пользовался любой возможностью, которая у тебя появлялась. Ты бросался в меня всем подряд и подставлял подножки в коридорах, забирал мой обед и воровал мои игрушки. Ты был таким маленьким ублюдком. — Знаю, но ничего из того, что я делал, не могло вывести тебя из себя. Ты игнорировал меня, как будто меня не существовало, и это бесило меня больше всего на свете. И тогда я вывел тебя, когда попытался забрать твой геймбой. Мы катались по полу, избивая друг друга руками и ногами и дергая за волосы. И когда мы успокоились, я больше не ненавидел тебя. — Когда ты пришел за мной на следующий день, я думал, что ты опять хочешь подраться, но мы просто притворились, что ничего не произошло. И после этого были вместе почти каждый день, да? — Да. Пока я не решил, что соперничество с Ниа для меня важнее. Ты оказался вне игры. Я знал, что происходит, но не мог остановить это. На самом деле я даже не пытался. — Я закрыл глаза, уткнувшись Мэтту в плечо. — Мы даже не виделись перед твоим уходом. — Ты хотел, чтобы я ушел молча, Мелло, я знаю. Если бы я решил попрощаться с тобой тогда, я бы передумал уходить. Но я думаю, что в конечном итоге всё вышло как надо, не так ли? — И я так думаю, — я тихо вздохнул. — Кажется, что ничего из этого не происходило на самом деле. Ведь это было не так давно, но кажется, что воспоминания вот-вот исчезнут из моей памяти. — У тебя тоже так? Трудно поверить, что мы когда-то были такими. Уверен, что мы никогда не сможем стать прежними. — Нет, не сможем, — согласился я. — Я даже не знаю, что с нами происходит сейчас, в самом конце нашего пути. Боже, я даже не уверен, что я… — Это нормально, — перебил меня Мэтт. — Как ты и сказал — всё или ничего. Поэтому мы не должны слишком много думать об этом. — Он начал слегка поглаживать руками мою поясницу. — И выяснять, какие мы по своей природе, — он затянулся сигаретой и выдохнул дым через нос, после этого усмехнулся. — Нет, не нужно никаких названий. Пусть будет так, как есть сейчас. — Мэтт, ты боишься смерти? Я еще крепче сжал пальцами его рубашку, чувствуя, как он делает небольшие затяжки — мое лицо всё еще было в районе его плеча, рыжие волосы почти касались моих губ, и я вдыхал запах никотина с каждым вздохом. — Я думал, что буду бояться, — ответил Мэтт. — Конечно, я не успел многое сделать в жизни и не хочу, чтобы всё закончилось так быстро. — Я нахмурился. — Но сейчас, когда я практически стою на пороге смерти, я совсем не боюсь. — Не боишься? — Нет. Я всегда был готов сделать всё, что от меня требуется, но думал, что когда дело дойдет до вопроса жизни и смерти, я буду очень испуган. Но это не так. Теперь, когда я с тобой, я снова чувствую себя непобедимым. Если всё закончится завтра, то это хорошо. У меня нет каких-то важных незаконченных дел, и я не потеряю слишком много. Я сделаю для тебя всё, что смогу. До тех пор, пока я делаю то, что тебе нужно, у меня нет причин бояться. — Ты невыносим! — отрезал я довольно резко. — Терпеть не могу, когда ты с таким равнодушием соглашаешься на всё что угодно. Терпеть не могу, когда ты говоришь такие вещи так легко! Терпеть не могу твой голос, твое лицо и твои чертовы видеоигры, в которые ты всегда играешь! Я терпеть не могу то, как ты одеваешься, и каждую из твоих мерзких привычек! Я не выношу тебя! Почему ты такой? Почему ты единственный, кто... — я успел вовремя прикусить язык, прежде чем мог признаться в том, в чем не хотел бы признаваться. — Черт тебя побери... Мэтт коротко усмехнулся. — Я сам додумаю, что именно ты хотел сказать, — он немного отодвинулся, чтобы посмотреть мне в лицо. Сигарета, догоревшая до фильтра, всё еще была зажата в его зубах. — Это последний раз, когда я говорю тебе подобные вещи, — выдохнул я, выхватывая его сигарету и бросая ее на пол. — Есть вещи получше, которые ты можешь делать своим ртом. — Правда? — Брови Мэтта удивленно поднялись. — Всё ясно, босс. Наши губы слегка соприкоснулись, и Мэтт неторопливо провел кончиком языка по моему рту. Одной рукой я зарылся в его волосы, сжимая их пальцами в перчатке. Его язык уверенно проник мне в рот, затем вернулся к губам, прошелся по подбородку к шее. — Завтра только дела, как я и говорил, — сказал он, — так что я решил, что буду трахать тебя до завтрашнего утра. Неплохо звучит, босс? — Звучит — да, но сможешь ли ты доказать свое хвастовство на деле? — Ну, мы это выясним. — Мэтт опустил обе руки вниз и стиснул мои ягодицы, прижимая мои бедра к себе. — А ты сможешь продержаться так долго или мне лучше действовать помедленнее? — Если ты будешь двигаться медленно, я убью тебя прямо сейчас, — прошипел я в ответ. — А теперь тащи свою задницу в спальню. Я больше не буду делать это на гребаном диване. — Как скажешь. Он отвел меня в спальню и, толкнув на матрас, навис сверху. Его язык снова оказался у меня во рту. Я старался делать всё в его ритме. Впервые я так же хотел потрахаться, как и он, возможно, хотел этого даже сильнее него. Привкус табака и никотина на его губах больше не казался мне отвратительным, но я всё равно был зол. Я злился на одежду, которая нас разделяла, на то, что моя кожа не была обнажена, злился на Мэтта за то, что он не внутри меня. Его руки, всё еще затянутые в перчатки, гладили мое тело, спускаясь вниз и вызывая нетерпение. Я хотел какой-нибудь подготовки к сексу и в то же время не мог ждать так долго. Мэтт добрался до моей пряжки и расстегнул ее, вытянув кожаный ремешок из петель. Затем расстегнулась кнопка, шнурки были развязаны. Он приспустил штаны с моих бедер и обхватил член, поглаживая его своими обтянутыми кожей пальцами. — Как тебе такое? Ты этого хотел? — спросил он. — Да, только заткнись и займись делом! — Я сделал всё возможное, чтобы не застонать, когда моя спина выгнулась от удовольствия, а голова запрокинулась. Мэтт ласкал и гладил каждый сантиметр моего члена, заставляя меня стиснуть зубы. Когда он наклонился, чтобы меня поцеловать, его рука всё еще была занята своим делом, и я почти не ответил на поцелуй, стараясь сдержать стоны. Я быстро терял контроль над собой, и Мэтт только ухудшил ситуацию, когда вдруг убрал руку. Всё мое тело горело огнем из-за отсутствия его прикосновений, но через несколько секунд он раздвинул мои колени и провел языком по всей длине моего члена. К черту сдержанность! Я сдавленно зарычал, сжимая матрас пальцами с такой силой, что мне показалось, что я проделаю в нем дырки. Мэтт решил полностью лишить меня самообладания и обхватил член губами. — Черт! — простонал я, упираясь затылком в матрас и еще сильнее стискивая его руками. Рот Мэтта был жарким и влажным, и когда он перестал сосать, я снова был недоволен, но он просто зажал зубами кончик своей перчатки и снял ее. После этого он облизал палец и проник им в меня. Мне пришлось закусить губу, чтобы не издавать никаких звуков, потому что разум по-прежнему заставлял меня ощущать стыд, неловкость и подчинение животным инстинктам. — Не надо сдерживаться, — попросил Мэтт и добавил второй палец. Его вторая рука, тоже уже без перчатки, скользнула по моему животу и снова обхватила стоящий член. Теперь я мог чувствовать тепло его влажных рук на мне и во мне, ощущать маленькие загрубевшие мозоли на ладонях и кончиках пальцев, твердость его костяшек... Он хотел окончательно лишить меня рассудка. — Давай же, Мелло, — сказал он низким голосом, который появлялся у него, когда мы оказывались в постели. Я не знал, было ли это характерно и для других мужчин. — Кричи, — приказал Мэтт, — продолжай, напряги свои легкие. Кричи мое имя. — Какое именно?.. — спросил я, разжимая зубы и чувствуя, как слюна течет по губе на шею, но теперь я ничего не мог с этим поделать. — Зависит от того, какое ты хочешь прокричать, — ответил Мэтт и засунул третий палец в тугое кольцо мышц, растягивая меня. Вторая рука сжала основание моего болезненно ноющего члена. — Зависит от того, чего ты хочешь. Зависит от того, что приходит на ум первым. Я пытался бороться со всем этим, пытался остановиться, сдержаться, но какой в этом был смысл? Это был финиш, конец. Возможно, это была моя последняя ночь в жизни. Так какого черта? Мы всё равно умрем, мы с каждой секундой всё ближе к аду! Просто забить на всё, просто дать ему закончить! — Мэтт! — Он улыбнулся мне и снова наклонился, чтобы продолжить отсасывать, задвигал мокрыми пальцами внутри. Удовольствие было таким, что я не смог сдержаться. — Господи, Мэтт! — Он продолжал учиться, чтобы стать лучше в этом деле? — Аа, черт тебя побери! Он не останавливался, только увеличивал темп и сжимал пальцы сильнее, заставляя меня провалиться в бессмысленную пьяную эйфорию, из-за которой у меня изо рта текли слюни и из-за которой я кричал его имя, потеряв всякое самоуважение и достоинство. Я слышал свой голос приглушенно из-за того, что кровь стучала у меня в висках и в ушах. И тогда оргазм накрыл меня как лавина снега. Я выгнулся, хватая Мэтта за волосы обеими руками. — Мэтт, это... Он отстранился, когда я кончил, и меня затрясло с головы до ног, а спина выгнулась еще сильнее. Я застонал в голос и едва не выдернул волосы Мэтта вместе с корнями. Мои стоны стали тише, и я вытянулся на кровати, чувствуя, что мне трудно дышать, а пот катится по коже ручьями. Мэтт вытащил из меня пальцы, навис надо мной, разглядывая мое лицо, и усмехнулся. — Как всё прошло? — поинтересовался он. Я видел собственное отражение в его очках. И еще, что несколько капель моей спермы попало на их стекла. Я поднял руку и снова схватил Мэтта за волосы, притягивая к себе. Он потянулся за движением моей руки почти вслепую, потому что очки запотели от жары. Просунув пальцы под резинку, я стянул гогглы с его головы и отбросил в сторону. Теперь его глаза ничто не скрывало. Я увидел привычный ленивый взгляд, расслабленные брови, темные круги под глазами, только подчеркивающие их зеленый цвет. Почему он всегда скрывал свои глаза от мира? Я когда-нибудь это узнаю? Могу ли я спросить его или он сам не знает ответа? И всё равно ли мне, каким был бы его ответ? — Ну? — хмыкнул он и вытянулся поверх меня, зажав мои ноги у себя между колен. — Тебе всё еще это нравится, босс? — Кажется, да, — отозвался я. — Может быть, мне нужно стараться больше? — Лучше сделать больше, чем стараться на словах. Мэтт ухмыльнулся и поцеловал меня. Я зарылся пальцами ему в волосы и погладил кожу головы. Его губы были соленые от моего пота. Он потерся об меня пахом. — Мм... — застонал я в его рот, не отпуская волосы. Его колени давили на мои ноги, и мне пришлось их раздвинуть. Мэтт отстранился, от его губ к моим тянулась ниточка слюны. Он перевел дыхание. — Не хочешь ничего мне сказать? — спросил он. Я облизал губы и посмотрел на него, удивляясь, почему он спрашивает об этом. — Только не говори, что ничего не хочешь мне приказать. Неужели ад покрылся льдом? — Мэтт нагнулся к моей шее и прихватил зубами кожу возле шрама, и от его дыхания у меня выступил пот. — Открой рот и скажи, чтобы я сделал то, что делаю всегда. Или ты хочешь, чтобы я добавил "Михаэль"? Я с силой дернул его за прядь волос, чтобы его ухо коснулось моих губ. — Нет, если не хочешь, чтобы я сказал "Майл"! Трахай меня так жестко и так долго, как сможешь! — Да, сэр, — хохотнул он. Затем Мэтт встал на колени и по очереди поднял мои ноги, сняв сапоги. После этого он принялся за штаны, дернув их с бедер и недовольно бормоча. — Мне никогда это не нравилось. — Я помог ему со штанами, и он отбросил их в сторону. — Знаешь, неудивительно, что ты не носишь нижнее белье, — заметил он, — потому что мне кажется, что в них чертовски жарко. Я нахмурился, когда Мэтт наклонился ко мне и сжал губами розарий, одновременно расстегивая мой кожаный жилет. — Ты всё портишь, когда слишком много говоришь, — усмехнулся я, пока выбирался из одежды. Мэтт пожал плечами и уронил четки обратно мне на грудь, прежде чем провести пальцами по моей обнажившейся коже: коснулся сосков, живота, погладил тазовые косточки, вызывая во мне волну дрожи. Я не знал, почему я всегда первым из нас оказывался голым. Мэтт снова наклонился и проник языком в мой рот. Я поднял руки и провел ладонями по его ребрам поверх рубашки, после чего снял с себя перчатки и вернулся к начатому делу: задрал одежду Мэтта и погладил живот и грудь. Он оторвался от моих губ, чтобы снять рубашку, и тут же снова поцеловал. В это время я поглаживал его спину, от лопаток до задницы. Я знал, что он ленивый асоциальный неряха, который никогда не любил выходить на улицу, но несмотря на это Мэтт был хорошо сложен, всё его тело состояло из мышц без капли жира. Он был стройным, хотя и не настолько, как я. Каждый сантиметр моего тела был чистыми мускулами. Я привык, что меня недооценивали из-за моего внешнего вида, и хотя это давало мне преимущество, мое эго было задето: я бы не отказался быть крупнее и сильнее. Мне всегда приходилось трудиться над моим телом, но Мэтт ради своего не шевелил и пальцем. Ему повезло получить такие гены, и в течение всей жизни он наплевательски к себе относился. Мы были такими разными, вплоть до наших тел, генетики и взглядов на всё это, как же всё привело к тому, что было сейчас? Мэтт приник горячими губами к моей шее, заставив меня обхватить его крепче, отчего я почти прижался носом к его бицепсу. Теперь у меня была возможность рассмотреть его татуировки, в которых было гораздо больше смысла, чем мне сначала показалось. Цепи вились по его руке до плеча и закрывали почти все веснушки. Светло-рыжие пятнышки были едва заметны на бледной коже, на плечах и груди они были более темные. Мэтт продолжал целовать и покусывать обожженную кожу, упираясь стояком мне между ног. Мне было не по себе, потому что так он возбуждал меня еще сильнее. Я толкнул его в грудь и проворчал: — Что я тебе говорил о медленном ритме? — Я скользнул ладонью вниз и сжал его член через ткань джинс. Мэтт вздрогнул и тихо застонал. — Быстрее? — Очень хорошо, мальчик, — ответил я. — Похоже, что мне придется снова взять всё под контроль, если я хочу, чтобы дело было сделано. — Как скажешь, босс, — Мэтт слез с меня и перевернулся на спину. Я встал рядом с ним на колени и расстегнул ремень на джинсах. Снизу были боксеры — серые в белую полоску, с красными и зелеными грибами. Скорее всего, они были из какой-то видеоигры, но я не знал, и мне было на это наплевать. Мэтт вдруг засмеялся, и я посмотрел на него. — Мне нравится, когда ты груб со мной. — Да, я знаю, потому что ты урод. — Мне нравится, когда ты придумываешь мне всякие прозвища. Я вздохнул и потер бровь. — Ты заставляешь меня поверить в судьбу. — Правда? — Как еще можно объяснить то, что я садист, а ты мазохист? — Удача? Совпадение? Сделка с дьяволом? — Хватит уже, — я закатил глаза, стянул его боксеры вниз и увидел его крепкий стояк. Когда я обхватил член рукой, Мэтт тихо вздохнул. Я погладил пальцами теплую кожу, слушая его тяжелое дыхание. Бедра Мэтта слегка приподнимались, руками он стискивал простыни, отчего костяшки его пальцев побелели. Я прикасался к нему так и раньше, но сейчас понял, что немного нервничаю, чтобы продолжать. Я до сих пор понятия не имел, что делаю, у меня не было никакого опыта. Мне не нравилось, что я в чем-то могу быть недостаточно хорош, и надо было как-то с этим разобраться. Мог ли я удовлетворить его так, как он удовлетворял меня? Я хотел этого. Я хотел, чтобы он извивался и кричал так, как заставлял кричать меня, особенно сегодня. Я был серьезен и полон решимости достичь тех же результатов и не облажаться, но не забывал о том, что у меня совсем не было практики. К черту всё! Сейчас или никогда. Я нагнулся и лизнул головку, ощущая, как напряглось тело Мэтта. Он застонал, и тогда я встал на колени и взял в рот так глубоко, как только мог. Я двигал головой, задав определенный ритм, и сжимал член рукой, пока сосал. — Ммм... Мелло, — хрипло застонал он. — Не останавливайся..! Блять, не останавливайся... Я вполне понимал его реакцию. Немного отодвинувшись, я снял его джинсы и боксеры, чтобы они не мешали, и накрыл ладонью его яйца, слегка сжимая. — Проклятье! — воскликнул Мэтт, и его бедра резко качнулись. Я продолжал сосать, чувствуя языком, что его плоть стала еще горячее. Мэтт выгибал спину и стонал всё громче, пока наконец не закричал, и тогда я ощутил на языке горький специфический вкус. Подняв голову, я облизал губы и вытер мокрый подбородок, не скрывая злорадной ухмылки. Мэтт откинулся на кровать, его грудь ходила ходуном. — Эй, чувак, ты чуть меня не убил... — Было настолько хорошо? — спросил я и навис над ним, опираясь на руки. — Сказать, что это было просто хорошо, это как сказать, что "Castlevania" — обычный платформер. Я раздраженно вздохнул: — Разве ты не в курсе, что я понятия не имею, о чем ты болтаешь? Мэтт сделал глубокий вдох. — Чувак, да, это было хорошо. Это было так чертовски хорошо, что я не знаю, как я пережил это. Так лучше? — Гораздо. — Он улыбнулся мне в ответ. — Что такое? — Мне просто нравится смотреть на тебя, чувак, вот и всё. — Я промолчал. — Всё еще мне не веришь? — Почему я должен тебе верить? Я совсем не твой идеал, не говоря уже об этих... — я провел кончиками пальцев по шрамам на лице, глядя в сторону, — этих отталкивающих... — Мэтт засмеялся. — Что здесь смешного? — Иди сюда, — позвал он, протягивая руку. Я нахмурился, но он позвал еще раз. Раздвинув ноги, я оседлал его бедра и наклонился вперед. Мои волосы коснулись его лица. — Ты всё еще думаешь, что ты не мой идеал? Я нахмурился сильнее, не понимая таких шуток. — Всё-таки я парень. И знаю, что ты больше хотел бы женщину. Улыбка на секунду исчезла с лица Мэтта. — Да, но... Всё остальное меня устраивает, — он поднял руку и пропустил через пальцы мои волосы. — Тем более что ты выглядишь как натуральная блондинка. Я толкнул его в грудь. — Думаешь, это очень смешно? — В нашей ситуации — да. Честно говоря, я бы не смог тебя выносить, будь ты женщиной. Ты был бы в два раза громче и стервознее. — Я хотел ударить его по голове, но он перехватил руку. — И мне нравятся твои шрамы, они меня даже возбуждают. Я не лгал насчет того, что ты единственный человек, с которым мне нравится быть дольше нескольких дней. — Да, ты уже говорил мне, что никогда не лжешь, поэтому это значит, что ты и вправду больной, — констатировал я. — Всё еще не признаёшь, что считаешь меня сексуальным. — Ты слишком самоуверен. — Не я один. Я вздохнул и оттолкнул его руку от моего лица, затем закрыл глаза. — Мы можем с этим закончить? — Можем, босс, — усмехнулся он. — Идиот. — Я снова обхватил его член, заставив Мэтта вздрогнуть от неожиданности. — Уже сдался? Я не могу этого допустить. — Тогда преподай мне урок. Я не буду сопротивляться. — Ты чертовски прав, что не будешь. Я приподнялся так, чтобы Мэтт вошел в меня, и немного помедлил. Да, мы делали это уже много раз, но я никогда не был сверху. — Уверен, что хочешь? — спросил он, заметив мою нерешительность. — Заткнись и не двигайся! — приказал я. Мэтт стал просто наблюдать за мной, и так мне было проще. Было больно позволить ему войти так глубоко, но я отказывался отступать. Мои ногти впились в простынь, когда я опустился на его член. Мэтт застонал и, обхватив меня за бедра, дернул вниз. Я не закричал, потому что сжал зубы, а потом начал двигаться, чувствуя, как мое тело накрывает экстазом. Мэтт становился всё громче, когда я ускорил ритм, и в какой-то момент он подхватил меня под задницу и перевернул на спину, приподняв рукой мою ногу. Я не сдержал стона, когда он вошел максимально глубоко, прижавшись ко мне влажной от пота грудью. — Мэтт, — я обхватил руками его плечи, — я бы с этим справился! — Не мог больше сдерживаться, — выдохнул он, прижимаясь ко мне бедрами. — Тогда... сильнее, черт тебя побери! Сильнее! — Боже, Мелло... — Он уткнулся носом в мою шею, тяжело дыша мне в ухо, и стал жестко трахать. Его стоны стали громче, и я вонзил ногти ему в спину, когда безумная волна удовольствия ослепила нас обоих. Мы оба упали на кровать, прижавшись грудью друг к другу. Вся моя кожа была горячей от пота, и когда я остыл, то ощутил тепло крови, текущей по моей руке. Я неосознанно поцарапал Мэтта, и теперь запах железа смешался с запахами пота и спермы. Мэтт медленно убрал руку с моего бедра и поудобнее вытянулся поверх меня. — Ммм... — пробормотал он мне в волосы. — У меня кровь? — Я тебя поцарапал. — Нет проблем. Он привстал на локтях, чтобы улыбнуться мне. Я поднял свою руку, чтобы посмотреть на нее, но Мэтт взял меня за запястье и поднес руку ко рту. Затем стал слизывать кровь с моих пальцев, всё еще тяжело дыша. Его рот был очень горячим. Я наблюдал за ним некоторое время, облизнув два пальца моей второй руки. Раньше я никогда не чувствовал себя так... спокойно и даже комфортно. Никто другой не мог заставить меня проглотить мою злость. Никто другой не смог так далеко пробраться через мою защиту. И я сам позволил этому случиться. Мы так быстро зашли настолько далеко. Когда я впервые увидел его после Вамми, всё было безликим, размеренным — именно таким, как мне нравилось. И Мэтт тоже не прилагал каких-то усилий, чтобы всё изменить. Но после той ночи, когда я взорвал базу и изуродовал себя, всё изменилось навсегда. Той ночью был взрыв, который разрушил все стены между нами. Я отчетливо понял это сейчас. — Мэтт... — позвал я. — Да? — Ты правда... — я замолчал, не уверенный, стоит ли мне это говорить. — Что случилось? — Он провел большим пальцем по моим губам, размазывая мою слюну. Я посмотрел ему в лицо и стер пятнышко крови в уголке его губ. Кровь всё еще была у меня под ногтями, и я только размазал ее еще больше. — Можешь сказать мне, Мелло. Ты можешь сказать мне что угодно. Я выдохнул, чтобы успокоить дыхание. — Ты и вправду готов умереть? Он пожал плечами. — Думаю, это вопрос с подвохом. Никто и никогда не готов умереть. Но я готов сделать последний шаг. Кто знает, вдруг смерть окажется забавной штукой. — Он засмеялся. Я не был удивлен. — Да ладно, Мелло, ты ведь и сам не боишься? Я покачал головой. — Это моя вендетта. Я ни за что не отступлю, если зашел так далеко. — Я так и думал. — Но это не значит, что ты не можешь отступить, — напомнил я ему. — Ну, чувак, не начинай сначала. Мы придерживаемся плана и всё. — Черт побери, Мэтт, если бы ты хоть немного сопротивлялся, у меня был бы повод выгнать тебя. — Я знаю и не буду. — И я знаю... Он снова улыбнулся и наклонился, чтобы поцеловать меня. Мы целовались некоторое время, но совсем легко, потому что дышать всё еще было трудно. Мэтт облизнул губы, оторвавшись от меня. — Ты всё еще на вкус как шоколад. Я правда очень удивлен, что шоколад не льется по твоим венам. Я зарычал на него. — Твоя кровь на вкус как грязная пепельница. — Чем больше ты морщишься и чем сильнее сжимаешь зубы, тем сильнее я убеждаюсь, что я прав. Я вздохнул. — Ты безнадежен, Мэтт… — Я тоже так думаю, но мы оба безнадежные, так что всё в порядке. Он перевернулся и лег на спину рядом со мной, вытерев пот со лба. Я потянулся к ящику тумбочки за последней плиткой шоколада. Мэтт потянулся за пачкой сигарет и зажигалкой. Я откинул голову на подушку и надорвал фольгу. Он чиркнул зажигалкой, выдохнул серебристое облако дыма. Подсунув руку под голову, Мэтт молча курил, пока едкий туман расползался над кроватью. Я хотел откусить очередной кусок шоколада, но внезапно протянул руку и выхватил у него сигарету. — Да ладно тебе, чувак, мне нужно прийти в себя после всего, что было. — Обойдешься, — я собирался выбросить сигарету, но в последнюю минуту обхватил ее губами и затянулся, наблюдая за тем, как на ее кончике появляется пепел, а потом выдохнул дым. Мне хотелось кашлять, однако я сдержался. Я провел языком по губам, ощущая на них вкус никотина. — Это нечестно, — заметил Мэтт, но я проигнорировал его и сделал еще одну затяжку. К моему удивлению, после дозы никотина и канцерогенов я почувствовал себя спокойнее. — Ладно, — сказал Мэтт и тут же выхватил у меня шоколадку. Я посмотрел на него, а он просто откусил кусок и пожевал. Потом облизнулся. — Не знаю, как ты остаешься таким тощим. — Не называй меня тощим, — предупредил я. — А я не знаю, как ты можешь выкуривать в день по две пачки этого дерьма. — Я курю с шести лет, чтобы ощущать чувство безопасности, которое исчезло, когда мой брат сбежал. И это только ухудшилось, как только мы с тобой стали друзьями. Может быть, мне нужен был какой-то способ справиться с твоим отношением ко мне. — Он усмехнулся, и я не был уверен, шутит он или нет. — Мне не нужно было скрывать свою привычку с тех пор, как я покинул Вамми, поэтому дело усугубилось еще больше. Но это хороший способ расслабиться, когда имеешь дело с тобой. — Он засмеялся, и я ударил его по груди. Докурив сигарету, я потушил ее и выбросил окурок. К тому времени Мэтт почти прикончил мой шоколад, поэтому я схватил то, что осталось, и доел с мыслью о том, что это последний шоколад в моей жизни. Я вздохнул, облизывая губы. Последний экземпляр моего почти пожизненного порока. Всё действительно подходит к концу, это так. — Еще, — сказал я. — Что? — спросил Мэтт и почесал грудь. Я перевернулся и схватил его за волосы, перекидывая через него ногу. — Еще раз, — повторил я. — Уже? — Я не люблю повторять, ты знаешь это. Или мне ждать до завтра? Последний раз, когда я проверял, ты не был готов. — Я дернул его за джинсы. — Сними эти штаны сейчас же. Грубая ткань натирает мне задницу. — Как скажешь, босс. Или мне называть тебя деткой? Я сдвинул брови. — Назовешь меня так еще раз, и у тебя не будет гортани, которой ты это говоришь. Теперь моя очередь, и тебе лучше держать рот на замке, чтобы тебе не пришлось умолять о пощаде. — Не беспокойся об этом. 26 января 2010 00:18 Мы лежали рядом друг с другом, накрытые простыней, наши головы покоились на одной подушке, пока легкие и мышцы восстанавливались. Мы дурачились пару часов, хотя следовало вернуться к работе. Было уже двадцать шестое, и мне нужен был маленький перерыв и немного сна. На это не было шансов, так как мой мозг постоянно отвлекался. Мэтт курил новую сигарету, и я наблюдал, как он делает это, пытаясь разобраться в бесконечных и беспокойных мыслях в моей голове. — Ты уверен, что не хочешь, чтобы я использовал твое настоящее имя? — спросил я через некоторое время, понимая, что наш предыдущий разговор всё еще беспокоит меня. — Зачем? Мэтт это имя, которым ты меня называешь. Ты не хочешь придерживаться того, к чему привык? — Да, но дело не в этом. — Это правда, что имя "Мэтт" всегда первым приходило в мою голову, но это не имело значения. — Тогда в чем смысл? — Кажется, этот разговор его забавлял. — Дело в том, что Мэтт — не твое имя. "М-Э-Т-Т" было случайным обозначением, которое для тебя было выбрано руководством Вамми. За этим не стояло никакой мысли или смысла. Ты мог получить любое другое прозвище. Эти взрослые могли бы меньше думать о том, чтобы убить наши личности. Ты не хочешь, чтобы я звал тебя твоим настоящим именем? Мэтт пожал плечами. — Я сказал, чтобы ты использовал любое имя, какое захочешь, — напомнил он, выдохнув дым и трогая пальцами кончики моих волос. — Мэтт — это тот, кем ты меня знаешь, кем я всегда был для тебя. Моя жизнь началась только тогда, когда я узнал тебя, и когда я встретил тебя, я был Мэттом. Насколько я могу вообще судить, Мэтт — мое настоящее имя. Я сел, опираясь рукой ему на грудь, чтобы посмотреть ему в лицо. Я ненавидел его за улыбку, с которой он мне всё это рассказывал. Он всегда говорил такие вещи легко, но для меня это была борьба, даже если я должен был сказать о незначительных привязанностях. Почему всё было именно так? Он был единственным, кто смог заставить меня бороться с моей собственной природой. Он был единственным, кто превратил эти слабые эмоции, это чувство самоуверенности в раскаяние и чувство вины. Он был единственным, кто заставил меня чувствовать себя плохо из-за того, что я был таким, каким был, и даже из-за того, что просто родился. Я закусил нижнюю губу, пока не ощутил кровь, как вдруг Мэтт обнял меня за шею и притянул к себе, чтобы я мог спрятать лицо и свои сомнения у него на плече. Я сгреб в кулак пряди его волос, вдыхая запах дыма, который пропитал каждый сантиметр его тела. Это был мой последний шанс? Я замер и не шевелился, словно хотел забыть о своем существовании. Мэтт слегка зашевелился, выбросил сигарету и обнял меня обеими руками. — Что это значит? — спросил он, и я слышал дьявола в каждом децибеле его голоса. — Это не так уж и важно, пойми. Мне никогда не нравилось мое имя, то, как люди его говорили или писали. Когда тот человек из Вамми сфотографировал меня и записал мои данные, он указал мне: "Послушай, парень, отныне тебя зовут Мэтт. Это то, что ты должен говорить людям, это твое имя независимо от того, кто о нем спросит. Ты никогда больше не должен шептать или писать имя, с которым сюда пришел. Его больше не существует. Понял? Теперь повтори. Мэтт". Они удалили все записи о том, кем мы были, стерли их с лица земли. Стерли любое доказательство того, что мы когда-либо рождались, что мы когда-либо существовали. Я больше никогда не должен был слышать мое старое имя, никогда не должен был снова стать тем человеком. И я не против. — Он медленно гладил меня по голове, чего никогда раньше не делал. Я позволял. — Когда я впервые встретил тебя, ты спросил, как меня зовут, и я сказал: Мэтт. Ты скрестил руки на груди и ответил, что Мэтт — глупое имя, помнишь? Я помнил. — Подтверждаю. — А после этого я спросил, как зовут тебя, и когда ты ответил, что Мелло, я сказал, что твое имя еще глупее. Ты ударил меня по лицу и убежал. Так мы познакомились. Круто, да? — Да, — сказал я, тихо засмеявшись в его волосы. Он тоже засмеялся. — И они были правы. Меня действительно не существовало, ни разу в жизни. Только в тот день. Синяк на моей щеке сходил целую неделю и каждый раз после этого случая ты причинял мне боль и мучил меня. И пока я тебя игнорировал, я спрашивал себя: почему я? Ты ведь мог отрываться на ком-то еще, но в ту первую неделю, когда я только приехал, ты приставал только ко мне. Почему? — Я... Я не знаю, — ответил я, не желая, чтобы он копался в этих детских воспоминаниях. Тогда всегда светило солнце, а сейчас оно больше не светило. Реальный мир был темным, суровым и хаотичным. Прошлое никогда бы не ожило вновь. Так почему же его яркие цвета угрожали уничтожить меня? — Меня взбесило, когда ты пробрался в мою комнату и попытался украсть мой геймбой, — продолжал Мэтт. — Я был единственным, кто никак на тебя не реагировал, и это был шанс, который ты не хотел упустить. До моего появления в Вамми ты мог издеваться над кем угодно. Но когда приехал я, то отказался играть в твои игры. Потом ты нашел способ зацепить меня, и я ответил на твои издевательства, ударив тебя по спине, и тогда ты почувствовал себя лучше. Вот почему ты вытащил меня поиграть на следующий день и в каждый день после этого. Вот почему мы стали друзьями — потому что я единственный человек, который может иметь дело с тобой, и наоборот. Никто другой не мог быть рядом с тобой и оставаться в здравом уме, а тем более выжить. Ни у кого другого не было смысла быть вместе. — Я знаю, — перебил я. — Так всегда было. Никакой другой вариант не имел смысла. Я знаю это, ладно? — Я схватил его за волосы одной рукой, а другой стиснул плечо. — Ты единственный человек, которому я доверяю. Ты мой единственный друг, мой единственный партнер. Хорошо? Теперь просто остановись! — Что насчет тебя? — спросил Мэтт, зарывшись лицом в мои волосы. — Хочешь, чтобы я назвал тебя Михаэль сейчас, пока еще есть время? Я могу, если хочешь. — Нет, — отрезал я. — Я тот же самый Мелло. Я никогда не существовал до того, как мы сказали друг другу наши имена. Эти имена, которые у нас есть сейчас, это единственные имена, в которые мы когда-либо вписывались. Я всегда знал тебя как Мэтта, а для тебя я всегда был Мелло. У меня нет причин хотеть это изменить. Независимо от того, насколько легкомысленен, глуп и неподходящ для меня Мелло, это единственное имя, которое когда-либо было настоящим. Я больше не Михаэль и никогда им не был. — Хах, — засмеялся он. — Верно. И я никогда не чувствовал себя как Майл. В любом случае, имена это просто слова. — Да, только слова. Я никогда не думал об этом, пока не появился Кира. Просто имя и взгляд — и ты мертв. И это сочетание букв "Михаэль Кель" снова решило за меня. Из ниоткуда, после стольких лет, я снова услышал это имя, и оно вполне могло меня убить. Почему это должно иметь для меня значение? Ты можешь знать кого-то всю свою жизнь и при этом никогда не знать его настоящее имя. — Как мы, — сказал Мэтт. — Да, как мы. Имена это просто пустые звуки, они не должны определять, кто ты и какова твоя судьба. — Имена ничего не определяют, — согласился он. — Имена это просто буквы, слитые вместе, чтобы образовать слово. Это всё, чем они должны быть. Мы прожили всю нашу жизнь, нося фальшивые псевдонимы, и это никогда не меняло того, кто мы есть. Почему у Киры должна быть власть контролировать чью-то жизнь только их глупыми именами, данными при рождении? Это не имеет никакого смысла. Это не должно так работать. Шинигами — чертовы паршивые мошенники. Это был момент, когда мысль ослепила меня как солнечный свет, пронзила туман в моей голове. Всё раскололось на мелкие куски. Всё дело Киры, наши жизни, прошлое, настоящее, будущее — всё разлетелось! — Мэтт, ты гребаный гений! — воскликнул я, дернувшись как ненормальный. — Да? — он вздрогнул. — С каких пор? — С этой секунды! Я оттолкнулся от него, когда колеса в моей голове снова завертелись, отдохнувшие и снова рабочие. Все детали нового плана уже встали на свои места, объединяясь так же легко, как и должно было быть. Почему я не подумал об этом давным-давно? — Чувак, о чем ты? — спросил Мэтт, садясь на кровати и глядя на меня, пока я стоял и думал обо всех мелочах, которые должны привести меня к успеху. — Ты в порядке? Ты никогда не говорил, что я гений. — Я повернулся к нему и зло усмехнулся, показывая зубы и прищурив один глаз. — Ты пугаешь меня, чувак. — Поднимай свою потную задницу и одевайся! У нас куча работы и всего несколько часов, чтобы ее сделать! — Куча работы? Какой работы? Я думал, у тебя уже всё готово. — Планы изменились, — объявил я, затем схватил свою одежду и вышел из комнаты.