Чекистка

Лена едва успела выскользнуть из маленькой тёмной комнаты, где Роберт устроил себе рабочее место с печатной машинкой и ворохом газет. Лежали там и несколько томов, но прочесть название Лена не смогла. Роберт вряд ли бы обрадовался, что кто-то суёт нос в его кабинет, поэтому вскоре Лена сделала вид, что просто гуляет по коридору. — Так что, куда бедняк притаранить решил? Лена была ошарашена. Она не понимала значения этих слов. По речи и интонациям этого самозванного художника было похоже, будто он вырос где-то на дне жизни — в Галерной Гавани, а может и вовсе сидел. — Э-э, не, сгонять гонца мне не с руки — шмыри быстро срисуют. — Надо доставить их по адресу, — настаивал латыш. — Не-не-не, ищи какую сявку мелкую… Гриша осёкся и замолчал. Он понял, что Лена услышала всё и сейчас наверняка начнёт задавать не очень приятные вопросы. Спас положение сам владелец типографии. Роберт обернулся и недовольно скривил тонкий рот.  — Ник! — крикнул он громко. Гриша тут же всунул голову в дверь, увидев Лену, подхватил её под руку и увлёк в соседнюю комнату. «Почему Ник» — подумала Лена мимоходом, — «Ведь его зовут Григорий… Детское прозвище?»  — Вы, девушки, без нас не скучайте, — шутливо проводил их Гриша, — мы, может быть, потом завернём к тётушке Вашей, а то как вы домой возвращаться будете, не подумали, да?  — Товарища Вашего с собой не берите, — хихикнула Аля.  — Почему? — притворно удивился Гриша.  — Да уж больно он у вас суров.  — Это вы его не знаете, добрейшей души человек, так только, молчалив немного. Лене тоже не хотелось, чтобы к их небольшому кружку присоединялся мрачный неразговорчивый Роберт. Но что поделаешь, ведь они с Гришей, как видно, друзья, да и лошадь с повозкой у них общая. Без них домой точно не добраться.  — А что, он всегда такой скучный? — не унималась Аля.  — Да нет, говорю же вам, добрейший человек! Вы сами увидите! В это время «добрейший человек» высунулся из двери и пробурчал под нос:  — Ник, тебя долго ждать? Девушки поспешили выйти. Алина тётка была сердита. Поставленное ещё с вечера тесто уже давно подошло и норовило выползти из двух увесистых бочонков. Девушки закатали рукава и начали лепить пироги. Было два больших пирога с капустой, таких же два больших с грибами, украшены они все были косичками и розочками из теста. А из остатков теста налепили целых три противня сахарных плюшек-бабочек и мелких пирожков с вареньем. На крыльце у тётки уже дожидалось своего часа рыбное заливное, по случаю поста, мясных блюд не предвиделось. Однако Аля шепнула Лене, что тётушка не против домашней наливочки. Часам к четырём, когда уже стемнело, начали собираться гости. Какие-то замотанные в шали купчихи, учительница женской гимназии, попадья, двое молодых монахинь и соседская офицерская вдова с сыном-подростком. Разговоры от поздравлений именинницы быстро перешли на войну. Лена, которая очень устала от раннего подъёма и лепки пирогов, выпила две крошечных рюмки рябиновки и внезапно поняла, что все вокруг чрезвычайно милые люди, у Алиной тётушки так забавно чернела волосатая бородавка на подбородке, а офицерская вдова, рассказывая о своём покойном муже, очень смешно морщила нос. Лена не выдержала и рассмеялась, что вызвало всеобщие неодобрительные косые взгляды. Пироги были невероятно вкусные, особенно тот, который с грибами, впрочем, и сахарные плюшки тоже были ничего. Внезапно она заметила, что рядом с ней за столом сидит Гриша и что-то весело рассказывает хозяйке дома. Но что её ещё больше удивило, чуть поодаль от него сидел латыш Роберт, и не такой молчаливый и заносчивый, каким он был утром, а улыбчивый, приятный и любезный молодой человек. Он что-то шептал на ухо сидевшей рядом с ним молодой монахине, которая скромно опускала глазки и неприлично хихикала. Внезапно Роберт обратился с каким-то вопросом к Але и пересел поближе к ней. Кто-то опять налил в Ленину рюмку наливку. Собравшиеся уже перешли к пению хором. Печальная судьба удалого Хазбулата показалась Лене очень трогательной, и она едва не заплакала. Но вдруг осознала, что к ней обращается Аля.  — Поедем вместе?  — Куда? — удивилась Лена.  — Да вот Роберт просит друзьям его посылку отвезти.  — Посылку? А почему он не отвезёт её сам? Роберт с такой любезной улыбкой, предположить которую на его лице ещё сегодня утром было никак не возможно, сообщил, что должен срочно отъехать по делам к себе на родину на короткое время, но именно в это время нужно передать заказанные печатные материалы на Петроградский механический завод Сиракузова и Мейера. Просто передать, улыбался Роберт. Посылка будет упакована, завёрнута в рогожу, перевязана… Такой, небольшой, тючок.  — А что в тючке-то? — поинтересовалась Аля.  — Открытки рабочим на рождество, — широко улыбнулся Роберт, — премного обяжете меня, девушки, если поможете. Ведь мы с Гришей вам помогли сегодня, да? Кстати, не пора ли нам возвращаться в город?  — Ой, не знаю, не знаю, — кокетничала Аля, не скрываясь, строя глазки Роберту, — мы очень заняты, мы учимся целыми днями от зари до зари. Ну разве что такому приятному молодому человеку сделать одолжение. Так ты пойдёшь со мной, Лена, да?  — Ну конечно! — ответила Лена. Она была готова пойти куда угодно и к кому угодно, только вот возвращаться домой ей сейчас совсем не хотелось. Но всё-таки Аля с помощью Гриши вытащила её из-за стола, надела на неё пальто, завернула в несколько платков и усадила в повозку. Как они добрались до дома, Лена уже не помнила. Когда Аля говорила о занятости семинаристок, она, конечно, немного кокетничала. Но они и в самом деле были очень загружены учёбой. Поэтому для того, чтобы передать посылку Роберта рабочим самоварной фабрики, Аля и Лена отпросились с урока русской словесности. Пройдёт совсем немного времени, когда пропуски занятий для Лены станут обычным делом, но пока что к учёбе она относилась очень ответственно. Механический завод находился в конце унылой длинной улицы, состоящей почти сплошь из одних высоких каменных заборов и глухих стен лабазов. «Небольшой тючок», который Аля принесла с собой, представлял собою довольно увесистую связку бумаги, завёрнутую в рогожу и перевязанную бечёвкой. По мнению Лены, открытки для рабочих были слишком широкими и большими, находящаяся внутри свёртка бумага напоминала скорее книги или газеты. Девушки тащили тюк сначала по очереди, потом взялись за бечёвку с двух сторон вдвоём, руки мёрзли, в конце концов Лена предложила:  — Давай разделим посылку напополам. Ты понесёшь, и я. Будет полегче.  — Нельзя, — пыхтела на ходу Аля, — Роберт сказал, там чернила свежие, должны быть пока в темноте, а то попортятся.  — Какая ерунда, — фыркнула Лена, но настаивать не стала.  — А куда нам это потом девать, — спросила Лена, — кому отдать?  — Ты что, ничего не помнишь? — Аля засмеялась.  — Ну не я же с ним разговаривала.  — Да обе мы разговаривали… Просто ты не помнишь, потому что пьяная была.  — Я? Пьяная?  — Ну, а какая ж. От возмущения Лена бросила свою сторону посылки, бечёвка порвалась, один край рогожи съехал, и девушки увидели, что внутри лежат совсем не открытки, а та самая газета, которую Лена видела в чулане гатчинской типографии. Сразу забыв про свою обиду, Лена присела на корточки и стала разглядывать газетный лист. Что тут такого необыкновенного в этой газете, что Роберт не пожелал говорить им правду о содержимом посылки? Как и во всех газетах того времени, в этой говорилось о войне.  — Пойдём, пойдём, — теребила её Аля.  — Да видишь, что здесь… Странная посылка какая-то. Газеты.  — Да какая тебе разница? Газеты ли, открытки ли… — замёрзшая Аля подпрыгивала, ударяя одним валенком о второй и дуя на руки, — отдадим — и всё, какая разница, газеты или что ещё. Лена с сомнением смотрела на разлезшийся тюк. Потом вытащила верхнюю газету и, сложив вчетверо, сунула в карман.  — Зачем ты берёшь? Не твоё ведь!  — Ничего, не обеднеют от одной газеты. Мы столько их тащили по морозу. И ещё тащить. Пошли! Девушки кое-как связали посылку и понесли её к воротам механического завода. Аля сказала, что посылку отдать они должны слесарю Сорокину. На проходной седой вахтёр покуривал трубочку и читал губернские ведомости. На просьбу позвать слесаря Сорокина он неодобрительно прищурился и спросил, какая у прибывших надобность. После долгих препирательств за слесарем, наконец, послали. Он оказался тощим рябым человеком с затравленным взглядом. Увидев раскуроченную посылку, Сорокин ахнул, подхватил девушек под руки и потащил в тёмный угол подальше от глаз вахтёра.  — Что ж вы так, что ж вы так, — причитал он.  — А что такого, — удивилась Аля. Слесарь посмотрел на неё, как на сумасшедшую, и почти шёпотом спросил, что велел передать Роберт на словах. Аля призадумалась:  — Да вроде ничего не велел передавать, просто сказал отнести рабочим рождественские открытки, а тут вот и не открытки совсем…  — Ах вот оно что… — протянул слесарь Сорокин, он улыбнулся болезненной улыбкой, — перепутал, видать, ну да ладно, я ему это сам потом верну и на открытки поменяю. Назад девушки возвращались почти бегом.  — Скорей, скорей, а то у меня уже пальцы на ногах почти отмёрзли, — бормотала Аля. Её интересовало только побыстрее спрятаться куда-нибудь от вездесущего мороза. Лене же и без слов было ясно, что история с открытками, которые на деле оказались газетой с ранее неслыханным названием, шита белыми нитками и дурно пахнет. Какой ужас, думала она, а что, если они шпионы? Получается, что и Гриша тоже? Да нет, не может быть! Какой ужас! День тянулся невероятно долго. Сначала они вернулись в семинарию и вынуждены были высидеть длиннейшее практическое занятие по биологии, потом пошли на практику в приют, после этого Лене нужно было ехать к дьячковой дочери на Васильевский остров, дома она оказалась только в десятом часу вечера. Опустившись без сил на свою кровать, она достала из кармана пальто свёрнутую газету и стала читать её. То, что было написано на самой первой странице в той самой первой статье, которую она уже заметила краем глаза на улице, перевернуло для неё мир. В статье говорилось о том, что правящий класс нарочно развязал войну для укрепления своих позиций. Такие, как промышленник Ломов, наживаются на войне. Были перечислены ещё несколько фамилий его сподвижников. А заканчивалась статья, ни много ни мало, призывом к свержению монархии и установлению демократического строя в России. Лена перевернула страницу и стала читать дальше. А дальше говорилось о тех самых солдатских вдовах, о которых она так много думала в последние дни. О том, что деньги, собранные доверчивыми гражданами, оседают в карманах некоторых представителей благотворительных комитетов, о том, что их члены устраивают благотворительные завтраки с икрой и устрицами, в то время, как дети рабочих умирают от голода, всё это настолько соответствовало её недавним мыслям, что рука, которой она держала газету, начала дрожать. Она отложила газету, как бомбу, на край кровати, и подумала: «Ну, появится Гриша, я уж его заставлю рассказать, что к чему». Походив из угла в угол по комнате, она снова взялась за «Искру» и очень скоро прочла всё вплоть до названия типографии, набранного мелким шрифтом в конце последней страницы. Название типографии удивило Лену безмерно. Получалось, что газета была издана в Цюрихе! Но как же так, думала она, я же ведь своими глазами видела над гранками Роберта! Ну придёт этот Гриша… До утра она не спала, продумывая свой будущий разговор с «приятелем». Наутро, невыспавшаяся и встревоженная, пошла она на занятия. А Гриша, между тем, не появлялся. Прошло несколько дней, Лена перечитывала Искру столько раз, что почти выучила её наизусть. Газета была небольшая. А Аля и думать забыла о недавнем приключении, и это было вдвойне обидно. Лене было даже не с кем поговорить. Перед самыми рождественскими каникулами Катюша Бахметова во время урока неожиданно поделилась новостью:  — Представляете, Елена Васильевна! А у нас тут был переполох!  — Какой переполох, — вздохнула Лена, подозревая, что девочка просто хочет потянуть время и отвлечь её от французского перевода.  — Да вот сосед у нас, студент, красавчик… Такой брюнет, с усиками, а представляете, подрывником оказался.  — Каким ещё подрывником?  — А вот таким, знаете, есть такие подрывники, против царя выступают, вчера у него обыск был, и знаете, что нашли? Катюша сделала круглые глаза.  — И что же, — улыбнулась Лена.  — Запрещённые газетки! Вот что! — выпалила девочка с торжеством.  — Да, и что же с ним стало? — спросила Лена.  — Как что? — удивилась Катюша, — в участок забрали его, в тюрьму посадят. Лену обдала жаркая волна.  — «Какая же я дура», — подумала она. Газета преспокойненько лежала у неё дома на тумбочке, и она и не думала её прятать. А что, если найдёт квартирный хозяин? Она искренне надеялась, что старик не станет заявлять на неё в полицию, но всё-таки собственная беспечность её разозлила. Наскоро завершив урок, она попрощалась с ученицей и побежала домой. «Только бы всё было в порядке», — думала она, открывая дверь своей комнаты. «Искры» на тумбочке не было.