Чекистка

Янков, к слову, давно приметил Настю. Бывало, он выжидал момента, чтобы снова поговорить с панночкой, как он называл Настю Мурину, но она часто появлялась не одна, а в компании со своей напарницей Наташей Мордвиновой, а это отбивало у Бориса желание затевать непринуждённые разговоры: он помнил, что Наталка, как он называл эту молчаливую рыжую сестру милосердия, неразговорчива, к тому же, грубовата. — Мужицкие манеры у тебя, Наталка, — однажды решил подшутить Борис. — Пошто ж ты злая такая? — Слушай, я и без того устаю, — сухо ответила Наташа. — Давай ты не будешь добавлять, а? — И шо, вiд усталости тут, як конь сигаешь? — вновь хохотнул Борис, а Наташа, кажется, даже немного покраснела. Работа отнимала у неё много сил, и если Настя могла ещё позволить себе поговорить с ранеными, то Наташа совершенно выдыхалась. А Настя, тем временем, помня об обещании помочь Янкову с самообразованием, решила не медлить. Занятия начались на следующий вечер. Настя вошла в палату после своей смены, ещё не сняв передник с красным крестом. Степан Юрченко выглядел сегодня совсем плохо. Борис испуганно прошептал, тараща глаза:  — Ой, панночку! Боюся, шо ён помре…  — Да не помрёт он, — ответила Настя, стараясь говорить как можно спокойнее, — он получает всё необходимое лечение. Борис смотрел на товарища по несчастью с сомнением.  — Та шо то лечение, — вздохнул он, — Раньше ему помогало, а теперь не. «Странно, — подумала Настя, — назначения доктора в последние дни не менялись, и непонятно, почему у этого больного ухудшилось состояние. Но доктор ведь, наверное, знает, что делает?..» Стараясь не обращать внимания на пышущее жаром лицо Юрченко, она обернулась к Борису:  — Давай-ка лучше буду учить тебя писать. Ты ведь знаешь прописные буквы? В течение следующего часа Настя убедилась, что её ученик, возможно, преувеличивает уровень своего незнания. Уж слишком быстро он запоминал правильное написание букв. Борис блаженствовал, когда тоненькая прохладная девичья рука охватывала его руку, помогая выводить петельки и крючочки. Так приятно он ещё ни разу не проводил время с момента поступления в этот госпиталь. Иногда их взгляды пересекались, Мурка и Янков смотрели друг на друга, но не больше пары секунд, и тут же смущённо отводили взгляды. Настя перед сном поделилась с Наташей сомнением в правильности лечения Юрченко.  — Мне кажется, что Иван Иванович (Так звали доктора) делает что-то не то, — сказала она, — пациенту сегодня явно стало хуже.  — Ой, да с чего ты взяла, — отмахнулась от неё Наташа, у которой у самой было полно своих хлопот, — уж ты, наверное, не больше понимаешь, чем доктор. На следующий день хуже стало ещё одному раненому из соседней палаты. Причём настолько хуже, что к вечеру этот солдат скончался. Юрченко ещё держался, но он уже не приходил в себя, у него был жар, а лицо приобрело багровый оттенок с какими-то пятнами. Доктор Иван Иванович, вызванный перепуганной Наташей к этому раненому, сказал, что наступил кризис, и тут ничего нельзя сделать. Настя, которая слышала всё сказанное, стоя в дверях, задохнулась от возмущения — да как же так, почему же нельзя сделать?! Ей, конечно, было жаль пациента, но перед глазами почему-то стоял перепуганный Борис, взирающий на умирающего Юрченко с таким выражением, словно хотел сказать: «Ну вот, я буду следующим». За то время, пока они работали в госпитале, умерло несколько человек. Но все они были привезены уже в таком тяжёлом состоянии, что их смерть была делом нескольких часов. А тут здоровый парень, который уже начинал идти на поправку, и вдруг такое необъяснимое ухудшение. Едва Иван Иванович вошёл в ординаторскую, Настя, постучав, робко вошла к нему. Доктор поднял от истории болезни покрасневшие с недосыпу глаза и сухо спросил:  — Что Вам, сестра?  — Я по поводу пациента Юрченко… — тихо сказала Настя, ожидая навлечь на себя гнев доктора, но не в силах сдержаться.  — И что с ним? — спросил Иван Иванович.  — Может быть, сделать ему лишний укол Аспизола? — пробормотала Настя. К её удивлению, доктор не стал выговаривать ей за ненужное проявление инициативы, а только очень внимательно посмотрел в глаза и сказал:  — Ну что ж, попробуйте. Он получает необходимую дозу, но если Вы считаете, — доктор усмехнулся, — что лишний укол ему поможет… «Что это с ним?» — думала Морда, вытаскивая только что прокипячённые шприцы из стерилизатора. Доктор Иван Иванович вообще был скучной и закрытой личностью. За всё время общения она о нём знала только, что имя-отчество, да только, что где-то, кажется, в Туле, у него есть семья — жена, или дочь, или сын… Доктор о них никогда не говорил. Просто на его столе стояла фотография женщины с ребёнком. Укол Аспизола Юрченко не помог, хотя жар он точно должен был уменьшить. Более того — в этот день Настя заметила, что и другим раненым Аспизол больше не помогает.  — Слушай, Натка, — сказала она подруге, когда они после обеда выскочили на несколько минут на крылечко подышать воздухом, — что у нас здесь происходит?  — Да ерунда какая-то происходит, — хмуро ответила подруга, глядя себе под ноги на ступеньки крыльца, — я думаю, что Аспизол прислали в последней партии негодный.  — Как это? — задохнулась Настя.  — А вот помнишь, Лена нам в последнем письме писала, что армейскими поставками часто занимаются люди без чести и совести. Вполне могли негодное лекарство прислать, почему нет.  — Не может быть, как же так… И что же нам теперь делать? Из всех лекарств Аспизол был самым действенным, если он окажется негодным, это будет огромной катастрофой. Настя машинально прошла в процедурную, достала из коробки одну из ампул, посмотрела сквозь неё на свет. Ампула выглядела, как обычно, только почему-то на ней не было привычных латинских букв названия лекарства. Подпилив головку, девушка привычным движением открыла ампулу и капнула жидкость на палец, а затем лизнула. Она не почувствовала характерного кисловатого вкуса. Она вообще ничего не почувствовала. В ампуле была самая обычная дистиллированная вода. После сообщения Насти о том, что ампулы кто-то подменил, в госпитале поднялся огромный переполох. Проверялись все коробки с лекарствами. Оказалось, что две трети из них кто-то подменил. Хотя раненым о случившемся никто из персонала вроде бы и не рассказывал, но к ночи все они знали о произошедшем и многие отказывались принимать назначения. Кто-то пустил слух, что вместо лекарства в ампулах находится яд. На фоне всего этого у Насти была радость — к вечеру Юрченко неожиданно стало лучше. Видимо, здоровый молодой организм взял своё.  — Так-так, хорошо… — бормотал доктор Иван Иванович, — я же говорил — кризис! Кризис прошёл, и всё окончилось благополучно. Это заявление Настю также удивило, так как на то, что кризис полностью прошёл, состояние пациента похоже не было. Просто жар несколько уменьшился, раненый пришёл в себя и смог самостоятельно пить воду. В этот вечер девушки вместе написали Лене письмо, в котором подробно описали всю ситуацию. Сами они склонялись к тому, что лекарства подменили на этапе поставок. Непонятно было только то, что поначалу препараты всё-таки действовали. Возможно, в коробках были заменены не все ампулы, а только часть их. Доктор Иван Иванович заявил, что будет писать начальству. Настя искренне надеялась, что это разрешит все проблемы, но как же она ошибалась…