***
…Новая секретарша в короткой мантии перегибается через мое плечо. Ощущаю навязчивый запах духов… — Ваш кофе, Драган, — голос низкий на грани эротики. — Два кусочка сахара и сливки. Как вы и просили. Киваю и отсылаю её, сдержав порыв хлопнуть по красивой заднице, туго обтянутой тканью. Давно пришел к выводу, что служебные романы скорее мешают, чем помогают. Удовольствие потрахаться, не отходя от рабочего места, не компенсирует будущих скандалов, претензий и неусыпного контроля. К тому же, есть Дай, тёплая, уютная Дай. Ей я изменяю не так часто, как прежним подругам. Возможно, я старею? Кофе горчит. Морщусь. Дерьмо тут, а не сахар. Пора бы разобраться с вопросом. Что за люди? Без удовольствия делаю новый глоток кофе — без него со всеми отчётами не справлюсь. У меня начинает кружиться голова. Засиделся в духоте, не иначе. Открытые окна не помогают — большой город за окном приносит пыль и выхлопные газы, не снабжая лёгкие свежим воздухом. Допиваю до дна. Это должно взбодрить, но отчего-то я чувствую себя еще хуже. Подкатывает тошнота. Взвешиваю вариант позвать секретаршу и распорядиться насчёт… А чего я от неё хочу? И как её зовут? Позвать и спросить об имени? Нет, не стоит. Не нужно ей видеть меня в раскисшем виде. Женщине, которую потенциально готов трахнуть, нельзя показывать слабость. Поэтому с трудом поднимаюсь из кресла и тащусь к окну, распахиваю его и высовываюсь по пояс. Голова кружится, кто-то играет в шалтай-болтайку с моим вестибулярным аппаратом. Дышу полной грудью, делаю глубокие вдохи и выдохи, как учили в школе авроров. Сильно шатает. Если грохнусь с третьего этажа — в лучшем случае переломаю руки и ноги. Асфальтированная парковка за окном — не лучший плацдарм для приземления. Приходится вернуть тело в безопасность кабинета. Оседаю, соскальзывая на пол. Дверь открывается. Смотрю ошалевшим взглядом на человека в проёме, и не могу толком разглядеть – изображение двоится, его черты наслаиваются друг на друга, и я не понимаю, хорош он собой или нет, большой у него нос или нет… — Я целитель, — говорит он, а голос его звучит как-то издалека и доносится ударами гонга, — я отвезу вас в больницу. Вы отравились. — Я отравился, — улыбка расплывается на моем лице, а смысл слов ускользает. Чувствую его тёплые прикосновения, когда он помогает мне подняться. Позволяю вывести меня из кабинета. Много любопытных взглядов. — Мне плохо. Я отравился, — повторяю для всех, кто готов слушать вложенную в голову мысль. Прогулка по коридору кажется бесконечной. Он помогает мне спуститься вниз по лестнице. Ступенек неожиданно много. В какой-то момент я оступаюсь и с пьяным смехом лечу вниз, но меня удерживают железной хваткой и ведут под руку. Пересекаю парковку. Ноги заплетаются. Вижу маггловский фургон. В голове возникает и благополучно растворяется мысль: почему целитель ездит в маггловском транспорте? Открываются задние дверцы, и меня загружают в фургон. Кладут на обитый железом пол. Даже в лежачем положении очень кружится голова, и я мотаю ей из стороны в сторону, пытаясь отринуть накатившую тошноту. — Спите. Вы очень устали, — говорит целитель, который неожиданно становится таким огромным, что за его широкими плечами ничего не рассмотреть. — В мире всё удваивается на два. Удваивается на два, понимаешь? — смеюсь, закрываю глаза и вижу прыгающие цветные пятна…***
…Значит, я выпил кофе. Мне стало плохо. Меня увезли. Я очнулся в подвале. В цепях… Безучастно поднимаю руку. Запястье охватывают кандалы, как и щиколотки. Меня приковали к стене, на которой зафиксированы специальные кольца. Меня похитили. Осознание мигает в сознании, как неоновая реклама. Меня похитили. Но кто и почему? Я не занимаю ведущую должность: отец всегда считал, что протекция — дело дурное. Мужчина должен сам доказать, что он на что-то способен. Достижения отца могли помочь мне в карьере и без его личных усилий — сын героя, как-никак. Но я соглашался с отцом. Мне было бы стыдно пользоваться его славой ради повышения. Поэтому трудился сам. Пахал как вол, если честно. Не каждая женщина готова с этим мириться. Ну и потом, хоть отец и был героем, но богатой наша семья не была. Жили как приличные люди, но позволить себе бездельничать и гулять по казино и ресторанам не могли. Так что, работа, работа и ещё раз работа. В общем, у меня не было высокой должности. Не было больших денег. Мог ли я насолить кому-то? Работая с преступниками разного рода в отделе задержаний — конечно, мог. Но они скорее убили бы, чем пошли на такой риск. Так что же это? Я не испугался, нет. Когда просыпаешься в незнакомом месте и осознаёшь, что тебя похитили, следовало бы испугаться. Но я ощущал себя довольно спокойно. Мне приходилось сталкиваться со злодеями. Я знал, что ощущает человек, когда к нему применяют Круцио. Аврорская школа обучала и противодействию серьезным заклинаниям и методам сопротивления Веритасеруму. Оказавшись в стрессовой ситуации, первым делом нужно оценить шансы выбраться. Превозмогая мерзкую тошноту и головную боль, я подёргал цепи, пытаясь вырвать их из стены. Не удалось. Надежно зафиксированы. Порылся в карманах. Меня оставили в той же одежде, в которой я был. Исчезли перочинный ножик, волшебная палочка, а мелочь и упаковка «Орбита» остались. Видимо, похититель, кем бы он ни был, действовал обдуманно. Наверняка, смысла кричать и звать на помощь нет. Это частный дом, наверняка он обнесён заглушающими чарами и охранными заклинаниями. Остаётся ждать встречи с похитителем. Его можно убедить в идиотизме поступка — авроров просто так не похищают. Это не останется безнаказанным. Можно ухватить мерзавца и, придушив, отнять волшебную палочку. Я рассматривал будущее в довольно радужном ключе. Не в моих привычках сдаваться. Ожидание сводило с ума. В качестве странной насмешки в совершенно пустой комнате висели часы. Они тикали, стрелка медленно обводила круг за кругом. Я сделал мысленную пометку — на работе я был семнадцатого октября. Вырубился скорее всего не на один час. Наверное, сегодня уже восемнадцатое. Девять тридцать. Утра или вечера? Наблюдаю за двигающейся по кругу стрелкой. Незаметно для себя успеваю задремать. Пробуждаюсь уже без головной боли, но во рту пересохло. На часах четыре сорок пять. Похитителя все нет. Я надеюсь, в его планы не входит оставить меня подыхать на цепи от голода и жажды.***
Жадные поцелуи покрывают тело Алекса, сильное мускулистое тело наваливается сверху. Губы впиваются в его губы, целуя и кусая. Алекс закрывает глаза, приоткрывая рот и впуская жадный язык. Грубые ладони облапывают его с привычной бесцеремонностью. Забавная пародия на прелюдию, которая длится недолго. Вэнс входит в него резким толчком, не затрудняясь с тем, чтобы предварительно использовать пальцы. Впрочем, это уже и не нужно. Если когда-то Алекс и сдерживал слезы боли, ощущая что-то внутри, эти времена благополучно прошли. Имитировать желание нетрудно — испускаешь томные вздохи, водишь руками по широкой спине, царапаешь. С возбуждением сложнее — приходится прибегать к фантазиям и зельям. Алекс хорошо изображает страсть, хотя не испытывает особых эмоций. Даже его эякуляции похожи на гребаную фикцию. Временами после того, как Вэнс кончает с откровенным удовольствием, на Алекса накатывает такое отвращение, что хочется ударить Громилу по голове кирпичом. Виноват в этом не Вэнс. Однажды кое-кто что-то сломал в сложном механизме под названием «человеческое тело». Виновник… Алекс выбирается из лап любовника, который собственническим жестом притиснул его к себе. Сегодня было особенно невыносимо терпеть всё это. Сначала празднование — Вэнс потащил его в какой-то дорогой ресторан, смотрел на него с подобием нежности, обсуждал планы на будущее. Потом они долго мчались по шоссе наперегонки с ветром. Шампанское и вихрь в голове… Ну а дома Вэнс потащил Алекса в постель. Это происходило почти каждый вечер, а по-другому не получилось бы так хорошо им управлять. Не то чтобы Алекс находил секс с мужчиной каким-то диким извращением, просто случай из прошлого отключил его либидо к чертовой матери. Алекс устало смотрит на одежду, валяющуюся у кровати. Мятые тряпки, а не дорогие вещи из Италии. Вэнс всегда был небрежным. Грубый мужчина просто не думал о качестве. Переодеть его на свой вкус не удалось — он в чём угодно походил на деревенщину, вышедшего из прерии. Незатейливая душа. Алекс качает головой, кинув на храпящего «любовника» быстрый взгляд. В стакан воды, который Вэнс выпил перед сном, Алекс подлил отменное зелье для сна без сновидений. Не хотелось, чтобы Вэнс проснулся и испортил долгожданный момент. Теперь-то он будет спать как убитый до самого утра. Можно не спешить. Привести себя в порядок после всех этих игр. Алекс терпеть не мог ощущать на себе чужой запах, а уж прикосновения приходилось смывать часами. Поэтому он первым делом побежал в душ. Остервенело скользя намыленной мочалкой по телу, смыл с себя запах чужого пота и желания. Закончив, подходит к зеркалу, сушит тёмные блестящие волосы, обрамляющие лицо. Убирает несколько ярких засосов и укусов. Не человек, а волк. Хорошо, что не оборотень. Ну вот. Теперь внешний вид приемлемый. Только выражение глаз не вполне нормальное, но что с этим сделаешь. Алекс криво усмехается, натягивая одежду. Внизу живота что-то скручивалось. Может выпить для храбрости? На виски у Вэнса вкус хороший. Здравая мысль. Главное — пережить первую встречу. Дальше пойдёт проще. Решившись на это, Алекс кивает сам себе головой, чокаясь с отражением. Выпил. Теперь пора. Он выходит в коридор, сворачивает направо и замирает на верхней ступеньке. Медлит. Затем начинает спускаться в подвал. Обдумывая как провернуть дело, Алекс решил, что лучше снять дом в дикой местности. Причём арендовать у волшебника. Тогда сюда не сунется маггловская полиция, и лишние свидетели не будут мельтешить. Вэнс сначала удивился и нахохлился — он-то привык путешествовать. Бродяга по жизни. Алекс пояснил, что развлечение долго не продлится, а по окрестным городам перемещаться и продолжать заниматься делами никто не помешает. Вэнс согласился с правотой Алекса. Только не понимал, для чего вот так долго кого-то держать. Не его почерк. Да и не Алекса — слишком рискованно ввязываться в дела с похищениями и долго удерживать кого-то в плену. Проще было бы мучить и убивать несколько часов. Но не этого хотел Алекс. Не этого. Поэтому пришлось отвлечь Громилу от лишних мыслей горячими поцелуями и прочими ласками. Ну что ты, детка, в самом деле, неужели нельзя исполнить мой маленький каприз? Теперь дело оставалось за малым — держать Вэнса подальше от пленника. Алекс взмахивает палочкой, работая над чарами, запиравшими толстую дверь. Звукоизолирующие заклинания тоже прилагались — пленник мог кричать сколько угодно, никто не услышал бы. И происходящее в подвале, останется тайной для внешнего мира, лишь только железная дверь закроется, поглотив присутствующих. Алекс заходит. Различает фигуру человека, сидящего на матрасе, прислонившись к стене. Сердце заходится. Чтобы успокоиться Алекс сосредотачивается, устанавливая чары, запирая дверь изнутри. — Здравствуй, Драган, — сказал он. Игра началась.***
Возмущение накатывало на меня всё сильнее, чем дольше я находился в этом паршивом подвале. Здесь неподходящие условия для содержания: нет свежего воздуха, хотя работает вентиляция, нет ведра, чтобы банально опорожнить желудок, нет воды, чтобы я не загнулся от сушняка. Меня держат тут уже много часов, и это явно попытка сломать меня. Мучиться неопределённостью должна каждая хорошая жертва. Но у них не выйдет. Меня не заставят трястись от ужаса и умолять. Даже если придут пытать. Улучу момент, сделаю подсечку, повалю урода на пол, отниму палочку, а потом засуну ту ему в жопу. Вот такими мыслями я развлекаю себя, трясясь от нетерпения. Слишком уж я деятельный человек, чтобы спокойно мириться, с невозможностью что-то предпринять. Наконец, часов так в пять я слышу звук — дверь открывается. Судя по тому, как долго возились, заклинаний наложили немало. В дверном проёме появляется человек, который не ленится и запирает грёбаную дверь изнутри. Разглядеть его в полумраке я не могу, а свет он включать не стал. Накаляет атмосферу? Не хочет, чтобы я его узнал? Или не желает, чтобы запомнил незнакомое лицо? Столько вариантов… Пересекает комнату. Шаги я посчитал. Десять. То ли это огромный подвал (так, домик наверняка недешевый), то ли у парня маленькая ширина шага. Обращается ко мне, и я вздрагиваю. Знакомый голос… — Кто ты? — я слегка осип, ведь горло пересохло. Стараюсь различить черты в полумраке, но почему-то плохо вижу. Возможно, последствия вчерашнего отравления. Что за гадость мне подлили в кофе? И как? Главное — как? Он хранит молчание, ощущаю на себе тяжелый взгляд. Стоит неподалёку, но на достаточном расстоянии, чтобы не опасаться за свою шкуру. Заклинаниями меня не обездвижил. Это хорошо. — Не узнаешь? — голос негромкий, приятный. Мотаю головой. Мне отчего-то не по себе. Не могу понять почему. Похититель начинает шарить в кармане, что-то достаёт. Затем взмахом волшебной палочки зажигает сигарету, и огонёк освещает его лицо. С моих губ срывается вскрик. — Ну… вижу, теперь ты меня узнал, — говорит К… Александр, кивая головой. На мне волосы едва не стоят дыбом, а тело покрывается холодным потом. Как бензин на поверхности лужи, липкой пленкой душу накрывает очень неприятное чувство. — Александр… — голос ломается, словно у подростка. Таращусь на призрак прошлого. Годами пытался затолкать воспоминания о нём подальше в темный чулан где-то на границе сознания. Почти удалось. Иногда ночами просыпаюсь после потных снов, в которых всё происходит не так, как произошло в реальности. Заливаю горечь водкой и сижу на кухне до утра. Призраки прошлого… — О. Ты помнишь моё настоящее имя. Как лестно, — его лицо затрагивает мимолетная улыбка. А ведь он все так же красив. Как чертов ангел. И я же хотел… Хотел прийти к нему после всего. Но не смог преодолеть себя. Нашёл нужный адрес. И не решился позвонить в дверь. Комок подступает к горлу. — Мне… мне так жаль, Александр, — говорю искренне. — Ты не представляешь, насколько мне жаль. Ты имеешь полное право ненавидеть, и то, что сейчас… Мне кажется, что я несу какую-то ахинею, но он только смотрит на меня с каким-то любопытством, зажав сигарету меж красивых губ. Пожираю его взглядом и отчего-то не могу поверить в то, что когда-то владел этим телом. Он такой далёкий, хотя стоит в двух шагах… — Я был тогда не в себе. Настолько не в себе… — хочется нарушить хреново молчание, и я говорю вслух о том, что не мог никому озвучить годами. — Мне просто крышу сорвало. Я не знал, что делать… Я растерялся… — Поэтому сначала начал меня шантажировать, а потом изнасиловал? – спокойно спрашивает Алекс. В его голосе даже нет издёвки. — Я… Мерлина ради, когда я видел вас вдвоем, у меня просто… — Да все в порядке, Драган, — негромко говорит Алекс и закуривает вторую сигарету, окутывая меня ароматом ванильного дыма, — Ты испытывал чувства, которых стыдился. Сорвал злость на мне. Я всё понимаю. — Но тогда… Тогда какого хрена я тут делаю? Мне кажется, это глупый вопрос. - Ты не понимаешь? — голос его уставший и даже ласковый. — Ну, хорошо. Я тебе объясню. Я, правда, не понимаю. Не могу сопоставить слабого и беззащитного паренька с человеком, который похитил меня и запер в подвале. Он так спокоен и расслаблен — ни гнева, ни ненависти во взгляде. Что-то в этой умиротворенности неестественное, искусственное. Только глаза выдают ненормальность — красивые серые глаза хищника. — Я очнулся после того, что ты сделал, — Алекс наколдовывает себе какой-то стул и садится напротив меня, — с телом, которое разваливалось на куски от боли. Осознав, что произошло, я чувствовал себя грязным, использованным и слабым. Подстилкой. Трусливой подстилкой. Жить с таким самоощущением мне уже не хотелось. Вздрагиваю, вспоминая то грёбаное собрание, грозную речь директора, который говорил как судья, выносящий вердикт: «Виновен!» — Ты был прав по поводу моих чувств по отношению к Феликсу, — негромко продолжает Алекс, — я действительно в него влюбился. Только в обмен на заступничество он получал моё тело не в том смысле, о котором ты думал. Я дал ему возможность отрабатывать на мне заклинания, — поясняет он. — А то, что возникла тяга друг к другу… Между нами не успело случиться ничего из того, чего вы проделывали друг с другом, пользуясь наступлением темноты. Вспоминаю все эти дурацкие шалости, замаскированные под любопытство. Трогать себя самому не шибко интересно. Иногда… Иногда оказываешь услугу или тебе её оказывают, но это просто чтобы не самому… В общем… В общем… Я… — После произошедшего я уже не мог пойти к Феликсу. Как я мог? — задумчиво говорит Александр. — Он бы пожалел меня, наверное, но начал бы презирать. Я ведь при нём чувствовал себя храбрее, боль преодолевал, и он меня уважал. Знаешь, как это больно, когда на тебе испытывают заклинание для того, чтобы вскипятить чайник? А я терпел. Даже больше, чем нужно, чтобы увидеть в его глазах... — губы Александра на мгновение кривятся, — В общем, директору я сказал, что наложу на себя руки, если он заставит меня остаться. А твое имя не стал озвучивать, хотя он буквально хотел вырвать его из меня. Мне было так стыдно. Мысль о том, что я тебя обвиню, и все это станет достоянием общественности, была невыносима. Я не понимал, почему это произошло, и считал себя виноватым. Чувствую, как лицо заливает краска стыда. Алекс как будто бы и не обвиняет, а мне хреново. Кручусь, как грешник на сковороде, тяжелая капля пота стекает вниз по переносице, несмотря на прохладу в подвале. Долбаная тайна прожигала душу насквозь все эти годы, и чувства так же свежи, как тогда. — Дома я пытался себя изуродовать, а потом дважды свести счеты с жизнью, — продолжает Алекс. — Тогда меня отправили в психушку, где закрыли на два года. А потом я вышел и через две недели убил человека. — Что?! – изумление не утаить. — Но… Но… Как ты… — Он был так похож на тебя, — почти застенчивая улыбка озаряет нежное лицо, — а я выкатился из бара в пьяном состоянии. Всё было незатейливо и просто — удар по голове кирпичом, и он мертв. Я и не представлял, что человека убить так просто. Конечно, протрезвев, я мучился угрызениями совести — творить зло против людей тогда ещё было трудно. — Тогда ещё… — тяну это слово в надежде выиграть время, чтобы осознать, что красивый паренек, в которого… ладно, чёрт побери, я втрескался, — стал убийцей. — Александр, лешего ради, объясни мне, что происходит! — Моя жизнь была кончена, и я знал, что нужно просто завершить то, что не удалось мне три раза. Я убил невинного человека за то, что он похож на другого. Я чувствовал себя ужасно и пошёл к тому, кто смог бы меня понять. Того, кто связан с Феликсом... — Ты же не о его отце? Прикрываю лицо руками на мгновение, пропуская пальцы сквозь жирноватые волосы. Поднимаю взгляд на Александра. — Он дал мне цель и смысл жизни, — признался Алекс, — вернул веру в себя. — Какая к черту цель? Да, я всегда относился к преступлению и наказанию достаточно прямо. Человек нарушает закон — человек должен потерпеть наказание. А тут Дмитрий Воронцов… да мы его деятельность изучали полмесяца в школе авроров. Правда, мне было трудно сосредоточиться — не мог не вспоминать о Феликсе, а через него — об Александре. Мать вашу, это же сумасшедший убийца! — Справедливость, — мирно говорит Алекс, — я восстанавливаю справедливость. Ты дерьмово поступил, Драган. Мог бы подойти ко мне и просто предложить по-человечески… поваляться между простынями. Я не стал бы устраивать скандал, рассказывать всем. Желания бывают разными. Это не причина для смеха. А ты просто изнасиловал меня и бросил, словно я был вещью. — Послушай, мы же можем что-то придумать, — говорю я, — хочешь меня наказать? Отлично. Я знаю, что причинил тебе боль. Причини и мне тоже. Я не стану писать заявление. Александр, проклятье, я совершил ошибку; убив того парня, ты совершил ошибку. Но ты же не должен становиться… — Плохим? — с губ его срывается смешок. — Уже поздно, Драган. — В каком смысле? Он поднимается со стула и убирает его взмахом волшебной палочки. — Я вижу, что тебя мучат угрызения совести, Драган. Поэтому дам тебе дружеский совет, — Алекс швыряет мне что-то, и это оказывается двухлитровой бутылкой с водой. — Расходуй экономно. Меня не будет пару дней. — Пару дней?!