— Аврора? — раздался из-за спины до боли знакомый голос. Голос, к которому она стремилась столько миров, умиротворяюще-спокойный, вежливый, понимающий…
Обернувшись, девушка улыбнулась и с радостным взвизгом бросилась на шею Протею. Сиракузский принц поначалу опешил, но ему потребовался всего миг, чтобы обнять ее в ответ и прижать к себе.
Весь мир потерял для нее свои краски; существовали лишь его руки, сжимающие и гладящие ее волосы, его теплая спина под ее ладонями, и его дыхание, такое родное, близкое и приятное на коже. Протей, Протей, он снова был рядом, она вернулась к нему, ей больше не нужно скитаться и надеяться когда-нибудь найти его… Принц что-то заботливо спрашивал у нее — кажется, поинтересовался, где же она так долго пропадала, — но она тонула в звуках его милого, доброго голоса и не хотела знать ничего, кроме этой любви и обожания, возникшего в сердце в тот же миг, как она увидела юношу с печальными темными глазами.
Внезапно впереди раздался громкий треск, и буря из огня, криков и адского грохота накрыла их с головой. Солнце занавесило дымом, и из него образовалась черная тень, похожая на гору, неожиданно возникшую в море. Что-то ярко вспыхнуло в ее глубине; в следующий же миг кливер насквозь пробил шар, объятый пламенем. Девушка с ужасом подняла взгляд к все темнеющему небу: отсветы молний описывали силуэт чего-то могучего, несимметричного и пугающего своими размерами. Мужчины забегали по палубе, хватаясь за оружие; кто-то схватил принца за плечо и оттащил от кормы вместе с девушкой. Путешественница видела перед собой лишь распахнутую пасть дракона, которая все приближалась, приближалась, она зависла прямо над ней, почему она опускается, почему сейчас…
Невероятно огромная, поистине устрашающая ладья с пятью разными парусами подняла над ними железный таран и со страшным, низким скрипом обрушила его на палубу. Весь корабль сотрясло; Протей, схватив Аврору, отпрыгнул к вантам и крикнул:
— Спрячься в моей каюте! Здесь слишком опасно!
Она испуганно кивнула и бросилась к двери, но горящая стрела отрезала ей путь. Грязный, орущий мужчина в темной коже целился из лука прямо ей в голову, и девушка, громко пискнув, слилась с Чеширом, мгновенно исчезнув с его глаз. Злобно рыкнув, он пошел на то место, где еще только что стояла Аврора, не замечая, как над его головой проявляются то ее корсет, то волосы, кружащиеся нелепыми спиралями. Сплюнув и выдернув из дерева стрелу, мужчина прицелился в одного из королевских солдат, но другой успел первее перерезать ему горло.
Кровь попала на невидимое платье девушки, и она, окоченев, упала на палубу, вновь попав во что-то красное и еще теплое. Заверещав от страха, она, скользя по крови, бросилась, куда глаза глядят, врезаясь в сражающихся мужчин и разлетаясь лилово-серыми лентами при каждом столкновении. Аврора даже не успевала думать, как, наверное, странное она сейчас выглядит — наполовину невидимая, наполовину перекрученная — вокруг было столько шума, огня и криков, что она позабыла все, чему ее учили.
Она падала, ползла, поднималась и вновь начинала бежать — ровно до тех пор, пока ладья с черными парусами не начинала вновь таранить их корабль. Безумец, стоящий на голове железного дракона, рубил всех без разбору и словно упивался творящимся кошмаром. Пламя танцевало на темном панцире на его груди; легко перекидывая топор из руки в руку, мужчина громко хохотал и прыгал на очередного солдата, попавшегося ему под ноги. В какой-то момент ему случайно удалось схватить ее за голову, когда он замахивался для нового удара, и Авроре казалось, что в тот момент она задохнется от вони соли, пота и смерти, исходящей от этого убийцы.
Путешественнице стало жаль, что при ней нет чудесного оружия Авианы, способного поражать людей с расстояния. Да, она пользовалась им лишь единожды, в самом глубоком сне и не осознавая, что делает, но сейчас — она было точно в этом уверена! — это бы могло спасти их всех. Обернувшись (видимыми стали ее глаза и закрученный спиралью подол платья), она заметила то, что заставило кровь застыть у нее в жилах.
Безумец с топором направлялся к дерущемуся с кем-то Протею.
Ноги сами понесли ее за ним; волшебные силы Чеширского кота наконец-то немного подчинились ей, и Аврора, полностью невидимая и легко огибающая по воздуху грот-мачту, успела положить обе руки принцу на плечи и резко потянуть его вниз. Юноша упал на спину, изумленно глядя на нападавшего, рубанувшего топором по тому месту, где только что был его затылок.
Девушка радостно выдохнула и попыталась улыбнуться, как вдруг поняла, что ей нечем дышать.
Что-то неожиданно запылало чуть повыше самоцвета, лежащего между ключиц. Коснувшись пальцами влажной (это же пот, да?) кожи, она поднесла руки к лицу. Пальцы ее дрожали, такие красные, покрытые темными пятнами, блестящими от пылающего отовсюду огня. Девушку затошнило от осознания того, что она смотрит на кровь на своей ладони. Ее кровь. Из ее шеи.
Как только она бессильно упала сначала на колени, а после и вовсе на бок, весь ужас исчез, рассыпался пеплом и улетел — и безумец с топором, и его страшный корабль, украшенный золотыми змеями, сплетенными в клубок, и все остальные убийцы с него, как живые, так и мертвые. Дым растворился, забирая с собой кровь и огонь, развеялся по ветру, словно и не приносил ничего — но смертельную рану Авроры забрать с собой не смог. Чувствуя, как намокает ворот платья, девушка прижала пальцы к шее и попыталась перекрыть ее, но все было тщетно.
Протей, еще не до конца осознавший, куда подевалась вражеская ладья, не сразу заметил ее, скрючившуюся на высохших досках палубы. Невидимость ее пропала; сама путешественница заходилась кашлем, раз за разом отхаркивая в ладонь кровь. Дрожащими руками принц, склонившись, как мог бережно перевернул ее на спину, обнял за плечо и приподнял, прижимая к себе.
— Все будет хорошо, обещаю, — тихо говорил он; в его голосе слышались слезы и боль. — Ты обязательно будешь жить. Не зря же ты нашла способ вернуться ко мне? — он рассмеялся, но в его улыбке была лишь горечь. Коснувшись лбом ее лба, Протей закрыл глаза и прошептал: — Я люблю тебя. Я всегда буду тебя любить. Не покидай меня снова, прошу, я не выдержу этого, — он подался ближе и нежно коснулся губами ее глаз. — Прошу.
«И когда приходит пора прощаться, он заключает меня в объятья», вспомнился ей давний, очень давний сон. Не часто ли в последнее время она слышит это слово? Но как может быть сон связан с тем, что с ней происходит? Что же такое важное она постоянно упускала из виду?
Юноша притянул ее к себе и поцеловал окровавленные губы. Неожиданно гулко забил колокол; перед глазами закрутилось черное колесо веретена, объятое зеленым свечением. Чей-то голос хохотал; сквозь удары огромных часов она слышала голос Малефисенты: «Вот, что стало с вашей драгоценной принцессой!» — и голоса тетушек, до сих пор зовущих ее Розой, словно она никогда и не была Авророй. Что-то шуршало и искрилось; ей пришлось зажмуриться, потому что ужасный холод обхватил ее за ноги. Это смерть? Она умерла?
«И тогда…»
Небо над ней начало темнеть, она перестала различать черты лица Протея. Все словно пошло волнами, странными волнами, стоящими на месте, а по ним летели змеи, золотые змеи, сплетенные в клубки. Веки ее отяжелели; девушке казалось, что где-то далеко от нее виднеется ночное небо — спокойное, безоблачное, синее, как глаза ее любимого принца. Почему все опять сменилось?
«Я просыпаюсь»
