Пустыня

И когда слова были отменены, Мы стали неуязвимы; Словно что-то сдвинулось в Млечном Пути, Сняли с плеч ношу, отпустило в груди — Словно мы наконец оставили позади Эту бесконечную зиму… БГ, «Ветка»

Настоящее Акира раскрыла ладонь — камень величиной с фасолину хранил в своей глубине маленький пузырек воздуха. Прямо как их тайное убежище среди бескрайней песчаной пустоши. Во все стороны, насколько хватало глаз, расстилался белый песок. Ветер срывал песчинки с верхушек дюн и уносил далеко-далеко. Будь они живыми, судьба их была бы печальна: вечное скитание от дюны к дюне, от холма к холму — перемена жизни от малейшего дуновения и абсолютная невозможность обрести дом. Ветер был бы их богом, который запускает движение мира, потом затихает на час, день или неделю, чтобы посмотреть, как все получилось, а после в песчаной буре заново потрясает основы бытия. Если подумать, то, что произошло с людьми, мало чем от этого отличалось. </center> Янтарь на ладони переливался всеми оттенками солнца. Если набрать таких две пригоршни, то можно попытаться обменять в Городе на еду. Совсем немного еды. Не стоит усилий. Но Акира порой подбирала кусочки янтаря как осколки прежнего, навсегда ушедшего мира. Говорили, раньше у берега моря стояли целые поселения, почти как Город. Туда приезжали люди, чтобы наслаждаться красотой и покупать яркие желтые камешки. Говорили, даже были целые заводы, чтобы их добывать и превращать в украшения. Безумие. Но она верила, что все эти разговоры — правда: ушедший мир был совершенно безумным. Люди получали плату за труд бумагой и отдавали бумагу за яркие безделушки. Она не удержалась и зашвырнула янтарную фасолину подальше. Прошлый мир часто называли раем, но каким же он был глупым, этот мир, где люди не знали, что действительно важно. Вода, еда, тепло, оружие — вот что было ценно по-настоящему. И люди, которые останутся с тобой до конца. Да хоть бы и не люди, что с того? Она решительно поднялась и пошла к дому. Дел было еще много. Мотоцикл остановился, немного не доехав до дома. Его всадник, весь в черном, ловко выбрался из седла, но покачнулся и осел в песок рядом с мотоциклом. — Амон! — Акира бросилась к нему. Он отправился в Город вчера, чтобы совершить Обмен, который всегда был небезопасным делом. Видно, там что-то не заладилось. Акира рухнула на колени рядом с Амоном. Он смотрел на нее виновато, щурился от солнца. Она придвинулась ближе, так, чтобы заслонить его от ярких лучей. — Прости. — Он отвел глаза в сторону. — Ничего страшного, это все солнце. Еще весна, а печет сегодня по-летнему. Она не ответила, только посмотрела пристально: объяснил он явно не все. Амон обреченно вздохнул. — Ну хорошо, я дурак. Я обменял всю воду, что у меня была с собой. Зато привез немного клубники. Ее не было уже два года. Развернувшаяся было тревога отступила: это не нападение, не рана, и значит не придется бежать за оружием и спешно собирать вещи. Сегодня не придется. Акира подобралась ближе и уперла ладони в песок по обеим сторонам от его головы, заглянула в глаза и чуть прищурилась. Позволила себе короткую довольную улыбку. Она видела, что он собирается оправдываться дальше, но посчитала это лишним. — Ты дурак, Амон Котаро. — Она склонилась к его губам. Они целовали друг друга нежно, вдумчиво, не спеша, будто хотели распробовать сочную ягоду-клубнику. Ветер бросал в них песчинки, но это мало заботило — песок давно стал их неизбежным спутником. В конце концов ее губы расплылись в улыбке, и поцелуй распался. Амон поднялся на локтях. — Не вставай, — сказала Акира серьезно, но помогла ему опереться на мотоцикл. — Опять свалишься по дороге, я не удержу тебя. Подожди, позову Сейдо. Она пошла к фургону, ветер трепал пряди светлых волос, белую юбку и легкую накидку. Акира казалась сейчас нереальной, призрачной, будто мираж, созданный жарким текучим воздухом пустыни. Амон закрыл глаза. Губы еще помнили вкус ее поцелуя, и он не мог удержаться от улыбки. Погрузившись в сладкую грезу, он не заметил бы, как подошел Сейдо, если бы до него не долетела мелкая песчаная россыпь. Он приоткрыл глаза. Насмешка в лице Сейдо была почти явной: — Ну что, донести тебя до постельки? Как не побравировать мутантской силой, да? На душе стало совсем тепло. — Ага, и мотоцикл прихвати заодно, — включился он в игру. Сейдо закинул руку Амона на плечо, медленно поднялся. Амон чувствовал головокружение, в глазах темнело. Он старался не подавать вида и как можно увереннее переставлять ватные ноги, хотя пришлось вцепиться в плечо Сейдо вполне по-настоящему. Так они доковыляли до фургона. *** Трое отшельников держались подальше от Города со всеми его возможностями, бывшими друзьями и новыми врагам, бесконечной войной банд, переходящей в войну всех со всеми. Они хлебнули этого по полной и теперь решили отбиваться вместе. Им повезло — они заполучили почти все доступные в этом нищем мире богатства. Старый потрепанный автофургон встал на вечную стоянку возле колодца, выкопанного неведомо кем и когда. Колодец оказался прямо-таки невероятной глубины, и добыть воду из него было непростым делом и требовало немало сил и времени. Это стало их маленьким ритуалом, которому отводился особый день. Собственный колодец с чистой водой был ценен настолько, что нашлось бы немало охотников рискнуть своей жизнью ради него. Чтобы не столкнуться с целым нашествием, они пошли на хитрость — построили вокруг колодца что-то вроде крытой террасы, которая могла вместить достаточно хлама, чтобы скрыть кирпичную кладку колодца. Летом, когда в фургоне становилось слишком жарко, тут устраивали еще одну лежанку, хоть и не совсем безопасное. Да где теперь искать безопасности? Еще одним сокровищем была солнечная батарея. Бывший хозяин хитро пристроил ее на крыше фургона, так, чтобы невозможно было разглядеть снизу. Люди, знавшие про их убежище, знали также, что к ним лучше не соваться — эти трое будут биться до смерти. Но мало кто догадывался про их настоящее богатство: они были друг у друга и выдержали бы все, пока это так. *** В фургоне царили полутьма и прохлада, весеннее тепло еще не успело прогреть его после зимы. Амон опустил голову на подушку. Нужно лишь немного переждать, и он снова будет в форме. Появился Сейдо с кружкой воды. Амон с трудом оторвал тяжелую голову от подушки и вцепился в восхитительно холодную кружку. Такая вода хранилась в подвале, где была устроена маленькая плантация грибов. Сейдо плеснул еще воды в сложенную лодочкой ладонь, стараясь не потерять ни капли, вылил ее Амону на макушку и взъерошил волосы так, чтобы они все намокли. Амон не смог сдержать благодарного вздоха и снова опустился на кровать. — Спасибо. Так лучше. — Акира сказала, что ты дурак. — Сейдо присел рядом. Амон тихо зарычал и пробурчал вполголоса: — Да когда ж вы уйметесь… — Акира всегда успевает раньше меня… — Голос Сейдо звучал печально. Амон приоткрыл один глаз. — Что? — Целовать тебя… — О… тебе до сих пор важно быть первым? Сейдо повернулся к нему и молча смотрел некоторое время, будто раздумывая, потом пожал плечами: — Наверное, просто не умею иначе. — Хочешь быть первым, кого сегодня поцелую я? — Амон не стал ждать ответа и потянул Сейдо вниз. Губы были сухими и теплыми, они радостно откликались на любое движение, но не осмеливались пойти дальше. Амон решил проявить больше инициативы и подался было вперед, опершись на локоть, но Сейдо вдруг разорвал поцелуй и толкнул Амона обратно на подушку. — Лучше не напрягайся. Отдохни. — У Амона не осталось сил спорить. Он еще успел почувствовать, как Сейдо снимает с него куртку, расстегивает тяжелый пояс с оружием и стягивает плотную кожаную перчатку на правой руке, изображающую протез вместо уродливой совиной лапы. Амон помогал, как мог, пока не утонул в теплой вязкой одури. Ему снились странные, нелепые сны о мире, которого он никогда не видел. *** Когда-то давно, до Войны, мир был совсем другим. Он был огромным, шумным и тесным, потому что людей в нем тоже было великое множество, не то что сейчас. Он был таким большим, что Город (единственный город, который кто-либо из них знал, а может, единственный на всем свете), окружающая его пустыня без конца и края, которой тогда вовсе не существовало, и ядовитое море — все это было лишь малой частью обжитого пространства, песчинкой среди тысяч больших и малых городов и селений, морей, рек и озер, гор, лесов и пустынь, которые тогда покрывали планету. Везде меж ними пролегали дороги — даже по небу, а теперь в пустыне к западу от Города в напоминание об этом покоились под слоем песка развалины древнего аэродрома и высились ободранные ржавеющие остовы самолетов, будто скелеты древних вымерших птиц, что никогда больше не поднимутся в небо. Амон ездил когда-то в юности с другими охотниками посмотреть на них и гладил тайком раскинутые по земле гигантские крылья, представляя, как же красиво они, должно быть, летали. Зрелище забытого аэродрома наполнило его тогда радостью и тоской, как и все немногие следы сгинувшего мира. На самом деле то, что было до Войны, они представляли смутно: что-то узнавали из немногочисленных оставшихся древних книг, что-то из сомнительных баек, передававшихся из уст в уста, что-то — из таких вот разрушающихся останков старого мира, как пустые безглазые коробки мертвых высоток или заброшенный аэродром. Никто не помнил, почему Война началась и зачем продолжалась. Должно быть, затем, зачем начинаются и продолжаются все войны. Только эта оказалась последней. После Войны книг уже не писали, не засевали поля, не строили машин и самолетов. Мир схлопнулся: исчезли дороги и города, леса и посевы, а главное — умерли почти все, кто населял его: люди, звери, рыбы, птицы и даже растения. Там, где раньше все цвело и зеленело, медленно и неотвратимо наступала пустыня. И немногие оставшиеся вынуждены были ежедневно отвоевывать у небытия свое право на жизнь. Тогда Город, у которого до Войны было имя, стал просто Городом, потому что никому еще не удавалось пересечь пустыню, раскинувшуюся на сотни и тысячи миль вокруг, и найти другие города. Может, их и не существовало. Темные времена, которые наступили после Войны, пережили немногие. Стало понятно, что мир изменился больше, чем можно было предположить: объявились мутанты. Страшные, искореженные люди, пришедшие из особо зараженных районов, казались порождением радиоактивного мрака, самим его воплощением, наказанием за грехи человечества. Их боялись и изгоняли из Города, считая, что они несут с собой смерть и болезни, но мутанты оказались сильнее и выносливее людей: они сходили лавиной на отдельные районы без жалости, без закона и просто брали, что хотели, уничтожая всех, кто стоял на их пути. Говорили, что они питаются человечиной, что охотятся по ночам, что оружие растет у них прямо из тела, что их почти невозможно убить. Люди в ужасе бежали с заново обустроенных мест, лишь бы спастись от этой жуткой угрозы. Но спасаться было негде — мутанты следовали за ними повсюду. Тогда пришлось научиться бороться с ними. Со временем священный ужас прошел, люди перестали видеть в мутантах исчадий ада — только коварных противников. Научились убивать их, узнали, что, несмотря на всю силу, жизнь их недолга — едва ли больше сорока лет, — а смерть мучительна. Так или иначе, мутанты были обречены на вымирание, вопрос состоял лишь в том, возьмут ли они с собой в могилу человечество или уйдут в вечную ночь одни. Как бы то ни было, сейчас древний Город на побережье ядовитого моря принадлежал людям и был оплотом порядка. Где-то в руинах и катакомбах прежнего города, лежащих вокруг обжитой территории, конечно, еще оставались мутанты. Они жили и в Городе, скрываясь и притворяясь людьми, в постоянном страхе. После разгрома базы «Дерева Аогири», знаменитой кровавой банды мутантов, и их предводительницы Одноглазой Совы, оставшимся в живых некуда больше было пойти, кроме как сюда. Они хлынули потоком беженцев, прятались и сливались с толпой голодных бедняков, которых и без них здесь было достаточно. Ресурсов не могло хватить на всех, и тогда Цитадель взяла курс на полное истребление мутантов. Цитадель, одна из немногих функционирующих укрепленных высоток посреди обжитой части Города, принадлежала клану Вашу. Лет сто назад, когда Город раздирали междоусобицы многочисленных банд, грабежи и набеги мутантов, именно они собрали отряды охотников и предложили людям защиту. За определенную плату, конечно. Взамен Вашу получили в свое распоряжение бесценные ресурсы и превратили их во власть, которую в свою очередь превращали во все большие ресурсы. Они жестко держали власть в своих руках, обещая жителям порядок, честный обмен и спасение от грабежей и насилия. Надежная система. До тех пор, пока всех устраивало такое положение дел. Впрочем, Вашу умело лавировали между скрытыми от глаз потоками, продолжая держать в своих руках самые важные ниточки. Охотники жили лучше других, но их никогда не было много. Вашу старались собрать туда самых отчаянных людей, в том числе тех, у кого были с мутантами личные счеты, кому победа над ними была дороже собственной жизни. Охотники должны были противостоять более сильному и безжалостному противнику, и все их вооружение и физическая подготовка позволяли им какое-то время сражаться с мутантами на равных. На деле получалось, что охотники редко жили дольше мутантов. Амон видел в этом горькую иронию: не так много они с Сейдо потеряли, став мутантами. К тому же, как они узнали, взамен навсегда потерянного порой можно найти что-то новое. Например, жизнь.