Действующие роли

      Знакомые холодные глаза смотрели мимо, на подбородке серебрилась короткая щетина. А из угла твёрдо сжатых губ потянулась блестящая дорожка. Квентин с трудом заставил себя не обращать внимания, не взять салфетку, чтобы стереть слюну с сухого волевого подбородка. Все там будем. Если доживём, конечно. Но как же хотелось докричаться до того, кто всегда был самым умным. Эталоном здравого смысла и самообладания. Если человек прожил долгую и достойную жизнь, отчего же её последние страницы так неряшливо скомканы? Всего пара шагов осталась до финиша, почему же нужно их проползти в грязи, превратившись в тупое животное?.. – Отец, вчера вышел квартальный отчёт, – сказал Квентин бесцветно. – Мы снова превзошли ожидания. Ненамного, но превзошли. Конечно, аквизиция "Неотрона" обошлась нам в копеечку, но если исключить эти расходы...       Какой в этом смысл? Отец не понимает, не слышит и не узнает его. Формальный владелец "СтратоМайнда" выжил из ума. Некогда гениальный инженер, жесткий бизнесмен и несгибаемый самодур превратился в марионетку. Дёргает за нитки он, двадцатичетырехлетний Квентин. И он не ошибётся. Не имеет такого права. – Ты знаешь, Мелон Барбер умер. Оставил завещание в пользу сына-омеги. Мне уже звонили из Пратта и Пратта. Я подтвердил согласие на брак. "Барбер ЛайфТек" – это выход на новый рынок. У меня есть кое-какие идеи...       Больше всего Квентину хотелось услышать, что он все делает правильно и отец им доволен. Оставаясь у руля, Курт Росс нечасто баловал сына признанием. А теперь уже все равно. Теперь Квентин сам себе судья. Никто и никогда ещё не судил его строже. – Я знаю, ты всегда хотел этого брака, проработал с Барбером все детали. Я даже не стал особенно вникать. Если ты так решил, значит, это правильно.       Отец вдруг взглянул на Квентина остро и внимательно, будто очнувшись, будто на время становясь прежним: альфой, лидером, человеком. Но голос его заскрипел, как петли ржавой двери, закрытой слишком давно: – Аллен, зачем ты носишь костюм? Ты же знаешь, мне не нравится, когда омеги одеваются, как альфы...       Квентин промолчал. Вскоре взгляд отца снова утратил фокус, ускользая в ему одному доступные дали. Может быть, в счастливое прошлое, когда Курт ещё помнил себя, когда жив был его супруг Аллен, папа Квентина. – До свидания, отец, – проговорил он, вставая. – Я скоро приду снова. Может быть, в понедельник.       Ему никто не ответил. Но он все ещё прислушивался, различая обычные звуки в неполной тишине пансиона "Тихая отрада": разговор медбратьев у кофеварки, скрипичную музыку, доносящуюся из-за неплотно прикрытой двери, и звук собственных шагов по паркету, похожий на удары механического сердца.       Посещение "Тихой отрады" всегда действовало на Квентина, как хорошая доза допинга, заряжая его злой энергией и особой нетерпимостью к поражениям. Ведь совершив ошибку, в чем-то поленившись, что-то не продумав до конца, он поставил бы под удар не себя, а этого человека, когда-то сильного и могущественного, теперь – беспомощного, как младенец. Этого он не смог бы простить себе никогда. Телефон чуть подрагивал в длинных пальцах, когда Квентин набирал номер ассистента: – Беатрис, распорядитесь приготовить самолёт. Я уезжаю в Аурику. Вы едете со мной. У нас два часа на сборы.       Умница Беатрис взял с собой все отзывы на квартальный отчёт, начиная от газетных статей и заканчивая анализом, проведённым крупнейшими финансовыми фирмами. Шесть часов полёта прошли незаметно. Квентину нужно было разобраться, как донести до финансистов мысль о том, что слияние с "Барбер ЛайфТек" потребует дополнительных вложений. А может быть, никакого слияния и не нужно? БЛТ – фирма с известным именем, со сложившимися партнёрами и рынками сбыта, может быть, стоит все оставить по-прежнему? И постепенно избавиться от низкоприбыльных подразделений, внедрить разработки "СтратоМайнда", перепрофилировать... Зеленые острова, рассыпанные по бирюзовым волнам, переливающимся под крыльями самолёта, остались незамеченными, посадка у подножия поросшего лесом древнего вулкана показалась досадным отвлечением от работы.       Уже в автомобиле, забравшем их из аэропорта, Беатрис заговорил о цели приезда. – Не кажется ли вам необычным, что двадцатишестилетний омега живёт у родственников? Разумеется, сын Барбера мог бы позволить себе собственный дом с положенным штатом работников. – Нет, не кажется, – решительно заявил Квентин. – Мой отец тоже всегда считал, что одинокий омега не должен жить один. Это может повредить его репутации. – А его поврежденная репутация помешала бы вам взять его замуж?       Ехидство Беатриса не понравилось Квентину. Да и весь разговор о будущем супруге навевал тоску и вызывал какое-то непонятное волнение, будто в погоне за очевидным Квентин упускал что-то очень важное, имеющее долгосрочные и непредсказуемые последствия. – Она могла бы повлиять на то, как моего супруга примет свет. Это, несомненно, важно, не так ли? – Например, важнее внешности?       Пожалуй, нахальный бета превышал пределы дозволенной ему зловредности. – У моего будущего супруга посредственная внешность, – холодно отозвался Квентин. – Но я не придаю значения таким вещам. Вам это должно быть хорошо известно. В противном случае в моей приёмной за вашим столом сидел бы прелестный омега.       Разговор на этом закончился, предсказуемо. Но Квентин снова вспомнил о замечании ассистента, когда увидел будущего супруга.       Уютный небольшой особняк с балкончиками, колоннами и увитыми виноградом беседками произвёл приятное впечатление, как и округлый омега в широкополой шляпе, представившийся двоюродным дядей Мариона. Не смолкая ни на минуту, омега проводил Квентина на светлую веранду с прекрасным видом на море, где стол был накрыт к чаю с истинно Асторианским вниманием к деталям. Послали за Марионом. Сели в плетёные кресла, завели разговор о погоде и путешествиях через океан и едва успели пригубить ароматного напитка, как появился он, его будущий супруг.       Квентин встал ему навстречу. Первым чувством было тоскливое разочарование. Фотография, приложенная к брачному контракту, была выполнена мастером и, несомненно, льстила модели.       Марион был высок ростом и тонок в кости. Традиционный наряд, многослойное шелковое одеяние серого цвета, висел на сутулых плечах, тусклые пряди чёрных волос свисали на грудь, глаза за линзами слишком крупных очков глядели тупо и чуть затравленно. Квентин заметил покрасневшие припухшие веки и немного застыдился: омега только что потерял отца, он оплакивает смерть родного человека. Ему не до тщеславных красивостей. Сказал положенные вежливые слова, склонился к костлявой лапке с короткими неровно обрезанными ногтями. Впрочем, пахло от омеги приятно, чем-то похожим на можжевельник. Да, могло быть и хуже. Впрочем, ненамного.       Уже сидя за столом, Квентин понял, что же так портило впечатление о суженом. Его болезненная неуверенность в себе, сквозящая в каждом неловком жесте, в опущенной голове, в сгорбленных плечах. В тихом, чуть запинающемся голосе. В робких взглядах, которые он бросал на собеседников. Мысль о том, что ему придётся провести всю жизнь рядом с этим человеком, отозвалась в душе тоскливой нотой, похожей на зубную боль. Ну что ж, если тебе предстоит неприятное и безрадостное дело, чем скорее ты приступишь к нему, тем лучше. Квентин сказал довольно сухо: – Марион, я хотел бы вернуться в Асторию как можно скорее. По возможности завтра утром. Сколько времени вам понадобится на сборы?       В глазах жениха впервые блеснуло что-то похожее на жизнь. – Я буду готов к восьми часам, Квентин. Это вас устроит? – Вполне.       Радушный хозяин предложил Квентину и его спутнику остановиться в особняке. Это имело смысл, давало возможность получше узнать будущего супруга, провести с ним вечер. Квентин отказался. Дневной запас его самообладания стремительно иссякал.       Сняли номер в приличной гостинице на побережье. Целый вечер Квентин просидел на балконе, глядя, как солнце скрывается за горизонтом, как море и небо сливаются в одну лиловую туманную даль, как появляются на небе первые бледные звёзды. Незаметно он выпил целую бутылку белого вина и с непривычки захмелел. Может быть, поэтому он сделал то, чего прежде не делал никогда: вызвал в номер куртизана. Небольшого роста омега оказался беленьким и кучерявым, с приятно округлой фигурой и очаровательными ямочками на пояснице. Он походил на ангела и пах ландышами. Квентину хотелось плакать.       Они заехали за супругом ровно в восемь. Марион не заставил себя ждать. Едва за ним послали, он появился в гостиной с пухлой сумкой в руках. Следом за ним слуги несли два чемодана. Такое небольшое количество вещей удивило Квентина. В простой дорожной одежде, в брюках и свитере, с волосами, убранными в небрежный хвост, его будущий супруг изменился и остался прежним. По-прежнему скучным и блеклым, бесцветным. Поставь такого у серой стены, и он станет невидимым. Серая мышь без капли шарма, без искры жизни. Какой же Квентин дурак. Отчего, ну отчего он ни разу не завёл себе любовника? Теперь он будет женат вот на этом. А фактически на БЛТ. Какая тоска, силы Света!       В аэропорт ехали молча. Квентин уныло подыскивал темы для разговора с омегой и с удивлением признавал, что говорить им не о чем. Впрочем, и сам Марион к беседе не стремился, сидел, уткнувшись носом в телефон. Квентин не помнил, чтобы чьё-либо общество доставляло ему такой душевный дискомфорт.       В самолете он решил притвориться спящим, да так удачно, что и вправду заснул. Сквозь сон слышал, как Марион о чем-то беседует с Беатрисом, если и не оживлённо, то вполне непринуждённо.