***
Они миновали несколько долин и отрогов, прежде чем начало светать. Сошли с главного тракта и двинулись по не езженной боковой тропе. Сбавили ход и перемежались едва ли не шагом. По пути попались свежие следы. Несколько десятков мужчин двигались на юг, скорее всего — к Картспайру. Чуть дальше, в овражке, нашлись следы свежей схватки: три десятка трупов мужей, жён, стариков. «Желторукие», — показал Урацен на тела. От кончиков пальцев до локтей руки большинства трупов были цвета отвратно-жёлтого налёта. На запястьях были разрезы. Все трупы были обескровлены. Кто мог напасть на племя, склонившееся перед Ласками? Зачем кому-то понадобилась… их кровь? Все враги самого сильного из новоявленных Маданахов были на юге. Не может быть, чтобы кто-то специально посылал отряд воинов, чтобы перебить преклонившихся. Или же здесь, окромя племени настоящего Маданаха из оплота Друадах, действует какая-то третья сила? Времени на рассуждения не было, а потому изгои бросили тела на поругание падальщикам; за гребнем уже слышался волчий вой. Тогда они спустились по одной из отвесных тропок к пенящемуся потоку. На высоте пики гор уже были освещены рассветным солнцем, а потому отряд Маданаха торопился. У порогов, на отвесном уступе под прикрытием скал, в тени, они взрезали жилы на шеях жеребцам. Те, изошедши пеной, забились в агонии, истекая кровью. Дождавшись, пока тела окоченеют, изгои стащили и сбросили трупы коней с уступа в бурлящий поток, предварительно сняв снаряжение и припасы. Упряжь они оставили на животинах. Пока солнце не оказалось в зените и не осветило широкую долину целиком, изгои осторожно пробирались по каменистому склону, скрываясь под сенью тени и среди камней. В полдень они залегли в расселине. И не зря. В низине прошёл отряд. Издали можно было разглядеть лишь выдубленные шкуры волков, выкрашенные красным, кровью или кирпичом, на спинах, головах. Они, не укрываясь, скорым шагом, миновали дол и отправились туда же, куда и давешний отряд, судя по его следам. Прождав час, изгои выбрались. При малейшем движении в доле или на перевалах они залегали среди камней и, лишь удостоверившись, что опасности нет, продолжали путь. Таким образом, они избежали нежелательной встречи с двумя троллями, каким-то неведомым образом возникших на соседнем склоне и двинувшихся было по их следу. С наступлением темноты и ночного хлада изгои двинулись быстрее и резвее. За ночь они покинули долгий дол и двинулись дальше. В небольшом подлеске на перевале на них наткнулась стайка волков, не больше семи особей. За исключением прокусанной ручищи Боркула, отряд вышел без потерь. Вскорости промыв и очистив рану орка, изгои двинулись дальше. Миновали негостеприимный лес и добрались по спуску к Карту. Где-то недалеко был Чёрный мост; по дороге стали попадаться небольшие курганы и холмики, порой и полуистлевшие брошенные останки. Ласки без почтения относились не только к врагам, но и к своим павшим — попадались мертвецы с выбеленными хвостиками хорьков, приколотыми к нехитрому тряпью. Примечательно, что не упокоенных, окромя павших ласок было немного. Кое-где уже оставались одни лишь кости. Уже пройдя долину Карта и взобравшись на новую кручину, Маданах с товарищами увидели огромную стаю волков, не менее ста голов. «Раскормились на падали, псы…» — опять выругался Боркул Зверь, потирая укушенную руку. Поторопились, ускорили шаг, стремясь до утра миновать небольшое продуваемое всеми ветрами плато, голое, сплошь поросшее лишь скупым мхом и грубым жнивьём. Неожиданно послышался гул, затем рёв. Изгои тотчас залегли оземь. Дракон вынырнул из-за обрыва, пролетел над плато, поднимая вихрь каменистой крошки и пыли. Круто пронесясь сверху и занырнув в ущелье, ящер скрылся из виду, едва не зацепив крылом Урацена, не к месту оказавшегося ближе всех к краю. Первые лучи солнца достали дикарей на отвесной стене: посовещавшись, они решили сократить путь, благо что с Маркарта было достаточно плетёного троса. По выступам и скалам спустились без промедлений, без помощи страховки или товарищеской подмоги. На середине, над беснующимся потоком, на небольшом откосе изгои задержались. Чуть ниже, в трёх десятках локтей на порогах метались рыбы-убийцы и лопохвосты. А рядом, едва не срываясь в воды Карта, тянулась узкая медвежья тропка, приспособленная не только зверями, но и Изгоями, ведущими по ней своих мулов и гонящих стада коз. Тут-то они и взяли верёвки; вбили несколько крюков и страховок в скальную породу, спустили первым Маданаха, затем Урацена. Боркул, оставшийся последним, сплюнул и, накрепко обвязавшись тросом вокруг мощного торса, разок ещё дёрнул плетёнку, проверил и ступил вниз. За пятнадцать локтей до потока сверху послышался треск, Боркул чуть припал вниз — один из клиньев вырвало. Наконец он оказался внизу. Хорошенько рванул на себя трос — и тот сорвался. Орк грязно и изощрённо выругался; изгои двинулись по тропке вниз по течению. Через час на них напали.***
— Их было семеро; они все мертвы. Думаю, этого достаточно, — усмехнулся Маданах. Вместе со своими спутниками через пять дней, после выхода из Маркарта, он достиг оплота Друадах, где околачивалось его племя. Племя Друадах, по имени которого и прозвали оплот. Как позабылись Старые боги, так позабылись и древние языки; древние языки древних племён. Многие ныне говорят на старом бретонском; многие, но не все. Сохранились древние ковены в глубине гор; ссохшиеся старцы; племена, укрывшиеся на вершинах гор, вдали от кровопролитий и стычек в долинах и низинах — все они сохранили по крупице знаний и мудрости древних веков. До своего восшествия во главу всего Предела Маданах собирал по частичкам эти ценности, сокровища минувших лет. После восшествия на постижение истины не было времени — и все последующие тридцать четыре года Маданах занимался лишь политикой. Король-в-Лохмотьях свободно изъяснялся на том древнем наречии, сложившемся в устах древнего народа; свободно говорил на старом бретонском, на нордском, на сиродильском — порой через Предел проезжали видные учёные, достойные учителя. Поделившихся мудростью не только оставляли в живых, но и сопровождали до места назначения; имена их запоминали и передавали из уст в уста — и учёные мужи могли рассчитывать хотя бы на лежак и чашку козьего молока у всех племён, верных вождю Изгоев. Тем, кто не делился мудростью, была уготована участь всех недругов Изгоев — ведь от мёртвой теории нет пользы. — И всё? А как я оторвал ему… — начал было Боркул, но был грубо прерван Ураценом. — Хватит! У меня до сих пор это перед глазами! — Вот так-то, — заржал орк. — И всё-таки? Как это было, Маданах? — Кейе, как и прочие изгои, была недовольна недомолвками своего вождя. Он слишком долго был среди нордов и, несомненно, перенял их богомерзкие привычки и обычаи. — Молодняк. Наглый и самоуверенный. Так что учитесь на чужих ошибках, юнцы, — кивнул Король-в-Лохмотьях мальчишкам и подросткам в задних рядах. — Дело было так: из-за холма выходят на нас пятеро, двое позади притаились. Думали, возьмут нас голыми руками. Но тут Боркул берёт топор и… — начал Урацен рассказ, избегая скользких моментов. Толпа с превеликим интересом слушала не только повествование Маданаха о годах плена в шахте, но и истории о восстании, нелёгком пути из ненавистного Маркарта. — Кейе. Пойдём, — Маданах поднялся после окончания рассказа Урацена. Изгой двинулась за ним через ряды разочарованных слушателей. — В Сидне был один случай: дюжий норд думал Маданаха заточкой порезать. И знаете, что же Король-в-Лохмотьях сделал? — отвлёк толпу новой сказкой Урацен.***
— Как обстановка, Кейе? — устало спросил Маданах свою спутницу. Они вышли из-под сводов пещеры в Друадахе в небольшой тоннель, ведущий на площадку над главным входом в оплот. Несколько часовых притаились в тени; вождь и женщина не обратили на них внимания. — Что ты имеешь в виду под обстановкой? Все сложно, — коротко заключила Кейе. — Сколько у нас человек? Неужели все, кто сейчас в пещере — это всё что у нас есть? — Тебя не было слишком долго, вождь. Нет, пара отрядов — один в пятнадцать, другой в двадцать голов — вышли на разведку до Брюсы и Картвастена. А так у нас девяносто всех. Скажем, пять десятков тех, кто может держать оружие здесь. — Восемьдесят. Против тысячи у Ласки. — Откуда ты знаешь, вождь? Я осведомлена о твоих способностях, но так точно… — Тонар Серебряная Кровь просветил, — ошарашил Кейе Маданах. На её лице за мгновение перемежилось удивление с ненавистью. — Я знала, что тебе приходится служить… трудиться с ним на пару, но мы думали, что ты чудом выжил после погромов в Маркарте. — Тонар намеренно подстроил мою смерть. Он стравил нас, чтобы ослабить. Однако не учёл, что это всколыхнёт весь Предел. И не учёл, что своё серебро жрать не сможет всю зиму. — Но, если он тебя освободил, Маданах, то… какая же цена? — на лице бесстрашной изгойки промелькнул страх. — Я отравлен, — шёпотом проговорил вождь. — Яд проникнет в моё нутро и вывернет его наизнанку, если я не убью Ласку. Я в любом случае собирался его убить, но теперь у нас меньше времени. — Старые боги… и сколько же? — Не больше трёх недель осталось. Не будем об этом. При случае я вернусь в Маркарт и выбью ещё месяц жизни для нашего племени. У нас есть надёжные союзы? — Маданах отвернулся и взглянул вдаль. На горизонте виднелось зарево. Шестой день начался. — Боровы. Ещё Чёрные. Оба племени по восемьдесят-сто голов. Как и наше. У Боровов, правда, много женщин и детей, стариков. Молодые мужи бросили племя и ушли на юг, к богомерзким Грязнокровным. — Боровы? Грязнокровные? Что это за племена? — в недоумении повернулся Маданах к изгойке. — Боровы, кажется, зовутся молоком земли. Трусы и перебежчики ещё те. Грязнокровные на деле зовутся Чистокровными, но мы их за глаза прозвали грязнокровками. Слишком бывшие Ласки кичатся, а остальные им подлизывают. — Молоко земли… Млечные. Тонар говорил, что они поддерживают Ласок, но если их племя раскололось, это всё объясняет. С этого места поподробнее. Чую я, что Тонар не всё рассказал мне. Откуда взялись Чистокровные? — Это все племена, прогнувшиеся под Ласками. Их главарь принял клятвы со всех вождей и смешал их кровь со своей. Не так, как это делают ворожеи. По капле крови с каждого. Каждого из Ласок и поклонившихся. Хотя россказни и слухи ходили разные. — Купания в крови младенцев и девственниц? — Маданах дождался кивка Кейе. — По пути сюда мы наткнулись на трупы Желторуких. Ваша работа? — Нет, нет. Пока наши не вернулись, не могу быть уверена в их делах. Быть может, Чёрные… — задумалась Кейе. — Ведь Желторукие поддерживают Чистокровных… — С каких пор Чёрные обескровливают трупы врагов? — недоверчиво Маданах посмотрел на Кейе. — Что?.. — удивилась женщина не меньше Маданаха. — Значит — это союзники Ласок. Всё это слишком странно. Но мы знаем меньше, чем наши враги. Этим утром едем в ближайший ковен. Там встретимся с вождями Чёрных и Бор... Млечных. Не будем давать им лишний повод переметнуться к Чистокровным. Ворожеи Феростонского ковена ведь ещё живы?***
Феростонский ковен расположился у древнего двемерского моста, прозванного Аркой у изгоев, и Переправой Глубинного народа у остальных. Этот мост был перекинут через скудный ручей, лишь ниже в долах сливающийся с другими потоками и образующий мощный приток Карта ещё дальше. Сам ковен укрылся в сторонке; в небольшой лощине на пригорке, на поляне под сенью вековых сосен, удивительным образом создающих рощицу, одну из единственных на этом крутом отроге западных гор. Ковены издревле были местом встречи вождей. Этот не стал исключением. Ковены стали местами поклонения Изгоев не просто так: культ Старых богов, ещё теплящийся в глубинах душ самых одичавших, поддерживается тесной связью с миром, зверями, являющимися воплощением божеств, и ворожеями, воплощающими эти две нерушимые связи — природу и животное. В ворожеях сливаются воедино связь с круговым миром и дикой тварью. Таинство обращения дряхлых старух и властных дев в невообразимое чудовище — на взгляд норда, конечно — или проводника мощи Древних — на взгляд всех прогрессивных Изгоев — сокрыто от лишних глаз и ушей, как и таинство связи воина с природой и его окончательного единения с ней путём замены бренного сердца на вересковое. Секрет этот, тайна и смерть за излишнее любопытство возбуждают в Изгоях не только великое почтение и уважение к ворожеям, но и страх, боязнь, а порой и излишнее уклонение от встречи с ней — многие справедливо опасались сомнительной чести быть принесённой в жертву. Но вождям, лидерам должно быть примером для своих братьев, потому они отринули боязнь и решили собираться у ковенов, дабы пользоваться древней мудростью в обмен на почёт и уважение. — Ма-да-нах, — по складам протянула скрипучим, глухим голосом ворожея, приветствуя вождя вольного народа. — Ты. Вернулся. — Сколько лет, сколько зим, Мегра, — учтиво, как и подобает, сказал Король-в-Лохмотьях, поклонившись слегка. — Живой. И мёртвый. Одновре-мен-но, — протяжно, изрядно давя на нервы, начала ведьма, — я вижу тьму в твоём сердце, тьму в твоей душе, тьму в разуме. Ты. Сомневаешься. Ты. Медлишь. Но ты не боишься. А стоило бы. — Полагаю Мегра, ты осознаёшь причину моего раннего визита? Предел необходимо сплотить вновь. И только двое стоят у меня на пути: Тонар и Ласка. — Ты. Хочешь. Жить. Это причина, — Мегра внимательно взглянула в глаза вождя Изгоев. Оба умолкли. Затем ведьма продолжила. — А может, Ты стоишь на пути единого Предела? Мо-жет, Ласка должен взойти во главе? Мо-жет, перестать лить кровь своих братьев? — Я не отступлю. Кровь моих братьев прольётся и так. А теперь скажи мне: что замыслил Ласка? Что за игры с кровью? — Маданах резко взялся за топор на поясе. Ворожея зашипела. — Ты. Не. Осознаёшь. Это тё-ёмная ма-гия. Же-ртво-приноше-ния, — приблизилась к Королю-в-Лохмотьях ворожея и оскалила обломки гнилых зубов. — Так расскажи мне, что это, — вплотную встал к ведьме и выговорил сквозь зубы вождь Изгоев.