Осколок зелёного стекла

— Убери свои лапы, урод! — гаркнул сквозь сон замком и резко подскочил. Йородзуя не спал, сверкая рубинами глаз откуда-то из клетки и, кажется, ехидно улыбался — совсем как тогда, когда был ещё человеком.  — Какого хера вылупился?! — рявкнул Хиджиката. Зверь лишь подполз поближе, совсем к краю клетки. Замком потёр ноющие тупой болью виски и смачно выругался, да так, что стены бы согнулись, будь они в состоянии услышать его. Сны с чертовым Гинтоки стали сниться замкому куда чаще.  — Гррр? — вопросительно мурлыкнул лис и потёрся о решётку спутанной гривой, и Хиджикате следовало собрать в кулак всё своё мужество, чтобы отвернуться.  — Заткнись, — прохладно бросил он, подрагивая от ощущения того, что нечто тёмное и зловещее, давно позабытое, медленно выползает из глубин его души. — Заткнись и сдохни сейчас же. Я не буду больше гладить тебя, слышал? И не смотри на меня так! Не смо… чёрт… ну ладно, хрен с тобой… иди сюда уже. Но учти, это точно последний раз! — буркнул он, нахмурив брови и напуская как можно более серьёзный вид. Йородзуя подполз ещё ближе и положил ушастую голову на холодный каменный пол, прикрыв глаза с почти угасшим под веками хитрым огоньком. Хиджиката привычно, уже без малейшего страха, просунул руку через прутья и принялся гладить спутавшиеся грязные кудри — он знал, что зверь не станет нападать, когда настроен на ласку. Лис умиротворённо загудел, как старая колымага, выражая своё удовольствие. На секунду замком подумал, что если бы голова Гинтоки лежала у него на коленях, гладить её было бы намного удобнее. Но эту мысль он тут же вышвырнул из головы как неправильную. На третью неделю в изоляторе со зверем Хиджиката понял, что безумие и правда заразно. Сначала его просто перестал раздражать крайний левый хвост, вечно норовящий поставить замкому подножку. Затем, в очередной раз бросив взгляд на потрескавшиеся каменные стены в камере зверя, которые, как он думал, он выучил наизусть до последней щели, Хиджиката так же внезапно понял, что человеческая часть Гинтоки никуда не исчезает даже тогда, когда зверь, казалось бы, полностью контролирует его сознание. Потому что лис точно не стал бы царапать всякую пошлятину и нецензурщину на сером камне, приправив это безобразие ещё и ужасно выполненным иллюстрациями. Глядя на это никак не вписывающееся в устав и заведённые правила непотребство, замком ухмылялся и, понимая, что меняет собственную систему мышления под гнетом обстоятельств, злился на самого себя, отчаянно матерился и очень много курил. По ночам Хиджиката больше не мог нормально спать. Ему снилась белая, как снег, кудрявая шерсть, которой отчего-то жутко хотелось коснуться — она казалась мягкой, как вата, и девять длинных пушистых хвостов, метущих уличную брусчатку. Зверь бежал прочь, свободный и полный сил и желания творить то, о чём хозяин тела брезговал даже подумать. Испуганный Хиджиката просыпался, вскакивая на самодельном футоне и хватаясь за меч, но тут же ругался последними словами, а зажигалка подкуривала очередную его сигарету: решётку не смогла согнуть даже маленькая прожорливая ято, что говорить о каком-то кицунэ? Виновник кошмара, всё с тем же неизменным ехидным прищуром, который хотелось стереть кулаками, смотрел на своего стража и не испытывал никаких мук совести за своё поведение.  — Ничего не изменилось, — фыркал Хиджиката, и зверь в ответ демонстративно поворачивался к нему хвостом, коротко рыкнув и взметнув с пола мелкий сор да крысиные кости. Гинтоки оставался собой даже тогда, когда его самого едва ли оставалось. И это бесило замкома до синих искр из глаз. Бесило и восхищало одновременно. Пару раз просыпался Тошши, но, напуганный увиденным, добровольно уходил обратно в глубины подсознания, оставляя Хиджикате головную боль и очередную порцию раздражения. Зверь ненавидел альтер-эго замкома едва ли не больше, чем Окиту. Наверное, чувствовал слабого и стремился уничтожить его.  — Кое-с кем они бы сейчас прекрасно поладили, — говорила малявка-ято, безмятежно уничтожая очередную полоску суконбу — и ведь ест же кто-то эту дрянь!  — Что ты имеешь в виду? — полюбопытствовал Кондо, стараясь скрыть дурно пахнущее нечто, покрытое пиксельной мозаикой, и запихнуть его подальше. Но дети настолько привыкли к его странностям, что не замечать их стало своего рода традицией.  — Есть у меня знакомый, — хмыкнула она как ни в чём ни бывало, — который тоже ненавидит слабых.  — Кондо-сан, — начал Шинпачи, — вы не узнавали, где сейчас Сакамото-сан? — спросил Шинпачи, опасливо косясь на железную дверь изолятора. — Хиджиката-сан совсем на себя не похож.  — По-моему, сейчас он как раз и похож на себя, — встрял неизвестно откуда появившийся Окита. Кагура, заметив извечного оппонента, кровожадно улыбнулась. Сого ответил ей такой же гримасой, послужившей стартовым выстрелом. Кондо скреб затылок, пока за его спиной бушевала драка двух садистов:  — Э-э-э, ну, как тебе сказать… — он отвёл взгляд, и вид Шинпачи посуровел. Он поправил очки, жутковато блеснувшие в свете галлогеновой лампы, и уставился прямо на Кондо. — Вы ничего не хотите рассказать? Командир всея Шинсенгуми потупил взгляд и стыдливо зарделся. Вовремя перекрыв уже начинающийся расскз о сексуальных фетишах, очкарик строго добавил:  — Я имел в виду, по делу. Вы вообще проверяли почту с нашего предыдущего визита? Кондо покачал головой в знак отрицания и втянул голову в плечи. Взгляд Шинпачи был диким и, казалось, готов был убивать, превращая в пепел:  — Так чего ты ждёшь, бесполезная горилла?! Рысью марш к компьютеру! Со стороны эта сцена вызывала недоумение: пацан, который запугивает взрослого мужика в военной форме. Сплошной сюрреализм. Однако Хиджиката, прекрасно всё это слышавший из-за двери, даже не шелохнулся, чтобы поставить паренька на место. Сейчас он был полностью с ним солидарен и ему ни капли не было за это стыдно.

***

 — Как это — сегодня?! Как это — через час?! — вскрикнул очкарик, хватаясь за волосы с явным намерением их выдрать.  — По-моему, это хорошая новость, — заметил Кондо.  — Вовсе нет! — гаркнул Шинпачи. — Напряжение среди людей растёт. Многие слышали вой из изолятора, а солдаты слишком много болтают в кабаках. И все заметили, что Гин-сан исчез. Слишком много народу могут сложить два плюс два. Они не доверяют ни нам с Кагурой, ни Отосе-сан. Больше никто не верит, что Гин-сан поехал навестить больную тётушку в Киото. Люди боятся и могут начать бунтовать.  — Чего им бояться, если мы вывезли его и изолировали? — нахмурился Кондо. — Полиция стоит на страже граждан, верно?  — Далеко не все доверяют нам, Кондо-сан, — заметил Окита. — Некоторые и вовсе считают, что мы зря тратим налоги.  — Так считает только отдельно взятый персонаж, Сого, и его уже месяц как нет в городе.  — А вы что, в самом деле думали, что он один такой? — невинно похлопал большими глазами Окита. Кондо отвернулся и обратился к Шинпачи:  — Так ты думаешь, нам могут помешать?  — Почти уверен, — слишком серьёзно для подростка ответил он. — Я очень много чего слышал, когда помогал Отосе-сан в баре. Второй этаж, как понимаете, не отстроили ещё заново, и мы с Кагурой-чан проводим время там. Каких только версий мы не слышали — от божьей кары и до смертельной болезни. Особо ретивые утверждают, что Гин-сан на самом деле — тайное оружие Тендоушу против людей, и хотят убить его прежде, чем он убьёт их. Да что там его, на меня самого с момента изоляции Гин-сана пять раз нападали, считая, что я с ним заодно.  — Оружие Тендоушу?! Какая нелепость! — фыркнул Ямазаки, под всеобщий шумок сползший откуда-то с потолка, но никто не обратил на него внимания.  — И что ты предлагаешь? — серьёзно спросил Кондо. — У тебя вообще есть какие-то мысли на этот счёт?

***

 — Я туда не пойду, — категорично покачал головой Кондо. — Как полицейский, сейчас я откровенно игнорирую свои прямые обязанности. И имей в виду, очкарик, я делаю это только потому, что ты мой шурин.  — Я тебе не… — начал было Шинпачи, но вовремя осёкся — уговорить Кондо на такие меры было невероятно сложно, и сестра наверняка снесла бы ему голову, узнав, что он пообещал Кондо свидание с ней в обмен на помощь. Шинпачи набрал в грудь побольше воздуха и постучал в дверь отельного номера.  — Пароль? — раздался знакомый голос.  — Кацура-сан, это я, Шинпачи.  — Неверный пароль, — невозмутимо отозвался голос и умолк. Кондо хмыкнул и натянул на лицо широкополую шляпу.  — Э? — опешил очкарик и снова постучал. Дверь всё тем же голосом спросила: — Пароль? — Зура-сан… — Не Зура, а Кацура! — дверь резко распахнулась, больно ударив Шинпачи по носу, и он, схватившись за пострадавшую область, отпрянул. — А, Шинпачи-кун, это ты? Неужели тебя не учили не стоять под дверью? Решил примкнуть в ряды Джоишиши? Правильное решение, юноша! Ты и друга привёл?  — Бы збесь ге за эдим, — прогундосил Шинпачи.  — Ещё и пароль знаешь! — продолжал восторгаться Кацура. — Какой молодец!

***

Кацура, поняв, кто перед ним, хотел вначале вытащить меч из ножен, защищаясь, и обвинить Шинпачи в предательстве, но, услышав его торопливый рассказ, помедлил. Он вообще любил обдумывать ситуацию и скептически относился к разного рода спонтанным решениям, предпочитая играть наперёд и быть в курсе всего. Способность тактика не раз спасала его жизнь и свободу. Потому, нахмурив брови и посовещавшись с принявшим такую же полную боевую готовность Элизабет, он всё-таки впустил внутрь незваных гостей. Предусмотрительный Элизабет, тем не менее, не спускал с Кондо глаз, держа остриё катаны вблизи его шеи. Кондо не обижался — как-никак, они впустили на свою территорию заклятого врага, и теперь сами несли ответственность за дальнейшие последствия своего решения. Кацура внимательно выслушал рассказ снова, погоревал о Гинтоки, из собственной жадности подхватившем сильное проклятие, возмутился выходке Тацумы с волшебной шкатулкой и под конец сказал:  — Так значит, мне надо отвлечь внимание народа от Кайентая? Всего-то? — хохотнул он. — Вы обратились по адресу! Мы с Элизабет лучше всех умеем как быть в тени, так и устраивать шоу!  — Смотри без глупостей, Кацура, — строго сказал Кондо, снова пытаясь скрыть нечто с пиксельной мозаикой, но от этого не теряя крайне серьёзное выражение лица. — Никто не должен пострадать. Просто отвлеки их внимание, чтобы мы могли спокойно заняться Йородзуей. Не делай проблем себе, нам и окружающим.  — В отличие от вас, ребята, я таким не занимаюсь, — ядовито ответил лидер восстания. — Кстати, а где второй пёс сёгуната? Обычно именно он занимается моей поимкой.  — Сидит с твоим спятившим дружком, — ядом на яд ответил Кондо.  — Бедняга Гинтоки. Мало того, что проклят и обезумел, ещё и в компании такого типа… — сочувственно вздохнул Кацура.

***

Где-то с каменной крыши мерно капала вода. Хиджиката привык к этому звуку настолько, что уже перестал замечать его, и больше тихое «кап, кап» уже не напоминало ему о древней китайской пытке, сводящей с ума. Он опустился на корточки перед клеткой и посмотрел на уставшего, измотанного Йородзую, даже в таком состоянии умудрявшегося сохранить свой взгляд ехидной дохлой рыбы.  — Ты знаешь, что сегодня наконец приедет твой приятель? Будь я на твоём месте, хорошенько бы отпинал его. Хотя он тут как раз ни при чём. Ты сам виноват, кретин. Гинтоки, разумеется, молчал, вяло двигая крайним левым хвостом, и Хиджиката продолжал свой монолог:  — Знай, что тебя я тоже отпинаю. Целый месяц проторчал тут с тобой, а почему? А потому что ты, ублюдок, мать твою, не хотел отпускать меня даже по нужде. Я всегда знал, что ты идиот, но не думал, что настолько. Услышав знакомые ругательства, кицунэ поднял уши, но тут же их опустил. Казалось, он не обращает никакого внимания на монолог, но Хиджиката прекрасно знал, что он слушает. Может, в смысл не вникает, но голос точно слушает. Почему-то это было чертовски приятно — прокуренный, хриплый голос замкома, по его мнению, едва ли кому мог показаться тем звуком, который хотелось бы слушать часами. Зверю хотелось. Когда просыпался Тошши и голос, издаваемый этим же телом, менялся на тонкий и ласковый, он бесновался, прекрасно понимая, что в знакомой оболочке из мяса и костей находится кто-то незнакомый.  — Я хрен его знает, понимаешь ты меня или делаешь вид, что не понимаешь, но знай, сволочь — ты передо мной в огромном долгу. И я его стребую сполна. С этими словами замком поднялся на ноги. Он не знал, что под воротами штаба Шинсенгуми сейчас беснуется небольшая толпа, которая не заинтересовалась устроенным Кацурой представлением, и требует убить богопротивную тварь, не знал, что уже через пару часов исхудавший, измученный и уставший Гинтоки без хвостов, когтей, подшёрстка и прочего будет тщетно пытаться отлепить от себя тонко всхлипывающую Кагуру, но одно он знал наверняка — корабли Кайентай уже совершили посадку на Землю вместе с колдуном.