***
— Почему ты не поговоришь с ним? — логичный вопрос Оксаны нарушил тишину в небольшой чистенькой кухне. Я поднесла ко рту большую чашку горячего чая, пряча взгляд за облачком густого пара. Подруга отличалась прямолинейностью; она считала, что весь мир чертовски прост и люди сами усложняют себе жизнь недомолвками. И объяснить ей, почему просто нельзя поговорить с тем или иным человеком о наболевшем, я не могла. Оксана была тем самым мудрецом, который дает советы, но сам ими не пользуется. У нее не было опыта в бессмысленных переживаниях и проклятой безответной влюбленности — проблеме всех молоденьких дур, к числу которых я себя теперь относила. Раньше я была уверена, что этот бич глупости обойдет меня стороной. И, конечно же, совершила ту ошибку, какую совершают многие — посчитала себя умнее других. А теперь рассказывала об этом подруге, сидя на ее кухне и заедая тоску молочным шоколадом. Сделав несколько глотков обжигающего чая, я продолжала испепелять взглядом клеенчатую скатерть. Молча, не произнося и слова; всем своим видом демонстрируя, что тему разговора лучше стремительно поменять. Но Оксане мой ответ был не нужен, как не было нужно разрешение для продолжения. Она села напротив меня, скрестив руки на столешнице, и склонила голову набок. — Это глупо, ты ведь понимаешь? — мне понадобилось сделать над собой усилие, чтобы не фыркнуть и не сказать в ответ что-то такое, о чем впоследствии мне пришлось бы пожалеть, — Впрочем, что меня удивляет… Хлопнув по столу ладонью, Оксана откинулась на спинку стула. Я невольно подняла на нее взгляд. Что она имеет ввиду? В воздухе повисла тишина, нарушаемая только мерным тиканьем настенных часов. В следующий момент раздался характерный щелчок и скрежет механизма — а затем из часов выскочила кукушка, оповещая о том, что минул час ночи. Времени прошло слишком много. Оставаться здесь еще дольше было бы неприлично. Я устало потерла виски пальцами и покачала головой. — Мне пора ехать, — поднявшись со своего места, я отнесла кружку с недопитым крепким чаем к остальной, скопившейся за этот вечер, грязной посуде. — Подумай над моими словами, — фраза Оксаны прозвучала слишком громко, но звон стекла, соприкоснувшегося с эмалированным дном раковины все равно его перекрыл, — Иногда лучше что-то сказать, чем потом жалеть о несказанном. — Это слишком банально, придумай что-то другое, — я повернула вентиль и теплая вода шумно потекла из-под крана. Философские высказывания подруги уже успели мне изрядно надоесть и все равно я регулярно приходила к ней с жалобами и жгучим желанием поделиться всем, что грузом лежало на сердце. В глубине души я понимала, что Оксана права. В конце концов, признание — это довольно логичный поступок, который мог бы решить все мои проблемы. Ведь решись я на разговор, то если я не добьюсь желаемого, то хотя бы смогу быть уверена в том, что мне и ждать нечего. Но страх не отпускал. Мне казалось, что за этим кратким событием обязательно последует череда других. Тех, что обязательно разрушат мою связь с друзьями брата. А я не была к этому готова. Оксана тем временем поднялась со своего места и, подойдя ко мне со спины, приобняла за плечи и отобрала намыленную губку из рук. Только тогда я почувствовала, что панически дрожу от страха и волнения — перед собственными мыслями и, конечно же, перед решением, которое так и крутилось в голове. — Сейчас все начнет меняться. У тебя выпускной класс, потом — университет, — вкрадчиво начала девушка, прежде чем перекрыть воду и требовательным движением руки развернуть меня к себе лицом, — Новые знакомства. Новые проблемы. Другая жизнь. Они тоже меняются. Что ты будешь делать тогда, когда у твоего Вити появится другая девушка? Когда у него начнутся серьезные отношения? Не будешь ли ты жалеть о том, что промолчала? Я знала, что буду. Непременно буду. Отвернувшись, я сморгнула с ресниц навернувшиеся слезы и шумно выдохнула. — Мне правда уже пора, — метро уже перестало работать, но ехать домой я не собиралась в любом случае. Вытерев руки вафельным полотенцем, я направилась в коридор. Оксана покорно последовала за мной, ничего не говоря ровно до той минуты, пока я не опустилась на пуфик возле входной двери и не начала обуваться. — Ты домой сейчас? — сомнение вибрировало в голосе Оксаны. Она прижалась плечом к дверному косяку и сосредоточенно следила за тем, как я неспешно завязываю шнурки своих кед. Я с готовностью кивнула, не поднимая на нее взгляда — эмпатией подруга не была обделена; она бы сразу поняла, что я вру. Решительности во мне всегда было мало. Я постоянно думала о последствиях и в большинстве случаев откладывала важные решения на потом. В этом я совершенно не походила ни на отца, ни на Космоса — брат уж точно давно разложил бы всю мою жизнь по полочкам. Но иногда наступали моменты полного безрассудства. Разговоры и принятие разумных доводов действовали на меня подобно алкоголю. Появлялось ощущение вседозволенности; значение фразы «море по колено» становилось еще более понятным. И я решалась на серьезный шаг — как и сию же минуту. Сделать его нужно было именно сейчас, пока я не нашла сотню поводов передумать. Поэтому теперь я собиралась вовсе не домой, а на соседнюю улицу, к дому Вити. Чтобы поговорить — да, огорошить своим ранним появлением и, конечно же, признанием. Я не знала, что будет потом и не надеялась на что-то хорошее. Но верила в то, что обязательно станет легче. Потому что если жизнь радикально изменится, а я так ничего и не предприму для своего спокойствия и получения той малой толики счастья, то… В чем тогда смысл? Я выпрямилась и поднялась на ноги. Сняв с вешалки куртку, я накинула ее на плечи и потянулась к Оксане за прощальными объятиями. — Спасибо за футболку, — я указала на чистую одежду. Липкую, испачканную «колой», пришлось выбросить, но подруга ожидаемо пришла на помощь, как только увидела масштабы бедствия, — Увидимся. Она кивнула и с улыбкой обняла меня в ответ. — Разумеется. Когда за спиной раздался щелчок закрываемого замка, я бросилась вниз по лестнице, не став дожидаться лифта. Выйдя из подъезда, я оказалась под прохладным моросящим дождем, совершенно несвойственному для жары, царящей в столице в последние дни. Однако, выбора у меня не было и идти нужно было пешком. Я застегнула куртку под самое горло и решительно шагнула в темноту дождливых дворов. Да и к черту — даже если бы транспорт все еще функционировал, у меня не оказалось бы денег на проезд. Последние сбережения я потратила на пачку сигарет и теперь мне вряд ли хватило бы даже на проклятый жетон в метро. К удивлению, дорога до дома Вити не заняла много времени. Возможно, холодный дождь подгонял меня, заставляя выискивать во дворах пути, по которым можно было бы изрядно сократить свой маршрут. А, быть может, мне просто так показалось, потому как всю дорогу я провела в размышлениях о правильности принятия решения. Если быть до конца откровенной, то подобные идеи возникали в моей голове достаточно часто; всегда — ночью. И я не в первый раз шла по ночной Москве на окраину старого района. Но никогда не доходила до нужной двери, не вдавливала пальцем кнопку дверного звонка и не объясняла причину своего позднего — или, наоборот, раннего? — появления. Но сегодня все было иначе. Сегодня мне казалось, что я доберусь до нужной точки и отрежу себе путь к отступлению. Поднимаясь по лестнице, я думала именно так, пока не услышала знакомый голос над головой. От Вити меня отделяла пара-тройка лестничных пролетов и это было как никогда кстати. Потому что он был не один. Его голос сливался со звенящим и противным смехом какой-то девушки. Я оступилась на лестнице и едва не покатилась кубарем вниз. Чудом удержавшись за перила, я выдержала несколько долгих минут, во время которых парочка курила на лестничной клетке. А потом, услышав, как дверь в квартиру Пчелкиных захлопнулась, на негнущихся ногах поднялась к окну и опустилась на облезлый подоконник. И закурила. Курила одну за одной, пока в пачке не осталось лишь четыре сигареты, а голова не закружилась от обилия табака. Невидящим взглядом я бродила по обшарпанной стене, изучая корявые надписи с грамматическими ошибками. Кто-то кому-то признавался в любви; кто-то кого-то называл лохом; кто-то восхвалял любимую футбольную команду. А кто-то сидел на подоконнике и ждал, пока закончится дождь и дрожь в коленках. Которую ночь я провожу тут? Точно не скажу. Каждый раз слушаю, как Пчёла выходил из квартиры и курит. Чаще всего не один, с ним постоянно есть девушка. К моему удовольствию, он еще ни разу не был с одной и той же два или более раз. Это давало определенную надежду на то, что «той самой» в его жизни не появилось. Эгоистичная надежда заставляла меня испытывать стыд — малую толику стыда, потому как на большее я не была способна. Но все равно, каждый раз слушая их смешки и звуки поцелуев, я испытывала боль. Никогда бы не сказала, что моральная боль хуже физической, но все равно конкретно этой предпочла бы хорошую взбучку и разбитую губу. Я затушила очередную сигарету о подоконник. Солнце уже поднялось, а значит уже было часов пять. Нужно было идти домой — пешком, через несколько станций, но плевать. Лучше бродить по лужам в одиночестве, чем поймать насмешливый взгляд подружки Пчелкина, если вдруг они оба решат спуститься. Однако, даже в самых своих смелых предположениях я не могла представить, что произойдет в следующий момент. Внизу раздались чьи-то торопливые шаги, и я подтянула колени к груди, готовясь выслушать лекцию нравоучений от очередного местного жителя. Но вскоре в поле моего зрения появился вовсе не простой работяга, возвращавшийся с ночной смены. К моему удивлению по лестнице поднимался… — Саша? — я машинально задвинула консервную банку, наполненную окурками, себе за спину и спрыгнула с подоконника. Этого только не хватало! Судорожно пытаясь придумать очередную байку, которую можно было бы скормить другу в качестве нелепого объяснения, я то и дело натыкалась на тупик, — Ты что тут делаешь? Белов тем временем преодолел лестницу и оказался на том же лестничном пролете, который я избрала местом своей ночевки. Теперь уже он двигался спокойно, неторопливо и, как мне показалось, несколько нехотя. Было видно, что он ждет подвоха — возможно, вопросов, на которые не хотел отвечать. Его состояние было мне знакомо, и я его полностью разделяла. Инстинктивно Саша выхватил у меня практически пустую пачку сигарет, словно был старшим братом, запрещавшим курить. К слову, Космос этого не делал — иногда рисовался, конечно, но никогда не перегибал палку. Потому я возмущенно приподняла брови и потянулась за своей честно купленной «раковой смертью». Но Саша проигнорировал этот жест. — Тот же вопрос я могу задать и тебе, — хмыкнул он, вытащив из пачки сигарету, а из кармана пиджака — спички. Закурив, он выпустил дым в сторону и снова повернулся ко мне, — То есть, вы с Пчёлой?.. Того? Вместе?.. — Что?! — тот факт, что подобного вопроса я не ожидала, заставил меня отреагировать слишком бурно. Возмущение так и плескалось в моем взгляде; а еще обида — понятная, потому как от Саши я ждала хоть какой-то солидарности. В конце концов, я же не спрашиваю его о минувшей драке. Вижу, что говорить не хочет. Да и дураку понятно это нежелание. Разве не так? — Конечно же, нет. Что за чушь, Белов? Я замешкалась, снова не придумав адекватного объяснения своему местонахождению. Но на этот раз Саша промолчал — видимо, понял, что в некоторые дела лучше не лезть. Он неопределенно кивнул. Пауза изрядно затянулась. На секунду мне показалось, что наверху опять раздался скрип двери, но тревога была ложной. И все равно теперь мне хотелось как можно скорее убраться отсюда. — Увидимся. Не говори… — я не договорила, потому как Саша закивал. Конечно, он никому не скажет. Получив удовлетворительный ответ, я направилась в сторону лестницы, но в этот момент Белов схватил меня за запястье. — Ты тоже думаешь, что Ленка мне изменила? — только серьезность в интонации парня не позволила мне усмехнуться. В этом был весь Саша. Старательно избегал скользких слов и не называл вещи своими именами — обидными именами. Я нехотя вернулась на несколько шагов к нему и так же нехотя кивнула, — Ты говорила с ней? — Она не захотела говорить со мной, — я поджала губы. Подругами нам стать было не суждено. С Леной разница в возрасте ощущалась еще острее, чем с парнями. Какая-то пара лет стала буквально пропастью между нами. У нее были другие интересы и другие заботы. Она вышла на работу и полностью пропала из поля моего зрения. А потом стало поздно говорить, — Но ты зря ударил Космоса. Нужно извиниться. Он не врал тебе. Саша сжал губы в тонкую линию. Было видно, что он это знал и без меня — Космос его лучший друг, кому верить, если не ему? Саша ослабил хватку, выпуская мое запястье, и я поспешила вновь пойти вниз. На середине пути Белов снова меня окликнул. — Настя! — я обернулась, вопросительно приподняв брови, — Не хочешь поговорить? Саша взглядом указал наверх. Я знала, что он имеет ввиду, а потому грустно улыбнулась. Ком в горле появился сам собой, как бы напоминая мне о том, что малейшая попытка что-то сказать неизбежно приведет к рыданиям. Этого только не хватало. Я покачала головой. — Я думаю, ты меня понимаешь. И он понимал. Я видела это в его потухшем взгляде.***
— Что он хотел? Я перелезла через перила беседки. Решительность Саши насторожила меня, а потому я направилась не к дому, а к небольшому деревянному столику, стоящему в тени дикой яблони. Оттуда открывался хороший обзор, местные старички постоянно играли за этим столом в «рыбу» и примечали всех, кто сновал во дворе. При этом сами в глаза практически не бросались. Этим я и воспользовалась — и увидела Сашу в обществе Вити, которые направлялись в сторону беседки. Последовать за ними я не могла, а потому осталась в стороне ждать. И ждать пришлось действительно долго; наблюдая за суетливыми движениями Белова, нервными и суетливыми, я поняла одно — осталась я здесь точно не зря. А потому, как только Саша скрылся на дороге, ведущей к трамвайной остановке, сразу пошла в беседку. Витя вздрогнул от неожиданности, услышав мой голос. Он все еще выглядел сонным и ему явно не доставляла удовольствия эта утренняя прогулка. Я невольно поймала себя на мысли, что мне интересно — осталась ли та девушка в его квартире сейчас или он уже выгнал ее вместе с вещами? В последнем я сомневалась, но хотела верить именно в данный исход. Я опустилась на скамейку. — Ты что тут делаешь? — Пчёла усмехнулся, взглянув на меня. Он уселся на перилах беседки, поставив ноги на скамью, и мазнул по мне равнодушным взглядом. Я ударила его по ноге и тогда он, засмеявшись, сел нормально, — Ну так что? Неопределенно пожав плечами, я махнула рукой в ту сторону, откуда пришла. Пришла несколько часов назад, а не минут, как мог подумать Витя, но это было не важно. Я надеялась лишь на то, что он не изменит себе и не отличится особой внимательностью к моей персоне. Не уличит во лжи и не заставит говорить о том, о чем говорить мне уже не хотелось. Да, как и ожидалось, за ночь решительности значительно поубавилось. — Засиделась у Оксаны. Решила прогуляться до метро пешком. Не переводи тему, ладно? Что хотел Саша? Витя смерил меня насмешливым взглядом и я поняла — он не поверил моим словам. Это было неудивительно; от дома Оксаны я могла добраться до метро куда более короткой дорогой и уж точно мне не пришлось бы сворачивать к пустырю и беседке. Но даже если Пчелкину было не плевать и он понял причину — или хотя бы сделал предположение об истинном положении дел, — то он предпочел оставаться в неведении. Он сорвал пожухлую травинку и отправил ее в рот, развалившись на скамье и откинувшись на перила. Прикрыв глаза, Пчёла что-то недовольно промычал. Я не расслышала фразу, которую он сказал, продолжив ждать внятный ответ на свой вопрос. Саша был настроен чертовски решительно. Я не знала почему, но настроение каждого из компании научилась определять с ювелирной точностью. Был это побочный эффект тесного контакта с каждым из них или нет — не важно. Но я видела, что Саша взволнован. И дело было не только в сомнениях насчет Лены; я знала, что он не сомневается, но жаждет убедиться в правоте слов друзей самостоятельно. А убедившись, захочет разобраться. Саша всегда отличался импульсивностью, пылкий нрав никогда не играл ему на руку. Ввязываться в драки за справедливость ему удавалось чаще, чем кому бы то ни было еще. И его попытки выглядеть теперь спокойно и рассудительно наводили на тревожные мысли. Потому что кулаки он сжимал так крепко, что костяшки белели; потому что желваки на его скулах ходили ходуном; потому что глаза не блестели — он практически не моргал из-за своей слепой сосредоточенности и желания не показывать подлинных эмоций. — Да ничего он не хотел, — соизволил тем временем наконец-то ответить мне Витя. Он продолжал лежать с закрытыми глазами и казалось, что наполовину Пчелкин снова спит. Я боролась с желанием растолкать его и заставить говорить быстро, четко и по факту. Но сам он не торопился, — Пришел спросить про Елисееву. Интересовался, где мы видели ее в Люберцах. Дурак. — И ты ему сказал? — я не верила своим ушам. Витя не был идиотом. И вовсе не потому что мне хотелось так думать; не потому что я идеализировала его образ в своих глазах. Этого не было уж точно — я видела все недостатки Пчелкина и принимала их. Глупости среди длинного списка не было. Сказать Саше точный адрес — значит, подписать ему приговор. Дать билет в один конец. Люберецкие не были серьезной бригадой, но я несколько раз слышала от Космоса рассказы, будто местные окончательно потеряли тормоза и остатки рассудка. Они вели себя так, словно не боялись абсолютно ничего — ни закона государственного, ни высшего. И если Саша придет туда один, то назад рискует уехать в карете скорой помощи. А, быть может, и не уехать вовсе. — Сказал, — Пчёла, наконец, выпрямился и протер глаза пальцами, — Скажу ребятам, один он там не будет. Ты считаешь меня совсем тупым? Что ты вообще пристала ко мне в такую рань? Я нахмурилась и поджала губы. — Да пошел ты, — фыркнув, я резко поднялась со своего места. Говорить с ним ни о чем не хотелось больше. Все, что мне было нужно, я узнала. Переживать за Сашу меньше не стала, но уверенность в том, что друзья его не бросят, немного скрашивала эту ситуацию. Самое время развернуться и удалиться с гордо поднятой головой. И пусть этот мавр сидит здесь один или отправляется к своей подружке. Однако, уйти мне не удалось. Второй раз за день меня схватили за руку и потянули обратно. Едва не потеряв равновесие, я чудом не навалилась на Пчелкина сверху. Его это, казалось, совершенно не смущало. Он сидел и самодовольно улыбался, заглядывая мне в глаза без капли неловкости за свой длинный язык. Я попыталась выдернуть руку из его крепкой хватки, но удачи не потерпела. А Витя лишь сильнее сжал пальцами мое запястье, снова дернув к себе. — Теперь вижу, что вы с Космосом родственники, — засмеялся он, наблюдая за моими тщетными попытками выйти победителем из этой схватки. В ответ я только сильнее поджала губы и демонстративно отвернулась в другую сторону. Не столько из-за нежелания смотреть на наглую ухмылку, сколько из-за страха в очередной раз провалиться в свои гребаные чувства. Каждый раз, когда Витя оказывался рядом, я чувствовала себя идиоткой. Меня моментально окатывало волной жара и из-за волнения я начала вести себя так глупо, что провоцировала очередную порцию шуток, — Да расслабься ты. Я пошутил. — Поздравляю. Теперь можно я пойду? — я дернула рукой снова и на этот раз Витя меня отпустил. Я поймала себя на мысли, что жалею об этом жесте — в момент, когда его пальцы скользящим движением прошлись по внутренней стороне моей ладони, я была готова сгореть заживо. На Витю я старательно не смотрела, но чувствовала его взгляд. И была уверена в том, что он улыбается. Я же старательно искала хоть что-то, за что можно было бы зацепиться. Но море пожухлой травы и стая воробьев, налетевшая на проезжую часть неведомо откуда не вызывала особого интереса, и я не могла избавиться от чувства неловкости. — Если бы не твой брат, я бы… — Пчёла прицокнул языком. Я так и не дождалась продолжения фразы, а он явно не собирался ее заканчивать. Бросив в его сторону вопросительный взгляд, я покачала головой. На самом деле, в этот момент я была горда своей выдержкой. У меня получилось сдержать вихрь эмоций, который разом налетел на меня со всей неожиданностью и едва не сбил с ног. Незначительная оговорка заставила подумать… Испытать какое-то подобие надежды, наверное, на то, что все не так печально, как представлялось мне. В конце концов, передо мной Витя Пчелкин, человек, который не в состоянии пропустить ни единой юбки. И внутренний голос подсказывал, что эта оговорка была в большей степени флиртом, чем завуалированной угрозой. Но обрывок фразы так и остался обрывком, а я моментально стушевалась, поняв, что слишком долго смотрю в глаза молодого человека. — Отпусти меня, я пойду, — глупо повторила я. Витя покачал головой. — Я разве тебя держу? — он развел руки в разные стороны, и я снова залилась краской из-за осознания собственного промаха. Обняв себя руками в попытке хоть как-то унять неуместную дрожь, я быстрым шагом направилась к дороге; той самой, по которой мгновениями раньше ушел Саша. — Увидимся! — в возгласе Вити, отправленном мне в спину, слышались насмешливые нотки. Я не стала отвечать — я даже не обернулась, чтобы взглянуть на него из-за страха увидеть усмешку и на его лице.