Мертвая зона

Ты когда-нибудь танцевал с дьяволом при бледном лунном свете? Фильм «Бэтмен» 1989 года

Улицы замело снегом. Логан брел наугад, по-прежнему не думая о том, куда он идет, не видя крошечного городка, очередной канавы, в которую его бросило на одинокой дороге. Петлял по собственному внутреннему лабиринту, натыкаясь на оставленные свидетельства жизни или сумасшествия. Лес, глухой и старый. Голод, слишком привычный. Грохот выстрела. Что-то огромное, тяжелое, раскаленное в грудь, ты знаешь, почему луна одинока? Он засовывает окровавленные пальцы в рот и сосет. Самолет входит в пике, от ультразвука закипают мозги, привкус тухлой конины. Ему так жаль, что лошадей забивают на мясо, ему нравятся животные, а во взглядах людей столько недоверия и страха, но он никого не мучает, он не может никого мучить, ведь правда? Magacyada, taariikhaha, waqtiga, meel. Запах прелого сена. Траншеи. Пахнет йодом, свет такой яркий, красно-желтые листья огня, последняя стадия соскока. Magacyada. Taariikhaha. Waqtiga. Meel. Здесь коптится Черное мясо, черная кровь блестит на полу, мы животные, мы просто грязные животные… — Я же говорил, что могу тебя найти. Тень на белом одеяле снега. Логан заблудился на витках своего лабиринта и творчески загнал себя в какой-то двор: заборы с обеих сторон, впереди — тупик. Бежать некуда. Он не успел заметить, в какой миг выскочили когти. Боль от их появления раз за разом притуплялась. Возможно, со временем он вообще перестанет реагировать. К любому дерьму можно привыкнуть. Одинокий фонарь, качавшийся на ветру, наплескал света Виктору на лицо. В темном доме в квадрате окна горели огни и шла вечеринка. — «Те игры, в которые ты играешь, Однажды превратятся в нечто большее, чем слезы. А-а, Энола Гей, Все не должно было закончиться вот так». [1] Логан подумал о маневре, но без особой охоты. Любую атаку он отразит. Жертвой или добычей себя он не чувствует. А подраться ему хотелось. Что-то подсказывало ему, что прутья своей клетки Виктор давно переломал. Значит, если они схватятся, ощущения будут такими, будто попал в бетономешалку. Вот и чудненько. Самое время провалиться в омут события, пока не покрылся плесенью. Все его прежние жизни, если он их правильно помнит, были значительно насыщеннее, хотя и в основном всякой дрянью, уродством, говном. Кошачий наклон головы казался Логану привычным, знакомым. Усмешка — будто он знал ее вечно. — Блестят, как новые, — сказал Виктор. — И консервы удобно открывать, да? У него был настоящий дар — заставлять кровь Логана выходить из берегов. Освещенное окно темного дома распахнулось, появилась девушка, державшая бенгальские огни в пальцах. Виктор сузил глаза, точно изучая его. — Энола Гей, — сказал он. — Ты должен хотя бы это помнить. Ты говорил, это было очень больно. На самом деле ты не мне это говорил, а капусте. Мне ты говорил, что она тебя понимает, а я — нет. Потому что у меня нервов нет. В отличие, видимо, от капусты. Я тогда даже забеспокоился. Тем более, тебе до того во Франции всю башку разнесло шрапнелью… — Ты немного спятил после Нагасаки, — сказал он. — А я действительно не капуста, с которой ты иногда разговаривал. Но я понял, что атомный взрыв это очень-очень больно. Тебе все еще больно, Джимми? Все еще больно в 8:15? Логан ринулся вперед, и тут его удивили. Он-то был уверен, что с ним никому не справиться. Виктор уклонился, отскочив в сторону, и проделал это так невозможно быстро, что Логан влетел бы лбом в ограду, если бы его не подхватили и не отшвырнули назад. Затем его снова отбросили — ради забавы или усмирения. Так он и метнулся пару раз, как шайба в хоккейные ворота. Улыбаться Виктор не прекратил. Веселый парень. Ключица Логана, окованная металлом, затрещала, но не сломалась. Растекся и зажил ушиб на спине. Тяжелое жаркое тело прижало его к холодному дереву скрипнувшего забора. Виктор удерживал его, делая это достаточно легко. Он был даже сильнее, чем Логан сначала подумал. Его мускулы были намного плотнее человеческих. Живая преграда плоти. — Я не собираюсь драться с тобой сегодня, — сказал он с насмешливой мягкостью. — Не старайся, детка. Логан протиснул свою зажатую между их телами руку и уткнул металлические острия под челюстью Виктора. Если он надавит, то пронзит его мозг. — Упрямый, как черт, — Виктор легко рассмеялся. — Хочешь меня проткнуть? Он не отступил, не разжал своего захвата, не растерял снисходительной ленцы. — А ты уверен, что этим? — прокатил он слова на языке и лизнул Логана в подбородок. Язык был жесткий, как наждачная бумага. Прикосновение отправило разряд Логану в пах. Они высились в боевой стойке, способные друг друга убить, и обоих это заводило. Виктор улыбнулся медленной знающей улыбкой и провел языком по его губам. Земля накренилась, чертов забор покосился, у неба сместился угол. Логан боялся насилия, на которое был способен. Укрощал его, сдерживал, спускал с цепи только в клетке, где ему платили за то, что он был свирепым и лучше всех дрался. Он и представить не мог, что насилие может приносить наслаждение. И что найдется кто-то второй, кто будет готов это с ним разделить. — Кто ты? — прошептал Логан. — А кто ты? — Виктор отвел в сторону его руку. — Кто ты с этой неестественной металлической хуйней? Росомаха? Он перевернул его ладонь и прижался губами к самому выступу кости, где пробивался коготь. Его голос пощекотал кожу: — Росомахе это понравится, как нравилось Джимми? Он поцеловал его коготь. Как долбанную реликвию в церкви. Как мощи святого. — Осторожно, — выдохнул Логан. — Никогда не был, — усмехнулся Виктор. — И не буду. Его губы приблизились, в дыхании был металл. Логан начал отвечать на его поцелуй раньше, чем понял, что он это делает. Рот горячий, жадный, живой. Жесткий наждачный язык сплетается с его языком. Воздух в легких Логана преображается в стон, который он едва успевает проглотить. Виктор отстранился, прежде чем Логан был готов его отпустить. — Джимми… Мертвое имя ожило и задрожало. — Зачем ты ушел? — Виктор обрамил большими руками его лицо, горячее дыхание вливалось в полуоткрытый рот Логана. У Логана закружилась голова. Его зыбкий мир распадался. — Ты меня знаешь… Я это он? — Ты скажи мне, — Виктор издал глухое рычание. — Ты — это он? Он уткнулся лбом в шею Логана и обнюхал его, как животное. Возможно, один из них был сумасшедшим. Возможно, оба они были сумасшедшими, ломились в несуществующие двери и тянулись друг к другу, как два обломка кораблекрушения. Но возможно, Виктор действительно что-то о нем знал, лишь не желал говорить. — Скажешь, наконец, кто ты такой? — Оттолкнув его, Логан надавил остриями когтей. Если он сдвинется на волосок, то вскроет его яремную вену. Виктор опустил руки с его лица. Он приобрел неожиданно серьезный значительный вид. Возвел монумент суровой тягости. — Я твой отец, Люк, — произнес он глубоко и звучно. Торжественно кивнул. Распластал ладонь у Логана на груди: — Прислушайся к своему сердцу, и ты поймешь, что это так. [2] Несколько мгновений Логан провел с полнейшим ощущением, что на него свалился дом, прямо на голову, как злой ведьме из детской сказки. Наверное, в прошлом рождении он был злой ведьмой и в этом его наказывают за то, что он обижал маленьких Жевунов, маленьких девочек и маленьких собачек. И сейчас его совершенный организм откажет, он сдохнет от разрыва сердца, потому что он целовался со своим… Виктор довольно рассмеялся: — Не мог удержаться. Мир застыл в красной корке. — А стоило бы, — процедил Логан ему в глаза и вонзил в него когти. Некоторое время он лишь наблюдал за тем, как смех превращается в кровавые пузыри на губах Виктора. — Блядь, — прохрипел Виктор, — это была моя любимая рубашка… — Я думал, это были твои любимые легкие, — сказал Логан, отстранено размышляющий над тем, умрет он сейчас или не умрет. Его более-менее устраивали оба варианта. Если Виктор не умрет, Логан поставит его на колени в снегу и трахнет. Здесь, на улице, где каждый сможет увидеть. Ему плевать. Может, он в самом деле — зверь, а те спариваются с кем хотят, никого не стесняясь. Виктор, перекосившись от боли, вытолкнул стон сквозь зубы: — Вытащи… Блестящая алая нить сползла из уголка его рта. От сладкого запаха его крови, разнесенного ветром, у Логана закружилась голова. Красноты было не так уж много с учетом ран, но под одеждой сложно было рассмотреть, почему он кровоточит слабее, чем следует. Почему он кровоточит слабее, чем следует? — Скажешь, кто ты? Красная ухмылка Виктора не поблекла, а стала только ярче, разгорелась. — Нет, — прохрипел он. Алые пятна гнева разрослись перед глазами Логана, размывая черты, превращая их в совершенно нечеловеческие. Ему померещились глаза без зрачка. Золотисто-янтарные, мертвые. Оскаленные клыки во влажных красных разводах. Тигр, тигр. Он чувствовал учащенное сердцебиение Виктора, оно вибрировало в его когтях, передаваясь, как электричество по проводам. Пульс заколотился, горло расширило рыком. Ярость металась по венам, смешиваясь с вожделением. Напрягшийся член терся о ткань его джинсов, яйца отяжелели. Драться с ним и ебать его, драться — ебать, пусть он кровоточит, пусть извивается подо мной… Логан вдавил когти глубже в его грудь. — А теперь? Виктор рухнул на колени, едва не сдернув его на землю вместе с собой. Но Логан устоял, у него был тяжелый металлический скелет и вся ярость в мире, ледяная, как одиночество, сжигающая, как месть. — Я могу сделать тебе очень больно, — прорычал он. — Приятель, ты плохо понимаешь, на что я способен. Виктор поднял на него глаза — в них пел восторг, детское восхищение желанным подарком, о котором давно мечтал. — Люблю, когда ты такой, — беззвучно, одними побледневшими губами прошептал он. — Хочу съесть тебя живьем, когда ты такой… Логан стиснул зубы. Что ему делать с этим безумцем? — Мы трахались? — выдавил он. — Просто трахались? Виктор расхохотался, сплюнул кровь на снег. — Ага, просто трахались. Каждую вторую среду месяца ты ко мне бегал от своей миссис. Что поделать, если парню нравится кончать на хуе. Логан провернул свою кисть в его груди. Виктор закричал. Люди заворошились в своих домах, суета была дальней, на границе восприятия, но homo sapiens все равно было достаточно много в мире, чтобы устроить двум мутантам неприятности. Логан втянул когти и подхватил заваливающееся на снег обмякшее тело. — Вставай. — Он и положил руку Виктора к себе на плечи. — Постарайся не умереть. Виктор слабо простонал. Логан повел его прочь с улицы. — Я не помню, кто ты, — сказал он, — но я тебя уже ненавижу. Усмешка блеснула в оживающем голосе: — Признай, что это твое лучшее свидание за годы. Логан вздохнул. — Ты в курсе, что ты псих? — Смелое заявление от того, кто меня чуть не убил. — Не убил же. Виктор замедлил шаг: — И ты знал, что так будет? Логан отрицательно мотнул головой. Он чувствовал, что Виктор уже может идти сам, но не хотел снимать его тяжелую теплую руку со своего плеча. Шел бы так с ним и шел… Виктор странно улыбнулся. — Росомаха, — пробормотал он. — Бешеная маленькая тварь. — Не такая уж маленькая. — Не для меня. — Я все еще могу превратить твои внутренности в мокрые розовые ленточки, — напомнил Логан. — Взаимно. — Пока ты не очень-то старался. — Постараюсь в другой день, если хочешь. — Почему не сегодня? Виктор не ответил, только притянул его ближе. Теперь это было настоящее объятие. Такое тяжелое, такое теплое, такое знакомое… — Что будем делать? — сказал Логан. Виктор окончательно оправился от ран, которые убили бы кого угодно. Его рука обвилась вокруг шеи Логана. Придвинувшись, он поскреб клыками по его щеке. Глубоко вдохнул. — Ты знаешь, что, — сказал он.