☆☆☆
В огромной чашке, скорее походившей на небольшую кастрюлю, растворялось сразу шесть ложек сахара. Зеркат жадно втянул аромат чая, облизнул губы и машинально одним хлебком чуть все не осушил. На это совершенно равнодушно взирал его собеседник. Собеседник весьма неприметный, особенно на фоне монстра в мундире старшего хранителя закона. Единственное, что можно было выделить в этом худощавом блеклом человеке, которого почти полностью скрывал поношенный темный плащ, — золотые проницательные глаза, какими обычно хвастаются роковые красавцы из оренийских любовных романов. Но нет, остальные черты лица казались абсолютно заурядными и больше подходили какому-нибудь мелкому чиновнику. — Давненько ты не захаживал, целую неделю, — Зеркат первым начал разговор, съязвив, после чего допил чай еще одним жадным хлебком. — Надобности не было, дорогой друг, — гость ответил спокойно и сдержанно, учтиво улыбаясь. — Ща угадаю, ты хочешь из камеры тиснуть одного-двоих обвиняемых? — Шестерых, — после короткой фразы незнакомец извлек из своей старенькой кожаной сумки несколько документов и положил их на стол, между огромной пустой чашкой и блюдом с печеньем. — Распоряжение сверху. Ознакомься. — Да ты и твое начальство охренели!!! Ну ладно один-два парня могут «повеситься», якобы. А шесть мужиков я как оформлю-то? Коллективный суицид? — Никак. Просто уничтожь их документы, вычеркни из реестра, остальные документы мы уничтожим и получится, что их вообще не существовало. Зеркат недовольно фыркнул, прижимая ушки к голове, и, пробежавшись по предложенным листкам глазками-бусинками, уставился на безымянного гостя: — Вот мне всегда было интересно, почему ты за подследственными приходишь, а не осужденными. В обычной тюрячке же попроще людей забирать для «нужд Родины». — Забирать людей из тюрем нам проще, конечно. Но получается так, что на тело, которое уже осудили, потрачен определенный ресурс нашего прекрасного королевства: потрачено время хороших специалистов, бумага, чернила, в конце концов… и в итоге, все это уходит впустую. Нет, мы против такого расточительства. — Понятно, — недовольно буркнул Зеркат. — А чего в этот раз так много? — Трое мужчин первой расы среднего возраста необходимы для задач, про которые я не имею права распространяться… — Магические опыты, короче, — вклинился Зеркат. Незнакомец улыбнулся одними уголками губ, словно подтверждая это ужаснейшее предположение, и продолжил: — И трое мужчин первой расы мне нужны для нужд колонии шелкопрядок. — Че? Месяц назад им мужиков засылали, я ж помню! Они жрут их, что ли? — не выдержав, вспылил старший хранитель закона и даже хряснул кулачищем по столу, на что золотоглазый собеседник и ухом не повел. — Во время соития они вели себя неправильно. И шелкопрядки, случайно разумеется, разорвали их тела в лоскуты. Но девочки уже жалеют об этом и раскаиваются. Они не виноваты в излишней эмоциональности и ранимости во время спаривания, — размеренно ответил гость. — Вели себя «неправильно»? Хм, наверно сопротивлялись как могли и матерились, пока их насиловали огромные монстрихи? — Можно сказать и так. Они сами виноваты в своей мучительной смерти, ведь их проинструктировали, прежде чем закинуть в паучьи шахты. В глазках-бусинках Зерката застыл ужас, а ведь этот товарищ уж точно не из пугливых и не раз в одиночку ожесточенно сражался с целыми бандами. Он все пытался рассмотреть в равнодушном человеке, сидевшем напротив, хотя бы каплю сожаления или сострадания… хоть что-то. Только все безрезультатно. Мужчина, закутанный в плащ, был непробиваем, подобно старому циничному палачу. — Ладно, они преступники, ну, многие из них точно, но они же люди все-таки! Живые! Блядь, они люди, а не скотина! — ярость кипела, казалось, во всем мощном теле исполина. Ярость смешанная с отчаянием — самые мерзкие из всех чувств, которые некуда направить и которые выжигают потом сердце изнутри. — Друг мой, вы снова сочувствуете членам общества, польза от которых весьма сомнительна. Но почему в вашем сердце нет сочувствия к несчастному клану шелкопрядок? Раса гаараха, больше известная как «паучихи», возможно и уродлива, но лишь она способна создать знаменитый на весь мир оренийский шелк, что ценится выше золота. К сожалению, у этой замечательной малочисленной расы, его создающей, почти не рождаются особи мужского пола, а особи женского пола весьма отвратительны, поэтому даже за крупное вознаграждение никто не хочет добровольно вступать с ними в связь. — Да знаю я, — огрызнулся Зеркат, — и я правда сочувствую этим восьминогим бабам. Но все равно тошно. Тошно, понимаешь? Я должен защищать закон Орена, а вместо этого что? Поставляю втихаря подследственных на убой и опыты, — с негодованием продолжил он в померкшем голосе. — Друг мой, формально вы не нарушаете никаких законов и не предаете свое королевство, — ответил таинственный гость, приветливо улыбаясь, — ведь я представляю интересы и законы Орена. А Орену нужно потомство шелкопрядок и тела для секретных задач.☆☆☆
Сколько прошло дней? Один? Или уже целых два? Почему в этом сером прогнившем месте время тянется болезненно долго, особенно когда изнутри раздирает колючий и нестихаемый голод? Келгар не знал ответов, да и не искал, к сожалению. Перешагнув через собственное обещание — больше не есть что попало, как приходилось в далеком детстве, — он уже жадно вгрызался в плесневелый хлеб… И правду говорят: «Голод — убийца принципов и гордыни». Все это время бывший судья прикидывал возможные неутешительные варианты для себя: пожизненная каторга в лучшем случае, а в худшем — виселица. И спасения, казалось, ждать неоткуда, да и не должно оно являться для чудовищ, вроде Келгара Редрайти. Он и сам это понимал, вот и не молился. Все равно ни один уважающий себя бог не ответит на мольбы человека, совершившего столько ужасающих грехов. Но, похоже, вчерашний властитель чужих судеб приглянулся далеко не божествам, а кое-кому иному… — Этого… этого… этого, — доносилось из тюремного коридора вместе с глухими шагами. В полумраке, окутавшем подземелье, можно было разглядеть лишь две неясные фигуры. И у одной из них глаза мерцали подобно желтым светлячкам… — Ну все. Шесть. Осталось с документами разобраться, — произнес второй. Если судить по его внушающим габаритам и голосу со звериными нотками — это сам Зеркат. Странно… он лично заглянул в подземелье вместе с незнакомцем в плаще, не взяв с собой охраны, как положено по уставу. Что-то не так… — Какой интересный экземпляр, — произнес спутник верзилы, устремив свой взгляд аккуратно в сторону бывшего судьи. — И думать не смей! Во-первых, ты уже шестерых набрал, а во-вторых… — Значит, будет семь, — парировал мужчина, неумолимо приближаясь к бывшему судье. По спине Келгара, пока непонятно почему, ледяные мурашки так и забегали. А едва неизвестный встал напротив, прожигая безжалостными глазами почти до костей сквозь решетку, то и вовсе остатки души парня покрылись ледяной коркой страха. — И куда же вы хотите забрать меня? — бывший судья постарался говорить без дрожи в голосе, даже выпрямился горделиво, как в старые добрые времена, когда обладал властью и влиянием. — Нужна бесплатная рабочая сила для пыльной и однообразной работы, — совершенно спокойно ответил незнакомец. — Будете батрачить за еду и баньку с девочками пару дней на одного уважаемого человека. — Пожалуй, я воздержусь. Пыльной и однообразной работы в моей жизни будет предостаточно после приговора. — Судья Келгар Редрайти, если не ошибаюсь? Тот самый судья, который обвиняется в целом ряде тяжких преступлений? Боюсь, что ваше мнение, ваши «хочу» и «не хочу» меня не интересуют. Я считаю — вы мне подходите. — Да эта размазня у вас на участке и сдохнет! Меня бери, добрый человек, меня! Я и на стройке работал и на каторге не раз бывал. И вообще, крепкий я, — один из заключенных бестактно влез в чужой разговор, надеясь на капельку женской ласки перед многолетним заточением. — Ты не подходишь. Ты — неликвид с признаками вырождения, — не оборачиваясь, сообщил мужчина, — человек, чьи интересы я представляю, пожелал работников без дефектов и строго из первой расы. И тут Келгара словно молнией ударило: он вспомнил все страшилки и байки, какие ходили про собирателей, в которые никто не верил, считая глупыми рассказиками. Ну, в самом-то деле, разве может сам Орен кого-то уполномочить охотиться за людьми и поставлять их в тайные лаборатории для экспериментов? Разве может королевство быть столь безжалостным? В одной из городских легенд, что частенько вспоминали на важных приемах, говорилось про тайного агента, наделенного просто немыслимой властью! Агент этот, будто призрак, появлялся в неблагонадежных и опасных местах королевства и уводил с собой людей под разными предлогами. И никто из них… никогда… потом не возвращался! А прозвали данного собирателя — Золотоглазкой, из-за единственной, самой яркой и запоминающейся черты его внешности. И вот, прямо здесь, прямо сейчас, напротив Келгара стоит желтоглазый неприметный человек в поношенном плаще, который только что набрал подследственных для какого-то мутного дельца! Стоит и изучает его въедливо и беспристрастно, как мясник изучает тушу. — Для халтуры всегда солдат набирали… з-заключенных и подследственных не вывозят, — обреченно процедил юноша и инстинктивно отшатнулся от решетки. — У нас новые неписаные правила, господин Келгар Редрайти. Теперь набираем всех. — Я… никуда не поеду. Вы… вы не имеете права, вы не можете… я напишу… — Вы собрались жаловаться, господин бывший судья? Уж кто-кто, а вы-то должны знать, что у обвиняемых и заключенных временно аннулируется подданство Орена, а значит, ваша жалоба не имеет никакого веса, — снисходительно пояснил мужчина, подойдя настолько близко к прутьям, насколько было возможно. — Лучше скажите, а не страдаете ли вы арахнофобией? А то в том месте, где вам придется какое-то время погостить, водятся очень большие пауки…