ID работы: 5597651

Болей лишь только мною

Слэш
NC-17
Завершён
32
автор
Andin April бета
Пэйринг и персонажи:
Размер:
63 страницы, 6 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Работа написана по заявке:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
32 Нравится 12 Отзывы 19 В сборник Скачать

Ради Чимина

Настройки текста
Примечания:
      Луна — королева ночи. Под её серебряным светом склоняют головы абсолютно все вне зависимости от статуса, веры или каких-либо предубеждений. Каждый доверяет свои драгоценные часы сна только ей, тихо рассказывая о причине слёз и злости, грусти и ненависти. Она выслушивает шёпот горечи, принимая всё без остатка, не давая темноте проглотить даже каплю терзаний отчаявшегося человека. Оповещает собеседника о своём присутствии на этом приватном открытии души и сердца лишь лёгким дуновением ветерка, чьё тело не имеет формы, однако так неуклюже задевает занавески, иногда нарушая чужой поток мыслей.       Её верные помощники — звёзды и их целебные свойства светящихся надеждой концов. После исповеди всегда остается какая-то пустота, которая, подобно чёрной дыре, засасывает всё больше и больше чувство свободы и лёгкости, заполняя некогда забитые до отказа терпением со страшными думами сосуды. Легче от этого не становится, только кошки перестают скрести где-то внутри, где невозможно помочь, спасти и воскресить. А эти звёзды дают шанс на всё, что только не попросишь, взамен забирая твою боль и оставляя покалывание с зудом в месте, куда свет от их концов сумел дотронуться.       Голова, освободившись от тяжелых мыслей и приобретя новые зацепки для размышлений над дальнейшей судьбой, раскалывается так, будто ты ревел целых три дня без остановки, истошно воя на ту самую луну, крича на те самые звёзды и сверля взглядом тёмное небо, чьё полотно идеально разрисовано всем, что творилось внутри твоей души. Открывать глаза не хочется, иначе боль усилится от увиденного, а какой смысл в том, чтобы причинять себе повторные мучения, когда можно просто притвориться, будто спишь, и послать всё к чёрту, не обращая внимания на шум в ушах.       Кровь тёрлась о стенки сосудов и создавала свою музыку, понятную телу, но неясную человеку, который лежал на кровати, постанывая от колющей виски тревоги сердца. Игра в прятки от реальности подошла к концу, просим всех выйти на свет и показать свои паспорта, удостоверяющие вашу личность. Не можешь вспомнить? Готовься, будет больно.       Резкий удар в легкие, и воздух моментально покидает своё место обитания, но ненадолго. Хватая ртом выбитый кислород, парень согнулся пополам, прижимая к груди колени. Горло раздирал кашель, не пойми откуда взявшийся, однако по-прежнему невозможно было разлепить глаза и посмотреть, в чём же дело. Сердце бешено колотится, будто он только что сдавал нормативы по бегу. Отвратительное чувство страха и паники накрывает с головой, создавая впечатление, что совсем скоро задохнёшься от собственных же мыслей.       Тяжело дыша, он раскрыл широко глаза и лишь зашипел в попытках разогнуться. Тело не слушалось, мышцы скручивало в жгут от боли, которая накатывала в такт пульсирующим вискам. Лёгкая тошнота переросла в единый позыв пустого желудка вывернуться наизнанку, чтобы больше не ощущать ничего, что не мог бы выдержать слабый организм.       Соображать было труднее, чем понять, где он находится. Всё тот же потолок, где каким-то образом жёлтые разводы выделялись среди «белой чистоты», и их никто не закрасил, оставив произведение искусства неизвестного на память. Догадаться, что это было чьё-то «мнение» по поводу содержания в этой комнате — совершенно просто, тем более, когда твоё время полностью в распоряжении докторов и санитаров. В помутнённом разуме промелькнул отрывок из разговора охранника и Джина, где первый пытался помягче спросить, что же делать с сей экспрессией, на что ему привели в пример соседнюю комнату с изрисованными стенами в стиле а-ля «Дерьмо — тоже искусство», а дальше всё прервалось хохотом, пробирающим до самых костей.       Хоуп вздрогнул. Он не мог разобраться в собственных ощущениях. Казалось, будто он полностью состоял из свинца, а перед глазами кто-то установил экран, который полностью искажал реальность, сглаживая грубые очертания железной спинки кровати на расплывчатые. Комната танцевала под придуманную музыку, но какую-то слишком страшную, ибо она не слышна была парню, однако всеми фибрами души осязаема, потому и заставляла его в панике озираться по сторонам, несмотря на то, что он был совершенно один.       Солёная капля пота медленно скатывалась вниз от виска до острой линии челюсти, пугая ещё больше, потому что Хоуп улавливал её движение даже сквозь бурлящую в венах кровь. Это как слышать журчащую речку, только тут всё было минимизировано и относительно. Волосы прилипали ко лбу, челка лезла на глаза, и с её концов также капал пот прямо на кончик носа, заставив парня зажмуриться и передёрнуть плечами. Отовсюду он ждал какого-то подвоха, а благодаря нефокусирующемуся взгляду фантазия и вовсе разыгрывалась не на шутку, подкрепляя его излишнюю настороженность додуманными образами несуществующих предметов.       Понять, какое сейчас время, когда тебя колбасит из стороны в сторону, а голова не собирается даже просыпаться, чтобы начать хоть о чем-нибудь думать — было весьма трудной задачей.       Неожиданно пришла очередь холода мучить Хоупа, когда тот уже стал потихоньку приходить в себя и пытался нащупать одеяло, чтобы укрыться. Лихорадка не отпускала, отчего он не чувствовал, как простыня полностью впитала в себя пот от спины, промокнув насквозь. Непонятная теснота не покидала его тело, заставляя дрожащими пальцами вцепиться мёртвой хваткой в ткань футболки и растягивать её, лишь бы ощутить свободу и простор.       Холод шарил своими ледяными руками по разгорячённому лицу, мягко очерчивая ветерком стекающие капли пота по щеке, остужая их и призывая парня морщиться от неприятных мурашек. Покалывания в районе ног и рук стали чувствоваться сильнее, отчего приходилось стискивать зубы, не давая себе застонать, иначе горло снова начал бы раздирать кашель.       Кажется, будто целая вечность проходит сквозь него, оставляя после себя болезненный осадок прошлого и настоящего, напоминая, что это будет преследовать всегда, от этого не убежать и не спрятаться. Всё, что ты делал раньше, что употреблял или же чем пренебрегал — все вернётся обратно, постучится к тебе и без предупреждения даст хлёсткую пощёчину по твоему настоящему. Удар, равный смертельному, удар судьбы, удар боли. Называй, как хочешь, как понравится больше всего, ведь всё равно от этого легче не станет.       Если не шевелиться, возможно, будет не так невыносимо и мысль закричать покажется вполне бредовой. Если не обращать внимания на дикий холод, что, открыв рот и выдохнув, можно было бы увидеть пар, то будет не так страшно. Если обратиться за помощью к той самой луне, будет ли всё хорошо?       Серебряная полоска света просачивалась сквозь железную решётку, которая давала гарантию, что это окно никак не выбить стулом и, вслушиваясь, как падают куда-то вниз осколки стекла с характерным звуком, рассекающим воздух, никак нельзя ступить босой ногой на раму, чтобы сделать последний шаг вперёд. Шаг навстречу к тому, с кем знаком косвенно, но чье присутствие ощущал в своей жизни.       Хоуп был готов просто так сдаться без боя только для того, чтобы вырвать из тяжело вздымающейся груди сердце, которое билось отчаянно, крича о помощи, трезвоня во все колокола о пожаре, о беде, и подарить этот глупый орган костлявой руке, а та уже решит, что делать дальше с постепенно остывающим телом и этой лужей чёрной и вязкой крови. Пульс не прощупывался, однако виски не переставая избивали маленьким молоточком тревоги. Он же мёртв, как так получается?       Мёртвые мысли, мёртвые ощущения, мёртвый взгляд — всё давно не имеет никакого значения. Он сгнил внутри, оставаясь снаружи человеком, которого называют «ходячим мертвецом».       Луна освещала его кровать и медленно скользила по измятой подушке. Доходя до макушки головы парня, она аккуратно зарывалась в его мокрые волосы, перебирая невидимой рукой каждую прядку, а затем дарила тёплый поцелуй в лоб, который был полон безграничной любви к её мальчику. Следующая остановка предполагалась где-то в районе коленей, ведь дальше она не могла дотянуться, но так хотела, отчего её желание сильным запахом хвойных деревьев витало в комнате, усиливаясь с каждой секундой, с каждым стуком сердца человека. Лёгкие невольно расширялись, жадно принимая чистый воздух ночи, и Хоуп прекрасно знал, что это именно то лекарство, которое ему нужно. Он старался вдыхать несвойственный его организму аромат лесного одеколона, блокируя рвотный позыв и кашель.       Это убаюкивало, заставляло доверять свою жизнь природе, ведь она знает, что делать и как. Постепенно всё стало приходить в норму, глаза тяжело изучали мягкий свет луны, который удобно расположился прямо на мирно вздымающейся груди, словно котёнок, нашедший тёплое место. Спокойствие прогоняло прочь тревогу, страх и панику, медленно поглаживая по голове и заставляя прикрыть веки. Образ красивого парня предстал Хоупу, когда он только начал погружаться в безмятежный сон.       Медовые на вкус и пухлые от природы губы растянулись в улыбке счастья, глаза превратились в полумесяцы, а маленькие пальчики принялись аккуратно убирать мокрую чёлку со лба Хосока. Он его знал, чувствовал, осязал, но не мог вспомнить имя. Кроме того, что-то вертелось на кончике языка, приятно покалывая каждый рецептор, как бы намекая, что он на правильном пути. Солнце? Звезда? Нет. Не то. Это имя созвучно с небесным телом — холодное и величественное. Это имя дарит шанс на спасение. Это имя хочется произносить медленно, смакуя каждую букву.       Прежде чем отправиться окончательно в путешествие по сну, Хосок попытался выдавить из себя улыбку, которая была бы адресована тому парню, что невесомо поцеловал его в щёку. В памяти всплыла картинка, где были широко раскрытые глаза с собирающимися в уголках слезами, где кричали «Спаси», а затем мелодичный голос куда-то зазывал. Он вспомнил. Чимин. Его лекарство. Его…       

***

      Горячая рука мягко касалась шеи и медленно выводила только ей понятные узоры, но почему-то эти движения приносили лёгкую боль, отчего хотелось самому дотянуться до тех мест, где чьи-то подушечки пальцев оставляли после себя покалывание. Не щекотно и не неприятно, но совсем не так, как делал это тот, кого боялись из-за стремительно меняющегося настроения. Хосок не понимал, каким образом смог безошибочно определить, чьи же это нежные и с какой-то каплей заботы руки, однако не стал дожидаться, когда прекратят изучать его шею. Он резко распахнул глаза и, нахмурив брови, повернул голову в сторону, где встретился взглядом с Джином. Тот, сидя на корточках, неумело изобразил удивление, которое потом сменилось серьёзным выражением лица.       — Я знал, что ты уже не спал. Твои ресницы дёргались, а эта морщинка между бровями, — коснувшись указательным пальцем вышеупомянутой морщинки, доктор улыбнулся, — оповестила о твоём пробуждении. Горло не болит?       — Что со мной?.. — прохрипев, Хосок схватился за свою шею и тут же пожалел, потому что боль не заставила себя ждать.       Попытка откашляться не увенчалась успехом, и он обессиленно уронил руку на кровать, но её тут же взяли в горячие ладони. Длинные пальцы аккуратно сомкнулись на его запястье и с профессиональной точностью отыскали пульс, который в данный момент зашкаливал.       — Синяки скоро пройдут, — после отсчитывания ударов одними губами Джин ласково посмотрел в глаза парню, а затем опустил свой взгляд на те самые синяки на шее.       — Хорошо, что голос не пропал и никаких серьёзных повреждений ты не получил.       — Но что… — не успев озвучить свою мысль, он был грубо прерван качанием головы из стороны в сторону.       — Пока не говори, нужно помолчать, дать связкам восстановиться. Ты два дня бредил, истошно выкрикивая имя Чимина. Вообще, после того инцидента у тебя голос должен был пропасть на неделю, но в бреду крики не срывались даже на хрип, лишь через несколько часов, когда пришлось тебе помочь перенести лихорадку при помощи лекарств, ты уже не так рвал глотку.       «Какого инцидента? Чимин? Что произошло? Я не могу вспомнить. Шея ужасно болит, а если дотрагиваться, так вообще кричи „Караул!“. Бредил, а может, это меня ломало снова?», — размышляя, парень посмотрел через плечо Джина в сторону измятой постели Чимина, и вдруг будто током ударило его по позвоночнику.       Он перевернулся на бок, шипя из-за невыносимой боли в мышцах, и старательно высматривал хотя бы намек на пепельную макушку или на то, что там кто-то лежит. Но признаков жизни по ту сторону не наблюдалось. Сердце сильно ударило по рёбрам, затем ещё и ещё, пока не набрало дикую скорость, избивая грудную клетку и превращая кости в порошок.       Джин заметил, как тот, не замечая боли, рвался к своему любимому, и позволил ему увидеть пустую кровать, отодвигаясь чуть влево. Он наблюдал за ним, отмечая про себя, что парень втрескался по самое не балуйся, но эта любовь, скорее всего, была вызвана остаточным явлением наркотических веществ.       «Бедный, придётся потерпеть, ты же сильный малый», — стерев со своего лица улыбку заботливой матери, Джин стал копаться в кармане халата и, отыскав, сжал «это» в кулак. — «Надеюсь, мои догадки ошибочны, как и в тот раз».       — Хочешь его увидеть? — вглядываясь в отрешённый и неверящий взгляд, Джин чуть ли не охнул вслух, однако вовремя сдержался. — Вижу, что хочешь. А это… тоже?       Глаза Хосока, мокрые из-за слёз, резко забегали сначала по смятой постели Чимина, а затем уставились на спокойное выражение лица доктора. Тот вынул руку из кармана и разжал кулак.       — Я оставлю это здесь, прямо на его кровати, а ты сделай правильный выбор. Если так сильно любишь, то должен справиться со своим главным кошмаром в жизни, — чуть наклонившись к застывшему Хосоку, Джин шёпотом проговорил это прямо в ухо, а затем медленно отстранился, поднимаясь на ноги.       Тихие шаги отдавались в ушах, словно это была не поступь человека, а какие-то удары кувалды по голове. Он хотел зарычать на доктора, когда тот подходил к дорогому для него месту, хотел вцепиться в глотку зубами и вырвать трахею, когда рука поправила подушку Чимина и положила точно в серединку, в эту впадинку «лекарство».       Злость захватывала участки тела со скоростью света, блокируя чувство боли в мышцах и даря необъяснимое желание рвать и сметать всё на своём пути. Взамен она ничего не просила, но было ясно, что потом придётся расплачиваться в два раза больше. Он не слышал, как железная дверь закрылась, как за ней недовольные голоса что-то бурно обсуждали, но затем стали удаляться, вскоре исчезнув. В комнате воцарилась мёртвая тишина, прерываемая лишь частым дыханием Хосока и тихими всхлипами, которые не пойми откуда взялись.       Он плакал так, будто через слёзы можно передать с максимальной точностью всю боль, что рвала сердце на части. Такое ощущение, словно ты в коконе тайной дымки, где разум затуманен, а право управлять телом перешло каким-то зашкаливающим чувствам.       Хочется свернуться в клубочек и почувствовать, как родные руки успокаивающими движениями массируют голову, а ты рассказываешь про своих обидчиков, борясь со сном, решившим напасть так не вовремя, когда злость с обидой только стали утихать.       Ему не до таблетки, не до чего нет дела уже, он устал, как морально, так и физически. Хосок не боится уже темноты, которая окутывает полностью его тело и мягко надавливает на веки, чтобы он закрыл глаза.       

***

      — Ты больной или как? Я к тебе его перевёл не для того, чтобы всё лечение пошло псу под хвост, — сделав быстрый глоток прохладной воды из стакана, мужчина нахмурил брови, когда заметил, как на него в этот момент посмотрели хитрые глазки сидящего в кресле парня. — И не смотри на меня так, извращенец ты грёбанный.       — Что поделать, если мы все больны, м? — пожав плечами, Джин закинул ногу на ногу. — И что случится, если он сорвётся? Подумаешь, одна таблетка погоды не сделает. Тем более, я же говорил, что в первый раз ошибки не произошло, хотя сделал тогда поспешные выводы и вмешался, но мне пришлось, иначе его психика не выдержала бы. Кстати, спасибо за Хосока, он идеально подходит…       — Для смерти? Серьёзно? Этот Чимин твой… хуже, чем серийный убийца в парке, тот рядом даже и не стоял, — перебив, он небрежно поставил стакан на рабочий стол Джина, отчего вода расплескалась и бесформенной лужицей собралась на светлой поверхности. — Чёрт, послушай, начальство не знает и не подозревает, что Хосок вообще не под моим крылом, хотя числится. Ты понимаешь, что нам всем будет за это? Ты подселил наркомана к душевнобольному, прости заранее, но от правды не скроешься.       — Намджун, успокойся, никто же ещё не пронюхал, а проверки устраивают лишь тогда, когда к нам мэр города приезжает, то есть почти никогда. И да, не извиняйся, Чимин больной, я это не отрицаю, — подойдя вплотную к мужчине, Джин мягко положил руку на его плечо и, ласково посмотрев в глаза, растянул губы в улыбке. — Эй, не будь таким серьёзным, в этот раз я не ошибаюсь. Хосок тот, кто ему нужен, этот метод лечения мне больше нравится, чем электросудорожная терапия с отравлением организма нейролептиками.       — Джин, я всё понимаю, но… Я не могу уже заполнять в делах пациентов заключения о причине смерти. Моя фантазия не настолько развита, как у некоторых. Скажи спасибо, что ещё без родителей несколько было, не пришлось смотреть им прямо в глаза и нагло врать, что он сам такое с собой сотворил. Это же бред.       — Бред для тебя с точки зрения твоей специальности, но не бред для тех, кто смирился с болезнью своего сына или дочери. Они же не полезут в Интернет набирать «как такое возможно?», если их чадо всего лишь наркоман, но не мазохист, любящий себя душить руками, — заметив, что Намджун хотел возразить, Джин успел приложить указательный палец к его губам и, наклонившись вперёд, упёрся лбом в его грудь. — Я понимаю, что тебе тяжело, но пойми и меня. Мне также это всё стоит таких трудов, что я ещё без понятия, почему не сошёл с ума. Но это ради Чимина. Я обещал его родителям…       — И не только ради него, ты же ещё пишешь докторскую как раз по теме лечения раздвоения личности новыми методами, — ухмыльнувшись, мужчина поцеловал всё ещё прижатый к его губам палец Джина. — Иди сюда и прости меня ещё раз за мою вспыльчивость.       Прижав к себе и крепко обняв его, Намджун прикрыл на секунду глаза, вдыхая чуть сладковатый запах одеколона Джина. Он размышлял, как бы ему спасти бедного Хосока, который чисто случайно стал игрушкой для опытов, ведь ещё не было такого, когда Чимин оставлял своего нового партнёра на одну ночь в живых. Всё заканчивалось довольно-таки плачевно, как в прямом, так и в переносном смысле.       «Джин-а, ты столько раз ошибался, отчего же у тебя снова появилась такая уверенность в том, что именно этот парень сможет помочь заблокировать личности в Чимине? Я уже заранее написал причину его смерти, прости, осталось дождаться того самого дня. Моя подпись, дата и время…», — тяжело вздохнув, Намджун уставился на стоящий напротив них книжный шкаф.       Скользя взглядом по разноцветным корешкам книг, он про себя отмечает, что следовало бы их упорядочить по росту, а то как-то некрасиво. Да и не подходят они для этого места, уж слишком светлый кабинет, выбиваются из однотонного цвета и привлекают излишнее внимание.       — Ты снова думаешь над планировкой моего кабинета, над тем, что следовало бы сюда добавить больше зелени и что у меня слишком много мягких игрушек на кушетке? — стукнув кулаком в грудь Намджуна, Джин отпрянул от него.       Схватив стакан со стола, он прислонил его к своим губам, чуть наклонив на себя, будто намереваясь отпить.        — Возможно, ты прав, нужно что-то менять, — пробубнив прямо в воду, отчего та забулькала, Джин ухмыльнулся.       — Как маленький, — засмеявшись, мужчина небрежно потрепал доктора по голове. — И всё-таки я боюсь за жизнь этого парня. Ты…       — Да, я. Я уверен, — раздражённо фыркнув, Джин быстрым шагом направился к окну, при этом нервно сжимая в руках стеклянный стакан. — Я обещал…       — Знаю, — присев на стул, который стоял рядом с рабочим столом, Намджун устало зажал пальцами переносицу, морщась, будто головная боль застала его врасплох. — Ты мне так и не ответил на мой вопрос. Джин, скажи, что это пустышка, пожалуйста. Просто кивни хотя бы, — молящим взглядом сверля широкую спину парня, он так и не удостоился ответа, даже простого кивка. — Джин, пойми, он наркоман, а наркоманы никогда ещё сами не противостояли своим потребностям в употреблении этой дряни. Он сорвётся и всё, снова его начнёт ломать, да и лечение придется попросту смыть в канализацию, а Чимин, завидев его очередные попытки выстоять против дичайшей боли, включит свою какую-нибудь там личность, и одной живой души на Земле не станет.       Замолчав, мужчина решил вообще перестать читать лекции и просто поджал губы, ожидая хоть каких-нибудь телодвижений со стороны застывшего Джина. Тот продолжал стоять и смотреть отрешённым взглядом в окно, подставляя своё лицо теплым лучам солнца. Неожиданно в кармане халата завибрировал рабочий телефон. На него мог позвонить только новенький охранник, кстати говоря, с достаточно милым личиком.       — Сорвался? — пропуская мимо ушей заезженное до предела «Здравствуйте, доктор Ким Сокджин, Вас беспокоит охранник западного крыла — Чон Чонгук», он с лёгкой ухмылочкой спрашивает первое, что пришло в голову. — М, очень интересно, похоже, что немного переборщили с дозой, — развернувшись лицом к Намджуну, Джин начинает ещё больше ухмыляться и, слушая огромный поток поминутной информации про состояние Хосока, лишь кивает. — Спасибо, Чон Чонгук, — сделав акцент на произнесении фамилии охранника, он специально растягивает слова со сладкой ноткой в голосе. — Продолжай в том же духе и получишь леденец.       — Пошли, сейчас сам всё увидишь, — не дождавшись, когда мужчина выйдет из состояния зависания, Джин схватил его за руку и потянул в сторону выхода из кабинета.       — Да не бойся, отомри уже, с ним всё хорошо.       — Уверен? — опустив голову, Намджун смотрел себе под ноги, разрешая себя вести, и наблюдал, как паркет сменялся белым линолеумом в серую крапинку.       — А я ошибался когда-то? — резко остановившись посреди длинного коридора, парень проговорил куда-то в пол, прекрасно понимая, что да, он ошибался, когда без разбору подсаживал к зверю свежее мясо, думая, будто таким образом сможет заставить того стать вегетарианцем. — Хорошо, да, я уверен. По крайней мере, в этом на сто процентов уверен Чонгук.       — Тот новичок? Как он ещё не сбежал от тебя, — услышав в голосе мужчины нотку издёвки, Джин резко дёрнул его за руку на себя. — Маленький ребёнок.       — Неуклюжая скала.       Обменявшись безобидными прозвищами, которые буквально на ходу были придуманы, они быстрым шагом направились в сторону лифта, и каждый про себя молил об одном, чтобы больше не было смертей.       

***

      Чёрная кепка лежала на толстой медицинской энциклопедии, мышка от компьютера была брошена куда-то за монитор, который был поделён на четыре части, картинки менялись одна за другой, и все из палат разных больных, а рядом стоял точно такой же фирмы монитор, только там экран был разделён на две половинки. На клавиатуре удобно расположился заснувший моментально охранник, отчего в поле ввода названия папки случайный набор попавших под голову букв повторялся до тех пор, пока определённое количество символов не было превышено.       Улыбнувшись, Джин приложил к своим пухлым губам указательный палец и шикнул, когда Намджун споткнулся об высокий порог и матюкнулся про себя.       — Слон.       — Розовая фея, — сердито прошептав, мужчина аккуратно обогнул кресло спящего сном младенца парня. — И почему не будишь? Он же на работе.       — Пусть спит. Гукки наблюдал за Хосоком беспрерывно целых четыре дня. К тому же на нём ещё висят тридцать два пациента нашей «здравницы», — не обратив внимания на обидную кличку, Джин быстро затараторил в защиту сна бедного новичка, при этом вспомнив, почему его Джун так назвал.       В детстве, когда они с Намджуном вместе отмечали Новый год в детском саду, он украл у девочки розовые крылышки феи и надел их на себя, а маленький Нам обозвал его «розовой феей». Джин всячески отрицал это прозвище и больно избивал обзывателя по спине волшебной палочкой с розовым мехом на кончике.       — Господи, только не говори, что ты до сих пор на меня обижен.       — Заткнись. Что было, то было, — щёлкнув по лбу мужчину, Джин стал аккуратно вызволять из-под тяжелой головы клавиатуру.       — Да ладно?! Уже столько лет прошло, ну ты и злопамятный, — цыкнув, Джун неосознанно положил свою руку на спинку стула, чуть задев расслабленную спину Чонгука. — Ой.       Гук что-то нечленораздельно промычал, а затем резко подорвался с места, быстро хлопая глазами, прогоняя прочь сон.       — З-здравствуйте.       — Ну вот надо было тебе его разбудить, а? — зло сверкнув глазами в сторону мужчины, который виновато опустил голову, Джин мягко надавил рукой на плечо напряжённого парня. — Садись, что ты так встрепенулся. Эх, раз уж тебя всё равно потревожили, давай, выкладывай, только не тараторь, как по телефону, я ничего не смог разобрать, кроме «спит», «не взял», «мечется по комнате».       — Не взял?       — Да, не взял, он хороший мальчик, в отличие от некоторых.       — Тьфу ты, — плюнув в сердцах, Джун хотел развернуться и уйти, но бегающий взгляд Гука то на него, то на Джина заставил тяжело вздохнуть и разъяснить ситуацию. — Я лучший друг Сокджина и по совместительству врач, только занимаюсь наркозависимыми. Кстати, у тебя зрачки сейчас за пределы радужки выйдут, поменьше бы ты сидел за компьютером.       — Может, ты представишься нормально? Ким Намджун. Чон Чонгук, — лениво кивнув сначала в сторону Джуна, а затем и Гука, Джин сложил руки на груди. — Всё, давайте к делу.       

***

      После доклада про Хосока и его поведение, Гук медленно закрыл записную книжку и устало вздохнул.       — А вкратце нельзя было? Обязательно поминутно записывать, что он делал? Хорошо, что ещё не описал, как тот в туа… Ай! — больной удар локтём в бок заставил Намджуна замолчать.       — Удостоверился? А теперь иди восвояси. Хотя нет, постой, — наклонившись над ухом охранника, Джин заговорщически улыбнулся. — Гукки, можешь скинуть вот этот фильм на флэшку Джуну?       — Эм, пять…       — Тс-с, просто скинь.       — Джин, может, я пойду, а вы тут шепчитесь дальше? — сложив руки на груди, мужчина недовольно посмотрел на Гука, который вдруг решил прочистить горло кашлем.       — Иди, только обязательно загляни в папку с видео, где записано, как Хосок вёл себя во время ломки и после, — передав маленький прямоугольник носителя информации, Джин подмигнул мужчине и взглядом проводил удаляющегося из помещения Джуна.       В комнате, похожей на каморку, чувствовалось какое-то напряжение вперемешку с неловкостью и редкими поглядываниями друг на друга.       — Хочешь сказать, что я сам на себя не похож? — нарушив воцарившееся между ними молчание, Джин прислонился спиной к столу и вцепился руками в деревянную поверхность. — С ним у меня всегда так. Я становлюсь совершенно другим, настоящим.       Повернув голову в сторону смущённого Гука, Джин улыбнулся и вдруг резко хлопнул в ладоши, отчего тот подпрыгнул на месте.       — Ладно, если что, звони в любое время.       — Эм, а я могу задать вопрос? — опустив глаза на свои сцепленные в замок пальцы, охранник нервно задрыгал ногой.       «И что ты так нервничаешь, Гукки?».       — Можешь.       — Почему Вы меня зовете «Гукки»?       — А почему ты меня всё ещё не зовёшь Джин-хён? — вопросом на вопрос ответил Джин.       — А можно?       «Господи, что за игра дурацкая: „Ответь вопросом на вопрос вопроса“? Ещё меня Мон „маленьким ребёнком“ называл, вон, где сидит настоящий ребёнок».       — Гукки, конечно можно, — потрепав по волосам стушевавшегося паренька, Джин спрятал руки в карманы халата и исчез за дверью.       

***

      Хосок сидел на кровати, свесив ноги на пол, и болтал ими в разные стороны, пытаясь сконцентрироваться на этих незамысловатых движениях. Костяшки пальцев белели с каждым разом, когда боль электрическим зарядом проходилась по позвоночнику, и ему приходилось сжимать в кулаках складки простыни. Он боролся с желанием подойти к кровати Чимина, мысленно делил их комнату пополам, где по ту сторону границы ровным слоем растекалась лава.       Жмурясь до появлений перед глазами разноцветных кругов и каких-то подобий телевизионных помех, будто сломанный телевизор решили транслировать ему в голову, Хосок стискивал со всей силы зубы, чувствуя, что скоро челюсть обзаведётся трещинами. Ко лбу прилипла чёлка, а по вискам стекали вниз капли пота. Но его это совершенно не беспокоило так, как ощущение резких перепадов температуры тела, а вместе с этим и периодические приступы боли в мышцах.       «Терпи, терпи, терпи», — повторяя про себя словно мантру, он свято верил, будто это поможет, хотя помнил слова «честно» и «правда», которые предавали его слишком часто, никак не преграждая путь к медленной смерти от той дряни, что употреблял, так почему же именно это «терпи» не станет очередным словом лжи?       «Терпи ради Чимина».       — Это что-то новенькое, — услышав в голове знакомый голос его бывшего правителя, Хосок даже не вздрогнул, лишь ухмыльнулся. — Точно не желаешь избавиться от этой боли, что ломает с каждой секундой твои кости?       И с этими словами тело парня в очередной раз ударило током, отчего мышцы ног и рук сводило судорогой, но он продолжал прогонять прочь навязчивые мысли доползти до подушки Чимина, ведь там лежит плохое лекарство.       — Кстати, ты же знаешь, что это лекарство отнюдь не плохое, зачем врешь самому себе?       «Терпи ради Чимина. Терпи».       — Какой сильный малый. Ты точно так же боролся самостоятельно у себя в квартире, вспомни. И чем же всё закончилось? Двумя часами притворств, будто тебе не нужна эта таблетка, будто тебе намного лучше и без неё. Но в итоге ты сдался. Сдайся и сейчас, пойми, эту реальность ты не хочешь больше видеть, как и не хочешь Чимина. Он — ошибочное лекарство. Слышишь, о-ш-и-б-к-а.       «Терпи».       — Я сказал — встал и подошёл! Почувствуй снова этот вкус, ощути, как с тебя снимают кандалы, как твои ноги наконец-то отрываются от пола. Хосок! Ты тряпка!       Парня снова стало бросать из стороны в сторону, но в этот раз не было больно. Перед глазами всё расплывалось и мутнело. Наклонившись вперёд, будто из него высосали все силы, он отпустил из крепкой хватки простыню, упав на холодный пол лицом вниз. В голове гудело, казалось, что он слышит собственный стук сердца и струящуюся в стенках сосудов кровь.       Мысленная граница между его стороной и стороной Чимина была стёрта, как и исчезла лава. Хосок полз до кровати совершенно сбитый с толку тем голосом, что внутри него говорил о правильности выбора.       «…прими верное решение. Если так сильно любишь, то должен справиться со своим главным кошмаром в жизни», — эхом пронеслись слова Джина где-то в комнате.       — Я уже сделал, — ответив сквозь стиснутые зубы, парень прислонился спиной к кровати Чимина и, повернув голову в сторону подушки, где на ней лежала таблетка, шумно сглотнул, прежде чем взять в руку своё «лекарство».       Солнце куда-то исчезло, быстро забирая с собой свои лучики и давая прогретому месту пола медленно остывать. За окном послышался дождь. Его капли тяжёлым грузом падали вниз и всё время разбивались о поверхности, что встречали на своём пути. Запах хвойных деревьев усилился в комнате, где парень лежал на полу и с закрытыми глазами расплывался в улыбке.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.