***
Хиджиката, накрыв спящую на диване Кагуру своим кителем за неимением сгоревшего одеяла (дьявольский замкомандующего относился к Кагуре лучше, чем к остальным членам семьи Гинтоки), бросил пару едких фразочек, выяснил, что шкатулка не была чем-то из разряда запрещённых вещей, наполнил Йородзую табачным дымом и ушёл по своим делам. Садахару при виде Гинтоки выл, рычал и забивался в угол, ощетинившись, поэтому решено было отпустить его погулять по Эдо — умный пёс сам нашёл бы дорогу домой. Старуха, вместе с Муцу и Шинпачи, спустилась в бар. Сакамото остался рядом с товарищем, тщетно пытаясь извиниться. — Кинтоки… — И не мечтай! Как мне теперь прикажешь ковыряться в носу вот этим? — он поднял когтистую ладонь на уровень его глаз. — А две пары ушей? Я что-то сомневаюсь, что шлем на них налезет, а без скутера я не смогу ездить за Джампом. Более того, появись я на дороге без шлема — и придурок-Хиджиката обдерёт меня как липку своими штрафами! А клиенты? О них подумал? Кто вообще захочет просить услуг ёкая?! — Не может быть, чтобы тебя нельзя было вернуть обратно! — воскликнул Тацума. — На всякое действие есть противодействие! — Да? Ну так слетай на ту чёртову планету и расскажи мне, как вернуться в нормальное состояние! — Шаман, конечно, наверняка знал о повадках того духа… — осторожно начал Сакамото. — Погоди! — три из девяти хвостов Гинтоки нервно заколотили по дощатому полу. — Ты сказал знал? В прошедшем времени? Тацума провёл рукой по волосам, и несколько осколков, звякнув тихонько, упали на пол, завибрировав от стука хвостов. Собравшись с силами, он выдохнул: — Насколько я знаю, старый шаман умер незадолго после нашего отправления. Мне жаль, Кинтоки. Мне очень жаль.2.
9 июня 2017 г. в 09:58
Темно. Мокро. Шумно.
— Гин-чан! Гин-чан! — на лицо упало что-то тёплое. — Гин-чан, очнись! Пожалуйста! — капли всё падали и падали одна за другой, и Гинтоки, сморщив лицо, прохрипел:
— Кагура, умоляю, выключи душ, это всего лишь похмелье…
— Гин-са-а-а-ан!!! — раздался вопль очкарика. — Ты живой!
— А вы что, надеялись на другой исход, вредители?
— Да открой ты глаза наконец! — Шинпачи треснул босса под ребра, и тот, резко поперхнувшись, широко их распахнул, поразившись тому, что происходило в Йородзуе.
Зрелище было неописуемым. Заплаканная Кагура, которую успокаивала бабка Отосе и, внезапно, невесть зачем появившийся в мастерской Хиджиката, беззастенчиво смолящий сигарету и уговаривающий Кагуру поспать (правда, успокаивать маленьких девочек военный вообще не умел, и от этого всё становилось только хуже). Садахару, скулящий в углу и жалобно повизгивающий. А карга, очевидно, пришла вовсе не за арендой, просроченной на три месяца, и смотрела на Гинтоки со смесью жалости и потаённого страха. Комната, по которой явно пробежал Хедоро вместе со всеми многочисленными сородичами, вся в осколках, щепках и подпалинах, пахла гарью, несмотря на открытые окна, в которых брезжил рассвет. Печально вздыхала Муцу, не желая даже смотреть на своего капитана, тщетно вымаливающего прощение:
— Муцу, правда, я не хотел…
— Проси прощения у Гинтоки. Простит он — и я тоже подумаю над этим, — глухо отозвалась она, надвинув шляпу на лицо и тем самым показав, что разговор окончен. Сакамото, так и не вставая, обернулся на Гинтоки и стыдливо потупил взгляд. Очки его разбились после взрыва, и теперь густую каштановую шевелюру украшала россыпь осколков и гнутая оправа.
Шинпачи нервно почесал затылок:
— Д-доброе утро, Гин-сан…
— Вижу, что доброе, — кивнул Гинтоки. — Не хотите объяснить, почему здесь такая траурная обстановка и что здесь забыли все эти ребята?
— А ты… ну… ничего не помнишь, да? — улыбка паренька получилась слишком натянутой, чтобы поверить ей. Гинтоки присел на футоне и нахмурился:
— Ои, Пацсан, выкладывай, иначе получишь в лоб. Что происходит? Почему Кагура вся в слезах?
Этот факт сильно выбил Гинтоки из колеи. Малявка-ято была пуленепробиваемой и плакать позволяла себе только тогда, когда ему, Гинтоки, грозила смертельная опасность. И рыдала она не у всех на виду, позволяя кому-то себя успокаивать. Тем более, Хиджикате.
— Э, Гин-сан, понимаешь, после того взрыва произошло что-то странное, но ты не волнуйся, мы всё исправим… — Шинпачи тараторил, как пулемет, и босс Йородзуи жестом велел ему заткнуться. Он поднялся с футона, несмотря на какое-то странное ощущение: его словно немного тянуло вниз, и хотел было подойти к Кагуре, как бабка Отосе внезапно схватила его за плечо жёсткой костлявой рукой и оттащила прочь.
— Не подходи к ней пока. Пусть девочка придёт в себя.
— Да что, чёрт подери, происхо… э? — взгляд Гин-сана упал на зеркало, и он понял, что начинает ехать умом. — Что это? Что за маскарад? Кто там в моём кимоно? Опять эта чокнутая в дом пролезла?
— Это ты, Кинтоки, — убито произнёс Сакамото. Он больше не улыбался.
Не веря своим ушам, на ватных ногах лидер Йородзуи медленно приблизился к зеркалу. Уши, торчком красовавшиеся на макушке и поросшие мягкой белой шерстью с легкими кудряшками, были не то лисьими, не то кошачьими и очень странно смотрелись, учитывая, что человеческие уши никуда не делись. Лоб и щеки пересекали оранжевые полосы, образуя странный узор через всё лицо. Говорить было слегка неудобно — клыки, украшавшие теперь верхнюю челюсть, немного мешали и создавали ощущение чего-то постороннего во рту. На руках красовались аккуратные и довольно острые чёрные коготки. Но самым странным были хвосты. Вернее, их количество. Гинтоки приподнял немного кимоно.
— Раз, два, три… их девять, Ками-сама, их девять! И что я теперь такое? — пересохшим голосом спросил он.
— Кицунэ, придурок. Девятихвостый белый лис. Тебе мамочка сказок не читала, что ли? — огрызнулся в ответ Хиджиката.
— Заткнись! И вообще, ты что здесь забыл, никотинозависимый?
Хиджиката вовсе не по-полицейски потушил окурок в чей-то забытой на полу чашке:
— Я услышал взрыв во время патрулирования, идиот, потому и пришёл. Учитывая то, кто здесь обитает, надо всегда быть настороже. Но вместо террористов я увидел двух идиотов и ревущую девчонку, заставшую своими глазами весь процесс твоего… гхм… превращения. Как считаешь, ей стоит после этого оставаться здесь? — Кагура всхлипнула. Очевидно, девочка пережила нешуточное потрясение.
— Прости, Кинтоки, во имя всего святого, прости меня! — частил Сакамото.
— И это я ещё не разобрался, что здесь произошло. Подозреваю, у меня будет много причин запихнуть в тюрьму вас обоих, — продолжал замкомандующего.
Гинтоки метнулся было к замкому, чтобы как следует почесать кулаки о госслужащего, но тот, вместо того, чтобы как всегда напороться на драку, внезапно слегка побледнел и резко отодвинулся в сторону. Кагура, бросив взгляд на своего друга и члена семьи, истошно заверещала и вцепилась в руку замкома.
— Эй, китайка, а ну хватит! Ты уже два года с этим дебилом под одной крышей прожила! Ну подумаешь, девять хвостов и лисьи уши, с кем не бывает? Чего ты? Как якудза в драке мочить, так всё в порядке, а здесь разнылась?
— Они росли прямо сквозь его кожу, всюду брызгала кровь, ару, и этот хруст костей, а потом дым и паника, и Садахару, и взрыв… это не Гин-тян, ару, — глаза её снова наполнились слезами.
— Ей нужен крепкий сон, — покачала головой Муцу. — Она быстро восстановится. К следующему дню как новенькая будет. У клана Ято психика крепкая. Просто сейчас она слишком сильно перенервничала. Пойдём, — она крепко взяла трясущуюся Кагуру и унесла в другую комнату.
Гинтоки молча смотрел ей вслед, проклиная вновь и вновь момент, когда согласился взять ту треклятую шкатулку. Упаси его Господь снова довести крепкую Кагуру до такого состояния. Он сделает сэппуку прямо на месте.
— А что мне теперь делать? Я же вернусь в нормальный вид?
— Кто его знает? Учитывая, как ты стал ёкаем, ходить тебе в таком виде ещё ой как долго, — взгляд старухи потяжелел, и Гинтоки почувствовал то, что в своей жизни старался не допускать — острый стыд. — Да и то, что сидело в той шкатулке и превратило тебя в это, исчезло невесть куда. А без того духа, боюсь, снять проклятие будет проблемой.
— Мы говорили с кланом Кецуно, но Сэймэй-сан сказал, что с таким проклятием даже он не справится, — удручённо добавил Шинпачи. — По его словам, эта магия вообще нечто иное, неподвластное ему. Сродни божественной. Так что походишь пока так. Мы обязательно придумаем что-нибудь, Гин-сан, — очкарик слабо улыбнулся, но легче не стало. Даже в образе разбитной Паако он чувствовал себя куда уютнее и привычнее. Было странное ощущение, будто одну часть его сознания вырезали под корень и заменили другой, чужой и незнакомой. Пока он не мог понять, что же именно с ним, кроме внешности, не в порядке, но что-то подсказывало ему, что утерянная часть очень и очень важна.
— Не переживай, Гин-сан, — с придыханием произнесли за его спиной. — это не будет преградой для нашей любви. Я уже придумала, куда можно засунуть эти хвос…
— Сгинь, извращенка! — Сарутоби пинком отправилась в по-прежнему открытое окно.