Действующие роли

      Безукоризненные манеры за столом, очевидная умеренность в еде. Кто бы мог подумать, что это может настолько раздражать. А ведь и он сам, Квентин, такой же. Такой же робот, собранный из усвоенных с детства правил, глупых условностей, уроков застегнутых на все пуговицы закрытых пансионов. Но в применении к себе он считал эту прилизанную добропорядочность чем-то само собой разумеющимся. Теперь, вглядываясь в жениха, будто в зеркало, он ясно видел приметы вырождения. Ему следовало взять в супруги румяного сына фермера. Мариону – выйти замуж за солдата. Как сказать ему, чтобы он не спускался к завтраку? Ведь это невежливо. С другой стороны, невыносимо начинать каждый день вот с этого. Тогда лучше и вовсе не просыпаться поутру.       Бесцветные глаза вынырнули из глубин толстенных линз, мигнули растерянно. – Квентин, я хотел бы поговорить с тобой о свадьбе. У тебя есть определённые предпочтения? День, место, список приглашённых. – Я хочу, чтобы это случилось по возможности скорее. Беатрис свяжется с тобой по поводу дат и имён тех, кого необходимо пригласить. Остальное на твой вкус. – Хорошо, спасибо.       Вот и вся беседа. А ведь другие пары делают из этого праздник. Вместе бегают по кондитерским, пробуют торты, ссорятся из-за цветов, костюмов, тётушек из провинции, которых необходимо пригласить...       Квентин бросил на стол салфетку, жалобно звякнул прибор. Марион взглянул на него поверх очков, остро, цепко. Незнакомо. – Доброго дня, – кивнул альфа, вставая. – Всего хорошего...       Из собственного дома он почти сбежал. Допустим, завтракать можно и в АВС, там есть комнаты, где запрещены разговоры. Но ведь это полумера. Этот сутулый омега с тусклым хвостом на затылке, прячущий глаза за стеклянными стенами, будет теперь жить в его доме. Всегда...       Впрочем, почему всегда? Пусть он забеременеет, и тогда его можно отправить в Аурику, домой. Морской климат, компания приличных пожилых омег, респектабельный образ жизни, что может быть лучше, чтобы растить детей? А супруг, занятой альфа, будет навещать. Так часто, как этого требуют приличия. Или чуть-чуть реже. Так живут многие семьи. Так можно жить.       В офисе остановился у стола ассистента. Чувствуя непонятную неловкость, спросил: – Беатрис, вас не затруднит помочь моему жениху с подготовкой свадьбы? Разумеется, ваше время будет оплачено. Включите соответствующее вознаграждение в смету свадьбы. – С большим удовольствием, господин Росс.       Как ни странно, чертов бета бросил на него взгляд – точную копию подаренного Марионом. Вероятно, так воспитанные люди смотрят на человека, сморозившего глупость. Квентин разозлился. Он не любил быть идиотом, даже в глазах людей, чьим мнением не особенно дорожил.       Между завтраками в АВС и работой допоздна Квентину удавалось избегать нежелательных встреч с поселившимся в его доме чужим омегой. Но тот все же проявил изворотливость и изобретательность, изучив его привычки и устроив засаду. Квентин столкнулся с Марионом на лестнице. Путей к отступлению ему не оставили. – Квентин, давно хотел тебе сказать, – проговорил жених, с неожиданным похабством запахивая на груди пеньюар. В тёплом приглушенном свете его уродство не слишком бросалось в глаза. Куда-то пропали и ужасные очки. – В следующую субботу в императорском театре дают "Офелия", премьера нового сезона. Ты не хотел бы сходить? – Я не люблю балет, – почти не соврал Квентин. – Тогда выбери что-нибудь другое. О нашей помолвке было объявлено, нас должны видеть вместе.       С этим трудно было спорить. – Хорошо, пусть будет "Офелий". – Прекрасно, – довольно мило улыбнулся Марион. – А перед балетом мы могли бы поужинать вместе. Я знаю одно место рядом с театром... – Нет, я буду занят. Откуда мне тебя забрать? – В таком случае, лучше всего из дома, – вздохнул омега, чуть пожав плечиками.       Кокетничает он, что ли? Как это нелепо!       Глухая волна раздражения поднималась в груди. Казалось Квентину, что назойливый омега окружил его невидимой тенью, повсюду оставляя следы своего присутствия: новый автомобиль в гараже, ваза с цветами в холле, раскрытая книга на подоконнике в гостиной. И придраться было не к чему: автомобиль респектабельный и обманчиво неброский, к тому же купленный на собственные деньги омеги, и ваза старинного венетского стекла, и книга – проверенная временем классика, к тому же на языке оригинала. Но отчего-то Квентин чувствовал досаду, будто его дом, в котором он родился и вырос, перестал быть его собственным. Будто эти чужие вещи, пускай подобранные со вкусом, но безусловно чужие, отнимают у него что-то очень личное и дорогое.       В офисе раздражение на время отступало, но накатывало с новой силой, когда на столе Беатриса появлялся каталог свадебных букетов, когда отрывки телефонного разговора напоминали о банкете на двести тридцать человек, о музыкантах, костюмах, фотографах, шофёрах, официантах...       К тому времени, когда настал день ненавистного выхода в свет, раздражение Квентина достигло предела. С самого утра его не оставляла трусливая мысль отказаться от похода в театр. День прошёл в поисках подходящего предлога. В пансионе отца, в тот день никак не отреагировавшего на появление сына, появилась мысль, что приступ болезни освободил бы его от тяжкой повинности. Заехал в офис - попытка устроить аврал была на корню пресечена не в меру трудолюбивыми подчиненными. По дороге домой до такой степени мечтал заболеть, что и вправду почувствовал себя неважно. Мелькнула надежда: если Марион, как любой нормальный омега, задержится, они непременно опоздают, а значит, и ехать будет незачем.       Но омега был готов. Вид жениха, вставшего ему навстречу, стал последней соломинкой. – Что это такое? – тоном ледяной вежливости проговорил Квентин. – Больничная пижама? Маскарадный костюм?       Марион молча вскинул на него глаза. Его руки нервно теребили края мышино-серого мешковатого жакета, под которым виднелась такого же цвета рубашка с бантом на груди. Не сдержавшись, Квентин поддел пальцем бант, заставив его нелепо подпрыгнуть. – Неужели ты думаешь, я смогу позволить своему жениху появиться в обществе в таком виде? В моей компании так даже уборщики не одеваются. Неужели ничего другого у тебя не нашлось? Более элегантного. Более присущего твоему полу и общественному положению. Моему положению, в конце концов! – Я могу одеть кито... Серый... – чуть слышно проговорил Марион. Он явно обиделся, но сдаваться не собирался. – Нет уж, уволь меня от подобного зрелища! В демократичной одежде ты хотя бы незаметен. В кито ты будешь посмешищем.       Повод наконец-то был найден. Повернувшись на каблуках, Квентин пересек гостиную, прошагал по коридору и с треском захлопнул за собой дверь кабинета. Стоило бы радоваться, но на душе было тяжело. Впервые за долгое время Квентин вспомнил о совести.