Чекистка

Судя по словам своей легкомысленной ученицы, Лена решила, что участие в заседании благотворительного комитета — это очень простая вещь. Приходят все желающие и обсуждают какие-то вопросы, связанные с помощью неимущим или раненым. Раньше Лене никогда не приходилось иметь дело с этой стороной жизни, она слабо её представляла себе и уже заранее имела некоторое презрительное отношение к подобным начинаниям. Ну что серьёзного могут сделать эти расфуфыренные светские дамочки? Понятно же, что всё это просто разговоры женщин, у которых нет необходимости самим зарабатывать на хлеб. А Лена была совершенно из иной среды: её мать порой до вечера пропадала в мастерской, и даже нанятые поденщицы не могли облегчить ей труд — заказы приходили довольно часто, поэтому здесь требовалась работа как минимум в четыре руки, видела, как Мурка-старшая неустанно работает с пошивом очередного заказа, видела осунувшуюся после тифа мать Наташи Мордвиновой. А эти? Они едва ли представляют себе жизнь «за чертой». Однако, имея в виду поиск новых уроков в этой среде, Лена попросила генеральскую дочку познакомить её с матерью её подружки Шуры Липницкой. — Ой, как хорошо! — обрадовалась Катюша, — Елена Васильевна, мы с вами будем теперь вместе помогать увечным героям, и семьям павших воинов! Это будет очень весело! Лена проглотила стремящиеся сорваться с языка слова о том, что ничего весёлого в этой печальной ситуации нет. В конце концов, её наняли для того, чтобы заниматься с девочкой грамматикой, историей и арифметикой, а не для того, чтобы воспитывать её нравственные качества. Ленино предположение о том, что на заседание комитета можно попасть просто, не оправдалось. Лариса Липницкая для начала пожелала встретиться с девушкой и поговорить. Разговор отложили до окончательного выздоровления Сони Костантиниди, так как до этого дня всё своё внеучебное время Лена посвящала приютским детям. В приюте она уже не чувствовала себя настолько чуждой и нелюбимой. Конечно, того обожания, которое испытывали дети по отношению в «барышне-душеньке» Соне тут не было и в помине, но всё-таки Лена начала замечать, что приютские её уважают и отчасти боятся. Да и начальница стала относиться к ней помягче. Теперь Лена уже не допускала мысли, что зря поступила в семинарию. Правда иногда она, увлекаясь, уходила в другую крайность и начинала мечтать о великой педагогической карьере, которая её ждёт в будущем. В этих мечтах она улетала так далеко от реальности, что потом сама начинала краснеть, вспоминая, что нагородила в своих гордых фантазиях. Лариса Липницкая оказалась совсем не такой, как её представляла себе Лена. Это была женщина, на первый взгляд, лишь немного старше тридцати лет. У неё было милое, хотя уже и немного увядшее лицо с добрыми серыми глазами. Одета она была скромно, и её платье мало чем отличалось от платья самой Лены. Они встретились в кофейне на Невском, и Лена видела, что поверх платья у Ларисы была весьма скромная шубка, слегка обрызганная по подолу жидкой грязью, как и одежда самой Лены: погода в те дни стояла ужасная. — Для начала я хочу вам рассказать, чем мы собственно сейчас занимаемся, — проговорила с усталой улыбкой Липницкая, грея руки о чашку с кофе. Лена вдруг почувствовала себя рядом с Ларисой глупой школьницей, и ей стало почему-то стыдно. Не замечая настроения своей собеседницы, Липницкая продолжала: — Наш комитет подчиняется самому высшему органу помощи семьям фронтовиков. Это очень большая честь для нас, состоять в такой общественной организации. Вы, наверное, знаете, что мы напрямую подчиняемся императрице. Лена ничего, конечно, не знала, но кивнула с умным, и как ей самой казалось, деловым видом. Лариса отпила кофе, высморкалась в крошечный платочек и продолжила: — Нас посещают и всецело помогают нам такие лица, как министр внутренних дел Маклаков Николай Алексеевич, министр финансов Пётр Львович Барк и другие уважаемые люди. Поэтому мы не можем принимать в наш комитет всех желающих. Вы же слышали, — Лариса немного понизила голос, — в последнее время распространяются какие-то бунтовские настроения, и терактов избежать, к сожалению, не удаётся… Она призадумалась, видимо о чём-то своём, не имеющем прямого отношения к разговору. Затем снова оживилась и продолжила: — Но такие молодые, неравнодушные люди нам нужны! Многие наши дамы уже не молоды. А те, кто ещё не стары годами, уже обременены семьями, имеют детей… Женщины в нашем обществе пока могут не так много, но то немногое, что мы можем изменить к лучшему, мы сделаем. Да? Лена вздрогнула от неожиданного вопроса и ответила, стараясь показать как можно больше воодушевления:  — Да, конечно! Лариса рассказывала дальше: — Сейчас наша главная задача добиться субсидий от правительства для производителей товаров для фронта. Лена удивилась. Она всегда считала, что благотворительность как раз ничего общего не имеет с субсидиями правительства. — Но ведь вы представляете комитет по оказанию помощи семьям солдат, при чём же тут производители товаров? — робко спросила она. Лариса вздохнула: — Схема достаточно сложная, я вам не буду сейчас её полностью объяснять, попробую ответить наиболее коротко и понятно. Очень часто, почти всегда, жизнь и здоровье наших воинов зависит впрямую от того, каким оружием они воюют, какую одежду и амуницию имеют. Но производители всего этого жалуются, что при отсутствии субсидий не могут обеспечить необходимое качество товаров для фронта. Нам очень нужны грамотные молодые девушки для ведения переписки и посещения чиновников. Лена сидела поражённая. Как она представляла себе деятельность дамского комитета? Собираются дамочки, вышивают кошельки и платочки, посылают это всё потом на фронт со слезливыми записочками. Ну, денежек немного соберут на подарки детям солдат. Ведение переписки? Посещение чиновников? А когда она будет заниматься уроками для собственного пропитания? Она-то не увечный воин и помощь от благотворительной организации ей не положена. Лариса же, совершенно не понимая ни мотивов, которые заставили обратиться к ней девушку, ни её мыслей в текущий момент, продолжала говорить: — Я понимаю, вы хотите, конечно, попасть на ближайшее заседание, когда с нами будет государыня. Я могу это устроить в виде исключения, так как вас очень хвалил генерал Бахметов. Это ведь вы преподаёте его дочери арифметику? — Да, — пробормотала Лена, — и арифметику, и другие науки. — Сочувствую вам, — тепло улыбнулась Лене Лариса, — между нами говоря, бедная Катенька не слишком одарена умом. Но зато у неё золотое сердце. Хотя иногда и может показаться, что это не так. Лена раньше совершенно не думала ни о какой встрече с государыней. Монаршие лица вообще оставались вне круга её мыслей. Предположение Липницкой о том, что желание Лены принять участие в деятельности комитета продиктовано именно такими соображениями показалось ей абсурдным, но собеседница, видимо, не замечала в этом ничего особенного. — На ближайшем заседании, в четверг, мы рассмотрим два вопроса, — продолжала она, — принятие заявления фабрики кожевенных изделий Ломова о предоставлении субсидии на изготовление товаров для фронта и предоставление содержания членам внебрачных семей воинов. — Как Ломова?! — неожиданно для себя воскликнула Лена, — но ведь он…- она вспомнила письмо брата Сони Никиты с упоминанием гнилых сёдел и разлезающегося сукна. Лариса заинтересованно вскинула глаза: — Вы что-то знаете об этой фабрике? Немного смущаясь, Лена в общих чертах пересказала ей то, что прочла ей Соня. — Да, такое сплошь и рядом, — грустно проговорила Лариса, — конечно, перед тем как назначать предприятиям субсидии, будут устроены проверки на предприятиях. Только двигается это всё медленно, очень медленно. И не в наших силах что-то изменить. Боюсь, что вопрос будет решён не ранее, чем через два-три месяца. Но не будем унывать! Да? Лена улыбнулась, кивнула и задала следующий вопрос: — А разве возможно назначить содержание внебрачным семьям? Ведь как можно доказать, что у женщины ребёнок именно от этого мужчины? — Ну, это довольно просто, — улыбнулась Лариса, — обычно отцы сами помогают своим внебрачным семьям. Соседи, знакомые — их не обманешь. Если женщина предоставляет таких свидетелей, вот и доказательство. — А если она их подкупит? — заинтересовалась вопросом Лена. — К сожалению, пособие, которое мы можем выделить, очень невелико. Вдовы получают не более пятидесяти рублей в год. А на эти деньги, не думаю, что можно кого-то подкупить. Мы хотим приравнять женщин, которые были в браке и тех, кто по каким-то причинам жили невенчанными. — Но разве это не является поощрением безнравственности? — Нравственностью пусть занимается церковь, — печально вздохнула Лариса, — а нам бы дать этим несчастным хоть какие-то средства к существованию. Возвращаясь домой, Лена шла навстречу ледяному пронизывающему ветру, не замечая холода. «Куда я ввязалась?» — думала она. Всё сказанное Ларисой имело совсем не тот вид, который она ожидала. Серьёзная общественная деятельность, деятельность, как Лена подозревала действительно нужная, это уже не грошовые уроки с непонятливыми девочками. Такая работа будет занимать огромное количество времени, а оплачиваться не будет. Может ли она себе позволить брать на себя такие обязанности? Да и название фабрики злополучного Ломова неприятно поразило её. Мелькнула мысль, а не используются ли такие благотворительные организации хитрыми дельцами для своих интересов? Образ избалованных дамочек, который раньше вставал перед глазами, когда она произносила про себя слова «дамский комитет», побледнел, и на его место пришло грустное, доброе лицо Ларисы Липницкой, а ещё длинная шеренга раненных из санитарного поезда. «Ну, ничего, — тряхнула головой Лена, прогоняя неприятные мысли, — один раз сходить можно, там посмотрю, что к чему». Пряча лицо от ветра, она смотрела под ноги и не сразу заметила небольшую толпу на углу улицы. Толпа состояла, в основном, из мастеровых и мальчишек, расположенного неподалёку ремесленного училища. Все кричали, некоторые бросали камни в витрину ближайшего магазинчика. Чисто одетый господин в каракулевой шапке, быстро протискиваясь вперёд, задел Лену плечом. — Что там происходит? — спросила она, дотронувшись до его рукава. — Аптеку немецкую громят, — ответил он, презрительно скривившись. Волна протестов против немцев пронеслась в первый раз по городу ещё в самом начале войны, когда город ещё носил своё старое имя Петербург. Но некоторые немецкие магазинчики выстояли. Особенно много было немецких аптек. И вот одной из них, кажется, станет сейчас меньше. Толпа росла. Лена попыталась идти вслед за ответившим ей господином, но её оттолкнули и увлекли со всей массой людей к дверям аптеки. — Бей немчуру! — орал дурниной какой-то конопатый парень в небрежно надетой шапке. Окружающие одобрительно ревели, наседая на закрытую дубовую дверь. Часть народа уже лезла в дыру, пробитую камнями в стеклянной витрине, остальные не оставляли надежды выдавить двери. Внезапно раздался свист. — Городовые! — крикнул кто-то, и нападающие кинулись в рассыпную. Лену сбили с ног, и она обязательно упала бы на мокрую, обледеневшую мостовую, но тут крепкие руки подхватили её и поставили на ноги. У самого своего лица она увидела улыбающегося человека в одежде мастерового, который показался ей странно знакомым. — Что ж вы опять так неосторожны, барышня, — с холодной ласковостью проговорил он и побежал за угол. Под мышкой у него был какой-то предмет, наскоро завёрнутый в коричневую клеёнку. Лена с удивлением поняла, что это весы, на которых взвешивают младенцев. «Зачем ему эти весы? Неужели у него есть ребёнок», — успела подумать Лена до того, как её вежливо взял под руку полицейский. — Пройдёмте, барышня, не нужно здесь стоять. Видите, опасно здесь, беспорядки-с. Через минуту всё было кончено. Несколько нападавших, не более четырёх человек, полиция грузила на пролётку. Остальные разбежались. Аптекарь Шульц в этот раз отделался разбитой витриной. И если он был неглупый человек, ему нужно было срочно менять вывеску и фамилию. Вместо «Немецкой аптеки Шульца» должна была появиться «Народная аптека Шумова». На такой трюк шли многие, чтобы спасти своё дело. И немецкие фамилии в патриотическом порыве меняли массово. «Где же я его видела?» — думала Лена про мастерового. Только у самого дома она вспомнила вокзал и пропавший тюк с Сониной одеждой. Кстати вспомнились и весы для младенцев. Именно эта вещь ещё вчера стояла на витрине аптеки Шульца. Второй раз уже этот улыбчивый незнакомец попадается ей в столь огромном городе. Случайно ли это? Кто он такой? И если он вор, то почему одежду Сони вернул назад? На этот вопрос Лена пока не могла ответить, зато стала теперь более беспокойной и подозрительной.