Ведьмины песни

      Беспокойная ночь перетекла в такой же беспокойный день. Индис распахнула глаза, лёжа на жёсткой кровати, укрытая тёмным покрывалом. Алые волосы разметались по подушке, в висках ныло, и голова была такой тяжёлой, что женщине показалось будто она вовсе не спала. Хотя то балансирование между кошмарами и реальностью трудно было назвать сном.       В её видениях она вновь и вновь смотрела на мёртвое тело Торина, залитое кровью, объятое золотым светом заката, распростёршееся на леднике. К Эребору она прибыла слишком поздно, когда дух давно покинул тело, воспарив над миром. Индис вновь проживала те мгновения, когда спорхнула со спины орла и заскользила по льду, испуганно глядя перед собой. Весь её мир сузился до одинокой тёмной фигуры. Она упала рядом с ним, больно ударившись коленями. Исступлённо гладила побелевшее лицо с заострившимися чертами, целовала холодные, окровавленные губы, глядя в голубые глаза, лишённые блеска. Индис помнила, как кричала, как горела в собственном огне, проклиная войну, забравшую возлюбленного. Она билась в истерике и лишь, когда Гэндальф спеленал её в свою серую хламиду, потеряла сознание. Тьма стала спасением.       Индис несколько раз просыпалась, подолгу сидела на жёсткой кровати, утирая пот со лба и шеи, глядя перед собой во мрак, и со страхом проваливалась в забытье вновь. Под утро ей чудилось будто рядом сидел Торин. Он держал её за руку, целуя холодны пальцы, шептал что-то на своём языке. Разобрать слова так и не удалось, да Индис и не хотела. Она смотрела сквозь дымку на своего гордого короля и слова любви перемежались с проклятиями. С первыми рассветными лучами он исчез, а Индис распахнула глаза, ощущая глухую тоску в груди и ноющую боль в висках.       К тому времени, как она привела себя в порядок и вышла из комнаты, жизнь уже кипела. Люди собирали обозы, воины начищали доспехи и затачивали мечи. В тронном зале уже сидел Арагорн. Такой же не выспавшийся, как и сама чаровница. Под глазами залегли тени, щетина покрывала щёки, подбородок, надгубную дугу. Во взгляде затаилась усталость, и Индис невольно пожалела странника. Приблизившись к нему, она участливо положила тонкую ладонь на плечо, обратив на себя внимание мужчины.       — Я приготовлю тебе отвар. Он придаст сил, прогонит печали. Этим людям ты нужен бодрым.       Улыбка тронула губы Арагорна, и он благодаря склонил голову, наблюдая за тем, как Индис устремилась прочь. Со стороны она напоминала осенний листок, подхваченный ветром, гонимый в неизведанные дали. Её трудно было не заметить среди светловолосых женщин и мужчин. На неё оборачивались, провожали долгими взглядами, не зная принесёт эта женщина с собой радость или печаль. Новость о чудесном выздоровлении принца бродила среди народа, но верилось в это с трудом. Потому от Индис старались держаться в стороне, впрочем, как и от мага, и его спутников.       Арагорн чуть нахмурился, когда заметил, как из темноты колон шагнула высокая, подтянутая мужская фигура. Эомер, облачённый в простую рубаху и штаны с пристёгнутыми к ремню ножнами в которых ждал своего часа верный меч, тенью устремился следом за женщиной. Он двигался тихо, держа расстояние, будто не желал быть замеченным. На лице застыло сосредоточенное выражение, цепкий взгляд тёмных глаз следовал за тонкой фигуркой, что следопыт невольно насторожился. Он нахмурился и дёрнулся было следом, чтобы преградить дорогу королевскому племяннику, как сухая старческая ладонь легла на плечо. Мягкое прикосновение Гэндальфа нельзя было спутать ни с чьим другим. Если прикосновение Индис было похоже ласку трав в поле, Леголаса — дуновение ветра, то Гэндальф был мягкой волной света, смывающей тревоги и печали.       — Оставь их, — хитро сощурив светло-голубые глаза произнёс майа. — Эомер не причинит вреда нашей чаровнице. Я склонен думать, что он скорее бросится грудью на опасность, чем позволит злу коснуться этой женщины.       — Что заставляет тебя думать так? — всё же немного успокоившись от слов Олорина, отозвался странник. — Люди не кажутся дружелюбными по отношению к Индис.       — Они опасаются её, — мягко усмехнулся старец. — Слышал ли ты легенды, что бродят о ней в этих краях? Дева, что способна одним взглядом приворожить мужчину. Женщина, которую любит Смерть. Многие здесь считаю, что её волосы раньше были чёрными как уголь, а обагрились в ночь, как она взошла на ложе Смерти. Даже не знаю откуда пошла эта выдумка. Сколько помню волосы Индис всегда были алыми языками пламени, — издал смешок Гэндальф. Арагорн вторил ему кривой усмешкой, провожая взглядом скрывшегося в темноте коридора Эомера, что так и следовал за чаровницей, как привязанный. Следопыт знал многих и многое повидал на своём веку, но об Индис слышал впервые. Должен был за время скитаний привыкнуть к байкам, что сочиняли люди, но всё равно каждый раз, как в первый, поражался умению людей извращать реальность.       — А знаешь, — после недолгого молчания произнёс Гэндальф, — её всегда забавляли людские пересуды об алых волосах. Каких только баек не наслушалась. Но ложе Смерти всё же была её любимой, до того, как умер Торин.       — Я не встречался с Подгорным Королём, но много слышал о нём. Они настолько сильно любили друг друга? Не думал, что гномы способны полюбить кого-то кроме себе подобных. Не в обиду Гимли будет сказано, — тут же добавил Арагорн, заприметив достопочтенного рыжебородого гнома, что ворча шёл за Леголасом. Оба пребывали в каком-то сумрачном настроении. И если эльфа выдавали только чуть нахмуренные брови и подрагивающие кончики ушей, то гном не скупился на высказывания, причём весьма резкие.       — Торин отдал ей своё сердце в то самое мгновение, как Индис с перепугу окатила его зельями. Хоть и выглядел он при этом сурово, чем напугал девушку до икоты, но я уже тогда заметил, как вспыхнул его взор, — выражение лица майа стало далёким, а взгляд отсутствующим, словно он провалился в воспоминания. На самом деле так оно и было. В его памяти всплыли образы того дня, как перепугано тоненько пищала Индис, как хмуро смотрел на неё Торин.       — Он любил её больше сокровищ, но был связан клятвами и долгом. Будь Торин просто гномом, возможно они были бы счастливы, так и жили в хижине Индис. Он бы работал в кузнице, она — варила снадобья. И умерли бы они в окружении друзей и семьи. Но Торин был королём. Долг для него был превыше любви. Его народ скитался, лишённый дома. Дракон спал в Эреборе. Многое складывалось против них. Судьба распорядилась не так как хотели Индис и Торин.       — Ты думаешь Эомер сможет излечить сердце Индис? — с сомнением произнёс Арагорн. — Такие сильные чувства не уходят с годами. Она всегда будет помнить Торина.       — Я уверен, что гордый военачальник сделает всё чтобы заполучить расположение нашей печальной травницы. Я видел тот же огонь в его глазах, что горел во взоре Подгорного Короля. Он не отступит, — усмехнулся майа, лукаво взглянув на следопыта. Мужчина покачал головой.       — Жестоко давать такую надежду, особенно во время войны. Сейчас не время, — но Гэндальф недовольно пыхтя прервал Арагорна.       — Именно сейчас самое время. Когда теряешь надежду во мраке, лишь любовь способна спасти. В конечном итоге она начало и конец этого мира. Из-за неё рождаются великие герои и злодеи, из-за неё возвращаются с того света.       Больше не сказав ни слова маг направился прочь, оставив следопыта наедине со своими мыслями. Мимо вихрем пронесла светловолосая Эовин, взмахнув подолом зелёного платья. Её глаза блеснули, бросив косой взгляд на мужчину. Там ещё не было любви, но был интерес и симпатия. Арагорн вновь покачал головой. Его любовь уплыла в бессмертные земли, унеся с собой сердце и покой. Много лет он жил ради неё не смея надеяться, а позже не веря счастью. Как и Индис, Арагорн проклинал войну, что разбила его жизнь на кусочки. Вот только в его сердце больше не было надежды на воссоединение с возлюбленной.

***

      Тёмные, каменные коридоры Золотого Чертога Медусельда давили на Индис. Привыкшая к свободе леса и ветхости своего домика чаровница чувствовала себя словно запертой в клетку. В то время как залы были просторными, но тёмными, коридоры казались особенно массивными и мрачными. Плутая в этой тьме, освещённой лишь факелами на каменных стенах, женщина мечтала об успокаивающем, живом мраке леса. Всё там дышало жизнью, переливалось звуками, а из-за массивных крон выглядывал месяц.       Несколько раз чаровнице приходилось спрашивать у мимо проносящихся женщин в какой стороне можно уединиться с котлом над огнём. Светловолосые красавицы нервно, торопливо показывали дорогу и стремились поскорее скрыться с глаз чаровницы, страшась немилости. Индис качала головой, глядя им вслед. Однажды оглянувшись она заметила массивную, широкоплечую тень, следующую за ней по пятам.       Он отстранился от стены, словно призрак, укутанный чёрным саваном, и стремительно шагнул в сторону размытым пятном, будто хищник преследующий жертву, загоняющий её ради потехи. Много лет прошло с тех пор, как Индис в последний раз чувствовала себя беззащитной и уязвимой. В какой-то момент она просто забыла, что такое страх, но именно в это мгновение, когда мужская тень стремительно скрылась из виду в груди всколыхнулся страх. Женщина вновь ощутила себя маленькой, босой девочкой, сжимающей в руке крохотный нож, годящийся только для нарезки хлеба, а перед ней скаля зубы нетерпеливо переминался варг. Ей навсегда запомнилась та ночь и ужас, что приковал к земле.       — Кто ты? — непослушными губами выдохнула Индис, на мгновение поразившись как хрипло, испуганно звучал голос. — Покажись!       Тень вышла из мрака в свет факелов и отблески пламени заиграл на мужественном лице. Волевой подбородок с тёмно-русой бородой, ровный хищный нос, чувственные, слегка потрескавшиеся, губы, глаза, чёрные словно колодцы и волосы светлые, выжженные на солнце — Индис узнала в мужчине племянника короля и почтительно склонила голову, внутренне по-прежнему содрогаясь от страха.       — Прошу простить, леди. Я не желал напугать вас, — вкрадчиво произнёс рохиррим, глядя на чаровницу. Бледная как лунный свет с алыми волосами подвязанными чёрной лентой, облачённая в платье она напоминала ему видение. Прекрасное и такое же завораживающее. Эомер укорил себя за испуг в хрустально-серых глазах. Меньше всего на свете он желал, чтобы ведьма его боялась.       В уголках губ Индис появилась тень улыбки, что невообразимым образом преобразила черты лица, сделав мягче, моложе. Конунг поражённо моргнул. Перед ним стояла не взрослая женщина с отпечатком вековых знаний во взгляде, а молоденькая девушка, испуганная, но радостная, что её настиг мужчина, а не чудовище. Хотя почему-то Эомер был уверен, что чудовищу Индис была бы рада больше, чем ему. Воин шагнул ближе, глядя в безупречное лицо.       — Куда вы направляетесь так спешно? — мягко произнёс он, на мгновение поражаясь насколько высок по сравнению с Индис. Она чуть запрокинула голову, чтобы смотреть ему в лицо. Мужчине показалось, что в серых глазах вспыхнули смешинки, но в следующее мгновение они вновь стали спокойными и безмятежными, как океан перед штормом.       — Колдовать, мой военачальник, — мягко, бесхитростно ответила чаровница. Эомер склонил голову набок, вслушиваясь в отзвуки голоса Индис, похожего на шёпот ветра. Его удивила прямолинейность женщины. В ней не было лукавства, ужимок. Она не пыталась скрыть, что делала и чем занимается. Казалось её не волновало, что о ней подумают и какие слухи пойдут. И это тихое «мой военачальник», что неожиданно царапнуло сердце и принесло странное тепло. Сколько раз он слышал такое обращение во время битв, со страхом, с гневом, в победоносном кличе. Но ни разу не был так очарован этим обращением.       — Хотите посмотреть? — женщина склонила голову, в чудаковатом движении, словно большая огненная птица. Эомер мог поклясться, что на мгновение её глаза превратились в огненные провалы, обещающие ответы на тайны мира. Ещё ни одна женщина в нём не вызывала столько смятения и восхищения. Воин сдержанно кивнул и больше не скрываясь последовал за ведьмой.       Они зашли в кухню, где несмотря на ранний час было пусто. В камине потрескивал огонь, на широком деревянном столе лежали оставленные продукты, по поверхностям были расставлены котлы, кастрюли и чаши, но самих кухарок не было. Индис была склонна думать, что услышав о её намерении похозяйничать в этом месте, они все споро сбежали. Эомер тихо следовал за ней, обжигая пристальным взглядом чёрных глаз. Несмотря на свой рост он ступал удивительно мягко, словно хищник. Пожалуй, именно это привлекало её в нём — походка. Гордая, как у всякого правителя, решительная, как война, но беззвучная, как у хищника. Ещё в первую встречу Индис отметила, что племянник короля куда более рослый, чем другие рохирримы, но лишь прибавляло ему силы и делало опасным противником.       Опустив свою кожаную сумку на столешницу, чаровница вытащила котелок и травы, разложив их на деревянной поверхности. Из большой тары она начерпала воды и повесила котёл над огнём. Всё это время Эомер беззвучно стоял у стены, привалившись спиной, сложив сильные руки на груди, неотрывно следя за ведьмой тёмными глазами. Она порхала, как листок на ветру, казалась невесомой, словно не от мира сего. Завораживающей.       Ссыпая травы в котёл она шептала какие-то заговоры на чужом, ласкающем слух языке. Серый дымок взвился над варевом и Индис чуть склонилась, прикрыв глаза, вдыхая аромат трав. Улыбка подёрнула розовые губы, чаровница кивнула самой себе. Казалось она позабыла о наблюдавшем за ней военачальнике, как и обо всём мире за пределами кухни. На кончиках бледных пальцев появились золотисто-красные искры, которые под тихий напев, срываясь с пальцев, осыпались в котёл. Воздух вокруг ведьмы будто уплотнился, по комнате потянулся пряный аромат, от которого слегка мутилось в голове. Голос ведьмы словно набатом звучал в голове Эомера, аромат зелья становился сильнее, пока не стал единственным, заменяя воздух в лёгких, а серый дымок не укутал тонкую фигуру Индис, будто обнимая. А потом всё замерло. Как во сне мужчина видел, как по волосам женщины заструились языки пламени. Сквозь тонкие черты проступило создание, не поддающееся описанию человеческому разуму. Оно было прекрасно как рассвет, окутано огнём и настолько печально, что в сердце воина поселилась тоска. Он сам не знал по чему или кому. Она просто была, как неотъемлемая часть. Глядя на Индис, конунг с удивлением осознал, что она одинока. Сам того не заметив, он оказался позади и положил широкие ладони на хрупкие плечи. Чаровница вздрогнула, очнувшись от колдовства. Время ускорило свой бег, дым рассеялся, огонь весело потрескивал, пожирая паленья, а отвар был почти готов, осталось только снять с огня. Но она так и не посмела сдвинуться с места. Прикосновение грубых мужских ладоней жгло, а глубокое дыхание касалось макушки. Индис казалось, что она слышала, как грохочет сердце Эомера, или же это было её собственное сердце?       Они стояли, очарованные этой странной близостью, разделяя мгновения. В какой-то момент чаровница испугалась болезненных воспоминаний, что должны были наполнить разум, но они так и не пришли. Будто отступили испугавшись грозного военачальника.       Зашипел выкипающий отвар и ведьма, словно очнулась от наваждения. Она стремительно шагнула вперёд, вырываясь из объятий рохиррима. Подхватив котелок, вернулась к столу, будто вовсе не нежилась в надёжных мужских объятиях. И Эомер её отпустил, смиренно приняв выбор чаровницы. Однако уверенность, что однажды эта женщина с радостью примет его ласку только укоренилась в нём. Будучи прекрасным тактиком рохиррим собирался завоевать доверие и благосклонность ведьмы, а там чем Валар не шутят, может и любовь. С каждым мгновением в его собственном сердце росла уверенность, что оно уже принадлежит этой печальной, одинокой чаровнице.       — Выпей, — неожиданно в тишине раздался мягкий голос Индис. Он взглянул на чаровницу и с удивление заметил в её светлых руках чашу, наполненную дымящимся, пряно пахнущим отваром. Тёмная бровь взметнулась вверх, а взгляд чёрных глаз обжёг чаровницу, что невольно занервничала, раздумывая как бы не сделала чего запретного.       — Ты знаешь, что лишь понравившемуся мужчине женщина предлагает испить из своих рук? — мягко произнёс конунг, обхватывая огрубевшими ладонями изящные руки ведьмы. На ощупь они оказались прохладными и мягкими. Чуть сжав ручки чаровницы, он улыбнулся нежно-розовому румянцу на бледных щеках.       — Я не думала ни о чём подобном, — тихо отозвалась ведьма, а потом тряхнула головой, отчего кровавые волосы разметались по плечам, хлестнули по рукам мужчины. — Пей. Это поможет избавиться от усталости и печалей.       Эомер послушно принял чашу и склонившись испил, глядя в серые глаза ведьмы. Пожалуй, он даже принял бы яд из этих рук — подумал военачальник.       Индис резко отстранилась, чуть хмуря тёмно-алые брови. Кожу покалывало в тех местах, где её касался конунг, а сердце отбивало давно позабытый ускоренный ритм. Чаровница в ужасе сжала кулаки. Она не желала больше ощущать тепла по отношению к кому, чтобы потом мучиться от боли потери. Она зареклась прожить бесконечно долгую, одинокую жизнь. Но у Эомера были совсем другие планы.       — Необычный вкус, — тихо произнёс мужчина, ощущая, как по венам словно пронёсся огонь, сметая усталость и боль в мышцах. Сила будто поднималась в груди, толкая на свершение великих дел. В какой-то момент рохиррим ощутил себя всесильным, мог один пойти против всего полчища Мордора, но взгляд серых глаз осадил. Индис смотрела на него так, словно сбиралась бежать на другой конец света. — Что-то не так? — спокойно произнёс мужчина, отставив чашу на стол шагнул к женщине. Но та отпрянула, хлестнув алыми прядями по рукам.       — Пожалуй мне пора. Всего хорошего, Эомер сын Эомунда, — подхватив котелок за ручку и черпак попыталась обойти мужчину. Конунг ловко перехватил её за руку чуть выше локтя, удержав рядом с собой. Он склонился, глядя в серые глаза, в которых будто плескалась буря, завораживая, привораживая гордого воина.       — Эомер. Просто Эомер, прекрасная чаровница, — его хриплый голос негой скользнул по коже и сердце ведьмы на мгновение сбилось с ритма. Опустив взгляд, она повела плечом и высвободившись, не проронив ни слова, устремилась прочь.       Рохиррим смотрел ей вслед, чуть хмуря брови. Он обещал себе действовать медленно, завоёвывая внимание Индис, но было сущим проклятием держаться на расстоянии, когда она была так близко. Видимо провидение посмеялось над ним подарив самую прекрасную и неприступную женщину. Он слышал множество баек о жизни аловолосой ведьмы из леса Фангорна, но не верил в них. Однако глядя в спину удаляющейся женщине, понимал, что в её прошлом произошло что-то, что сделало её одинокой, оттолкнуло от людей. Эомер не был бы военачальником если бы не решился взять неприступную крепость отчуждённости Индис.

****

      Индис стояла рядом с Леголасом, который из черпака небольшими глотками пил отвар, наблюдая за тем как собираются люди. Чуть дальше от них на ступенях сидел Арагорн, покуривая трубку. Он уже испил живительного отвара и теперь был умиротворён и даже немного весел, несмотря на надвигающуюся опасность. Гимли тоже был здесь, но он сварливо бухтел, отказавшись от «колдовского зелья» и точил секиру с утроенным упорством, искоса поглядывая на женщину. Для него она была ожившей легендой, напоминанием о болезненных воспоминаниях. Эребор был отвоёван, но какой ценой. Тогда он был слишком мал, чтобы осознавать настолько серьёзные вещи, как война, но прошло столько лет, а отец его с содроганием вспоминал то время. Гимли хотелось расспросить чаровницу о Торине и походе, но стоило заикнуться об этом, как лицо женщины неуловимо менялось. Она бледнела, отводила взгляд, уголки губ опускались и плечи сутулились. Гному было стыдно за свой интерес. Но ничего с собой поделать он не мог.       — О, Индис, — громыхнул Гэндальф, — ты приготовила свой знаменитый отвар. Дайка и мне отведать. Давно я не пробовал ничего подобного. Прекрасное варево. Сразу на ноги поднимает.       Выхватив черпак из рук эльфа старец зачерпнул отвар из котла и с усмешкой пригубил. Смакуя вкус, он довольно покивал седой головой и хитро взглянул на чаровницу.       — Скажи-ка мне, дитя моё, кого-нибудь кроме нашей честной компании ты уже чествовала своим прекрасным варевом? — женщина едва не вспыхнула от воспоминаний о наглом конунге. И как только этот старый прохвост оказывался первым осведомлённым о всех делах, его совсем не касающихся? — мысленно восхитилась чаровница. Хмыкнув, она сложила руки под грудью, одарив мага мрачным взглядом. Тот коротко хохотнул в бороду и вернул черпак хозяйке. Индис сощурилась.       — Что ты задумал, старик?       Возможно Гэндальф ответил бы что-то замысловатое, как кони во дворе встали на дыбы и помчались в сторону ворот. Люди в панике с криками бросились в сторону. Арагорн только успел вскочить на ноги, как мимо них стрелой промелькнул племянник короля. Вскочив на коня, он с резким окриком, направил его следом за беглецами. Индис словно заворожённая наблюдала за тем, как Эомер выпустив поводья склонился к мощной шее животного. Он схватил за узды сначала одного коня, потом второго и резко осадил их, проделав всё так быстро, что мальчишка, выбежавший под копыта, так и остался не тронутым, лишь слегка испуганным.       — Силён племянник короля, — послышался голос Гэндальфа совсем близко, и чаровница вскинула голову, чтобы взглянуть на майа. — Когда-нибудь из него выйдет прекрасный правитель.       Индис согласно качнула головой, вновь взглянув на Эомера. На его лице застыло суровое, сосредоточенное выражение. Он отчитал конюхов, а мальчишку потрепал по всклоченным вихрам и подтолкнул в сторону матери, что низко поклонилась коневоду, не скрывая облегчения и радости. Взгляды рохиррима и ведьмы пересеклись, но Индис тут же отвернулась.       — Народ будет процветать с таким правителем, — бросила она, заслужив хмык мага.       — И королева ему нужна под стать, — но Индис уже не слушала старца. Она неслась по коридорам, проклиная глупое сердце и коневода, что одаривал её жаркими взглядами. А воспоминания о Торине так и не явились.