Пустыня

Я чувствую, как вокруг нас сгущаются тени; Река пылает, и мосты над ней разведены; В Своей доброте Господь дарует нам, что мы хотели – Любовь, любовь, любовь: Любовь во время войны. БГ, «Любовь во время войны»

Год назад Он должен был умереть в той битве на базе Аогири. Амон думал уже, что так и будет, когда угрюмый мальчишка из Цитадели приказал прикончить его, а у него не осталось ни сил для сражения, ни желания убивать. Его держала одна только мысль – дать им время уйти, еще чуть-чуть, совсем немного времени – убраться с дороги, спрятаться в укрытии, найти чертов мотоцикл и уехать отсюда куда угодно. «Пусть убивают меня подольше», – он почти улыбался, думая так, почти был рад. Во всем этом была горькая ирония: он так долго жил здесь, на базе Аогири, сначала в предчувствии и ожидании смерти, потом – надеждой побега, а после – уже не здесь – воспоминаниями и мыслями о том, что тут оставил, он так долго был связан с этим местом цепями – настоящими и призрачными, что казалось правильным, что здесь все и закончится. Эти дети, что убивали его, были серьезно настроены, хоть он и не желал никому из них смерти. Когда появился Сузуя со своим отрядом, Амон надеялся только, что они уже далеко. Если сражаться с новичками имело смысл, то с Сузуей – ни малейшего. Он стал таким взрослым, таким серьезным. Амон улыбнулся ему, приветствуя, Сузуя ответил задумчивым, нечитаемым взглядом. – Урие-кун, тебе и твоему отряду велено немедленно отправляться в штаб. Заместитель командующего Вашу Мацури срочно ждет донесений. Мой отряд разберется с мутантом. «Вот как. Разберется, значит…» Этот мальчик, Урие, бросил на Сузую убийственный взгляд: – Мы почти уже справились с ним, командир. Этот мутант прикрывает бегство чрезвычайно опасного преступника и дезертирство Мадо Акиры. Прошу разрешения добить его и возглавить погоню. При всем уважении, командир, донесения штабу – задача не первостепенной важности. Сузуя опасно прищурился: – Вы здесь определяете приоритет задач, охотник первого класса Урие, только пока рядом нет никого выше по званию. – Амон не знал, что Сузуя своим полудетским голосом может так чеканить слова. – Когда охотник выше вас по званию отдает приказ, вы должны немедленно подчиниться или вас ждет трибунал. – А вот его беззаботная улыбка осталась прежней. Урие выглядел, как человек, готовый идти до конца, чего бы ему это ни стоило, но строгий белокурый юноша из отряда Сузуи осадил его: – Охотник первого класса Урие, если приказу вышестоящего командира не подчинится и ваш отряд, то перед трибуналом предстанут все. Учитывая военное время, последствия такого поступка могут быть печальными... Урие вскинулся, глянул зверем на Сузую и его мальчишек – те смотрели невозмутимо – и отступил, пробормотав напоследок какие-то угрозы себе под нос. Кажется, он объявил им войну, но Амона это уже мало касалось. Все это время он просто ждал, пытался отдышаться, опираясь на Доджиму. Сейдо, должно быть, сломал ему ребра – грудь страшно болела. Когда отряд Урие скрылся за поворотом, Сузуя убрал свой ручной пулемет, подошел к Амону и глянул обеспокоенно: – Амон-сан, вы ранены? «Ранен? Серьезно?» – Пара ребер сломана. Неважно. – Амон отмахнулся. Сейчас он мог рассмотреть Сузую внимательнее: на самом деле внешне он оставался все таким же ребенком – это броня делала его внушительнее. Только глаза повзрослели и сделались глубже. Амону о многом хотелось расспросить его – какая нелепая мысль перед смертью! Он никогда не думал, что будет так спокоен, так почти бесстрастен, что будет улыбаться своему убийце окровавленным ртом, как старому другу, – разрешая, подбадривая. Сузуя спросил: – Ходжи-сан… и его отряд… это вы? «Это я? Может быть, и правда я?» Амон серьезно раздумывал несколько мгновений, ответить ли положительно. Но это… было бы не совсем честно, потому он сказал правду: – Не я. Но я его не спас. Джузо кивнул: – Хорошо, что не вы. Иначе было бы… сложно. – Они оба молчали некоторое время, Сузуя первым нарушил тишину: – Мы думали, вы умерли там, во время битвы в двадцатом районе. – Я тоже долгое время так думал. – Амон сплюнул кровь. – Что… что… – он все не мог сформулировать вопрос, и Сузуя вдруг перебил его: – Шинохара-сан погиб там. – Это прозвучало так просто и печально, что Амон мог только сказать: «А!» – и опустить глаза. – Он закрыл меня собой от Одноглазой Совы. Все сразу стало так ясно – вся эта перемена. Что ж, Шинохара-сан гордился бы своим учеником. – Мне жаль, – сказал Амон, – я… я очень уважал его. Сузуя серьезно кивнул. Потом спросил: – Вам ведь есть куда пойти? Не в Город. В Город пока нельзя. «Что? О чем ты?» – Джузо, – он старался тщательнее подбирать слова, – я ведь теперь мутант, ты знаешь? Сузуя улыбнулся, кажется, второй раз за эту встречу: – Я чую мутантов за несколько метров без всяких приборов, Амон-сан, вы не могли это забыть. Я знаю даже о тех мутантах, о которых не знает больше никто. – Тогда что ты делаешь? Сузуя пожал плечами: – Отпускаю вас. Придется соврать, что вы быстро бегаете, хотя лучше, если б это вправду было так. Вы же догоните их, Амон-сан? Акиру-сан и Сейдо? – Но… – Амон посмотрел на троих юношей, о чем-то совещающихся в нескольких шагах от них. Сузуя покачал головой, поймав его взгляд: – Они ничего не скажут. Только не они. Амон-сан… времени очень мало, если Урие вернется или кто-то еще придет сюда, я уже ничего не смогу сделать. Пожалуйста, уйдите сейчас подальше от Города, залягте на дно и будьте осторожны. Я… найду вас через некоторое время, что-нибудь привезу: продукты, медикаменты… если буду один или с отрядом, не бойтесь, если нет – бегите. И еще, – Сузуя твердо смотрел ему в глаза, – прошу, Амон-сан, держите Сейдо при себе. Если я встречу его, то, боюсь, мне нужно будет выполнить свой долг. – Хорошо, – Амон пожал его маленькую руку, – спасибо, Джузо. *** Он нашел их возле мотоцикла, там, где оставил его: это было и радостно, и тревожно. Почему они не уехали? Времени было достаточно. Но если бы успели уехать, он просто умер бы один в пустыне. Сейдо возился с мотоциклом – увидев Амона, он сорвался навстречу, но остановился, не добежав нескольких шагов. Зачастил смущенно: – Я усадил ее в коляску, но мотор завести не смог… я давно не ездил и… – Амон обошел его, не отвечая, осмотрел мотоцикл, бросил тревожный взгляд на Акиру, лежащую в люльке без сознания, и снова обернулся к Сейдо: – Ты сказал, что я дурак. Сейдо молчал, опустив глаза. Амон продолжил спокойно и веско: – Ты сказал, что я дурак, а потом не смог завести мотор простейшего мотоцикла и едва не погубил все, ради чего я рисковал жизнью. Сейдо казался раздавленным: – Я… Амон перебил его, кивнул на место позади водителя: – Сядь и молчи. Просто сядь и молчи. Сейдо впервые за долгое время не начал спорить, а просто выполнил приказ. Амон забрался на сиденье, завел мотор и тронулся. Все тело болело и ныло, но он чувствовал странную, почти безумную эйфорию. «Я увезу их отсюда. Я должен был умереть, но не умер, и, значит, смогу позаботиться о них. У нас должен быть еще один шанс. У всех нас должен быть еще один шанс». *** – Это твой дом? – спросил Сейдо, когда силуэт фургона показался вдали. «Мой? Я был здесь пару раз, но разве можно сказать, что у меня есть дом?» – Вроде как. Я обходился и без этого, но тебе нужно убежище. И Акире тоже, – добавил он немного погодя. – Откуда ты… – Сейдо, – Амон перебил его, – мне тяжело говорить, а кричать тем более. Давай оставим объяснения до лучшего момента? Сейдо замолчал, может, обиделся. Наверняка. Но Амону и правда казалось, что его тело держится на каком-то отчаянном пределе и хватит любой малости, чтобы заставить его свалиться и не встать. Он остановил байк возле фургона, достал ключ от тяжелого дверного замка и протянул Сейдо. – Открой. Там… там есть кровать внутри. Сможешь разгрести на ней хлам, чтобы уложить Акиру? Сейдо кивнул угрюмо и поплелся выполнять поручение. Кажется, споткнулся – Амон услышал, как что-то гремит и падает. Минут через пятнадцать он вернулся, осторожно вытащил Акиру из люльки и унес в фургон. Амон, опершись на руль, ждал своей очереди. – Почему ты не идешь в дом? – Сейдо показался в дверном проеме, обеспокоенно глядя на Амона. «Серьезно? Ты отбил мне все внутренности, сломал кости и спрашиваешь?» – Амон засмеялся бы, если б это не было так больно сейчас. – Жду, что ты отнесешь меня на руках. И лучше бы тебе поторопиться. – А! – Сейдо, кажется, понял. Он виновато опустил глаза и, помогая слезть с мотоцикла, старался не смотреть на Амона. От него пахло потом и кровью. Крови было много: она подсыхала заскорузлыми пятнами на темном балахоне, на его лице и в свалявшихся сосульками грязных волосах. Амон старался не думать о том, чья она, он просто оперся на чужое плечо, позволяя Сейдо обхватить, обнять себя. Это было странно: снова чувствовать его так близко, не в драке – драки не в счет. Амон не думал, что когда-нибудь снова вот так просто прикоснется к нему, – это было больно. Сейдо уложил его рядом с Акирой: благо ширина кровати позволяла, сел сгорбившись на самый краешек, будто спрашивая: «Что дальше?» Амон не знал, что дальше. Он надеялся только, что завтра грудь будет болеть чуть меньше. Думать оказалось тяжело, но он все-таки вспомнил самое важное: – Там в углу ведро. Под хламом на террасе найди колодец, набери воды. – Амон старался говорить как можно короче, только самое важное, чтобы не сбивать ровный темп неглубокого дыхания. – Набери в жестяной бак, одного ведра нам на троих не хватит, – он замолчал, переводя дыхание, и добавил: – Я не работник сегодня, как видишь. Сейдо сделал все, что Амон просил: принес воды и напоил их с Акирой. Нужно было кое-что еще. Амон вздохнул: – Здесь ящик возле окна – старая аптечка. Там должен быть бинт. Ты… перевяжи Акиру, пожалуйста. – Что? – Сейдо уставился на него так, будто услышал что-то дикое. – Нужно освободить Акиру от одежды, промыть раны и перевязать. Можешь ты это сделать? – Я… я… – Он казался испуганным. Амона самого это порядком смущало, но сейчас было не до того. – Мне тоже неловко. Но она без сознания, Сейдо. Это просто помощь больному товарищу, не думай о том, что она женщина и что она… Акира. – Я н...не могу. Она убьет меня. Мадо убьет меня. Невеселый смех отозвался острой болью в груди и ребрах. – Не убьет. Она поняла бы. Она сделала бы для тебя то же самое, не раздумывая. Сейдо растерянно смотрел на него, будто надеясь на иной выход, и, не дождавшись, обреченно поплелся искать аптечку. Сейдо забрался на кровать и завозился под боком, обтирая Акиру влажной тканью. Амон мог только следить за ним беспокойно: он лежал на спине, стараясь не двигаться, и надеялся, что Сейдо сделает все аккуратно. Смотреть на Акиру, такую хрупкую в своей наготе и беспамятстве, посеревшую от боли и кровопотери, покрытую красной запекшейся коркой и синяками, оказалось невыносимо. Так не должно было быть. Из них троих хотя бы она должна была прожить счастливую долгую жизнь. – М... Мадо, прости, – смущенно бормотал Сейдо себе под нос, – прости, я… я только хочу помочь... – Акира издала придушенный стон, дернула головой, но так и не очнулась. Закончив с перевязкой, он снова сел рядом – на этот раз на пол, у кровати, как побитая собака, которая не может найти себе ни места, ни занятия. Амон не знал, что еще ему поручить, он будто качался на волнах: то выплывал из забытья, то снова погружался в теплую пучину, успевая лишь попросить воды. У него не было для Сейдо ни дел, ни слов, но странным образом это успокаивало, потому что у него не находилось и обвинений. Амон слышал тяжелое дыхание Акиры рядом с собой, но помочь ей ничем не мог. Это угнетало. Когда стемнело и стало прохладнее, он выплыл из сонного марева, чувствуя себя не ко времени бодрым. Пошарив рядом, наткнулся на макушку Сейдо: значит, он так и сидел тут возле постели весь день. Амон провел рукой по его волосам: все еще мягким, несмотря на грязь, спекшуюся кровь и вездесущие песчинки, запустил в них пальцы и чуть потянул: то ли лаская, то ли причиняя боль. Сейдо откинул голову, но не издал ни звука. На Амона навалилась вдруг разом вся тяжесть и необратимость прошедшего дня. Зачем он пришел туда? «За ним, я вернулся за ним. Потому что «Дереву Аогири» пришел конец и я не хотел, чтобы он сгинул вместе с ними». Это казалось правильным – забрать его оттуда, а вот в правильности всего остального Амон отнюдь не был уверен. В голове вращались по кругу одни и те же мысли. Ходжи-сан и весь его отряд… Воспоминание о них отдавало сосущей тоской, и он глубже вплел пальцы в волосы Сейдо. Он хотел солгать себе, что просто не успел… и не мог. Он был рядом, он видел это: когда Сейдо, прикончив Татару, пошел к ним навстречу. Он помнил, как остро кольнуло под ребрами, когда Ходжи отдал приказ убить его, и как подумал тогда: «Сейчас!», а потом Сейдо открыл огонь. За секунду до этого у него было такое потерянное лицо... Амон готов был закрыть его собой. Он готов был убить за него. Не пришлось, Сейдо справился сам. «Зачем ты вмешался, Сейдо? Они бы справились без тебя, – думал он с глухим отчаянием. – Или нет. Но без тебя. И тогда Акира… Акира не лежала бы здесь без чувств, на грани жизни и смерти. Ты едва не убил ее. Ты правда собирался убить ее? Ты хотел этого? Нет, конечно, нет. Но мог. Ты чертовски сильный, Такизава Сейдо, и если бы надавил чуть больше, ни один из нас не дожил бы до этого дня». Было жутко думать о том, что убил бы его. Не Доджимой – руками, глядя в глаза. А потом позволил бы тем детям закончить дело. – Я так долго был один. – Голос Сейдо разбил его мысли и прозвучал непривычно громко в ночной тишине. – Один? – Рука Амона в его волосах замерла на мгновение. – Один, без тебя. Я ждал, что ты вернешься за мной. – Амон так и не понял, было ли это обвинением или защитой. – Я вернулся. – Он сам чувствовал, какой пустотой повеяло от этих слов. Ему показалось, что Сейдо скривился. Но ему незачем было оправдываться. «Я мог вернуться туда: только не за тобой, а к тебе. И погибнуть рядом. Или не рядом, а как бы они захотели. Не делай вид, будто не понимаешь этого. Ты убил Ходжи и еще много людей, ты чуть не убил Акиру и переломал мне кости, хоть это и мелочь по сравнению с остальным. Сегодня я не настроен жалеть тебя, Сейдо». Сейдо издал странный задушенный звук: то ли стон, то ли всхлип, дернул головой, что все еще была под рукой Амона – в пальцах осталось несколько волосков – и надломанным голосом прорыдал: – Скажи что-нибудь! Закричи на меня, ударь меня! Почему ты молчишь? Почему ты на меня даже не смотришь?! – Здесь темно, Сейдо, – ответил он первое, что пришло в голову. «Мне не нужно на тебя смотреть. Ты и так все время перед глазами». Вслух он сказал: – В коляске мотоцикла лежит сумка, принеси ее. Там сухари и консервы – нам на первое время. Ты, должно быть, давно ничего не ел... Сейдо отмахнулся: – Я не хочу есть. «Когда же ты перестанешь думать только о себе?» – Я хочу, – сказал Амон как можно мягче. Сейдо вскочил и выбежал из фургона. Задержался чуть дольше, чем нужно было, чтобы найти сумку, потом снова споткнулся обо что-то в комнате и едва удержался на ногах. Амон нашарил в кармане ручной фонарь, зажег. В тусклом неверном свете это место приобрело особый оттенок: стало больше похоже на дом, несмотря на грязь и разбросанный повсюду хлам. Амон вспомнил, что никогда раньше не ночевал здесь. Их первая ночь в почти настоящем доме. Он попросил: – Напои Акиру, будь добр. Ей нужен новый компресс. А если найдешь, чем перевязать мои ребра, будет почти хорошо. *** Следующий день принес некоторое облегчение. Может, дело было в повязке, туго стягивающей ребра, но боль уменьшилась, и Амон мог хотя бы встать и ходить без посторонней помощи. Акира тревожила его: она по-прежнему была без сознания. – Надо было везти ее в Re, – он и сам не знал, для чего произнес это вслух. – Банджо вылечил бы ее, а я… – Он махнул рукой. – Да и лекарство у них точно должно быть. – Rе? Что это? – спросил Сейдо. – Один бар в Городе. Там друзья. Мутанты, – добавил он. – А, неважно. Везти её – безумие, да и нам не стоит соваться сейчас в Город. Сейдо опустил голову и виновато посмотрел на Акиру. Можно было бы считать, что ей повезло – три пули повредили мышцы, но прошли навылет, не задев ничего важного, – если бы не четвертая, засевшая где-то под ребрами. Плохо. Охотников учили обращаться с обычными ранениями, но доставать пули из товарищей приходилось не каждый день. Амон посмотрел на серое лицо Акиры с темными кругами под глазами и капельками испарины на лбу. Придется рискнуть. Он закрыл глаза и стиснул зубы до боли – надо забыть, что перед ним Акира, и вспомнить все, что знал когда-то про извлечение пуль. Крупные сосуды не задеты, иначе они уже знали бы об этом. Остается возможность заражения. Надо срочно вытащить проклятую пулю и не сделать при этом хуже. Сейдо был мрачен и смотрел угрюмо, но делал все, что просил Амон. Этого было достаточно. Они осторожно перенесли Акиру на стол в той части фургона, где располагалась кухня – стол был совсем небольшим, и ее ноги свисали вниз, отчего она казалась совсем маленькой. Амону на мгновение сделалось жутко, но он заставил себя сосредоточиться на подготовке. На огне бензиновой горелки прокипятили в ковшике лоскуты ткани для перевязки. Сейдо осторожно, разве что не зажмуриваясь, протер живот Акиры вокруг болезненно красной с темными краями дырочки входного отверстия пули. Амон прокалил на огне той же горелки узкий нож и спицу, нашедшуюся среди завалов в фургоне – кончик ее они изогнули так, чтобы можно было подцепить пулю. Если он сумеет ее найти, не разворотив полживота и так еле живой девушки. Амон снова и снова пресекал попытки своей фантазии подсунуть ему новую страшную картину своего провала. Все отступило, остались только узкая глубокая рана и нож в руке. Прокаленное лезвие бесконечно долго погружалось в живую плоть, разрезая, расширяя дорогу, оставленную пулей. На поверхности показалась кровь, скатилась по животу красной струйкой. Акира застонала, но Сейдо был рядом – обтирал ее лицо влажной тканью и готов был в любой момент сдержать ее метания. Острое лезвие продолжило рассекать податливое тело, пока не встретило препятствие. Почти неуловимый звон металла о металл позволил Амону наконец выдохнуть. Пуля нашлась – страшнее всего было бы потерять ее. Надо только достать ее. Только. Спица скользнула в рану вслед за ножом, выплескивая наружу еще немного крови. Акира дернулась, застонала, Сейдо перехватил ее руки и слегка прижал к столу. Спица погружалась дальше, а Амон смотрел скорее внутрь себя, чем на место ранения, пытаясь нащупать, почувствовать в темной живой глубине инородное тело. «Вот она!» – подумал он почти ласково. После нескольких неудачных попыток он подцепил кусочек металла и осторожно потянул его наверх. Секунды превратились в нескончаемые часы, и когда на поверхность вместе с всплеском крови выплыл темный плотный комок, он еле устоял на ногах от нахлынувшего разом облегчения. Все дальнейшее будто растворилось в красном тумане. Он ощутил такое чистое всеобъемлющее счастье, что оно показалось странным и неуместным сейчас. Он отступил на полшага назад, все еще не веря в успех, и схватился за край стола, чтобы не упасть. Сейдо сделал было движение в его сторону, но прервал сам себя на полпути. Их взгляды встретились, и Амон улыбнулся ему. Ответная гримаса Сейдо, должно быть, тоже была подобием улыбки. Перевязку и уборку Сейдо взял на себя, не говоря ни слова. Амон только сполз на ближайший стул, успокаивая бурю чувств внутри. Усталость навалилась на него вдруг разом, как после тяжелого трудового дня: свинцом налилось и тело, и голова. Слишком много всего. Собственная слабость ощущалась болезненно, как ущербность, как напоминание о неизбежности ждущей его грязной, нехорошей смерти. Не нужно было думать об этом сейчас, и Амон не то чтобы прогнал навязчивые мысли: просто прикрыл непрозрачной завесой, как прикрывают намозоливший глаза хлам, который нельзя выбросить. Встал вымыть руки – вода в ковше окрасилась бурым. Он предложил Сейдо, снова устроившемуся на полу: – Можешь помыться. Вода в баке достаточно нагрелась за день. Сам он не был в состоянии из-за ребер, хотя очень хотелось. Собственное тело, покрытое грязью, кровью и потом, казалось вдвойне отвратительным. За эти три года он почти привык подолгу не мыться, но это раздражало: еще одно из лишений мутантского существования. – Я тебе противен? – спросил Сейдо, глядя куда-то в сторону. Ох… – Ты весь в крови, еще со вчерашнего… – Она никуда не денется, – прервал его Сейдо, – эта кровь. Я не смою ее всей водой мира. – Я думаю, сейчас не время… – Ты не ответил! Амон чувствовал опустошение и усталость, он не готов был вести бессмысленные споры. – Сейдо, давай в другой... – Нет, сейчас! Зачем ты привез меня сюда? Зачем все это?! – Он неопределенно обвел рукой фургон. – Ты ведь спас Мадо, я больше не нужен. «Не нужно ничего говорить ему. Бесполезно». Сейдо продолжил: – Три года напрасных ожиданий… Ты ведь следил за «Деревом Аогири». В Городе во время рейдов тебя видели. Я… я, может, сам видел тебя издалека, но все так смазалось тогда… – он прервался, провел рукой по глазам, будто смахивая непрошеное воспоминание, и заговорил тише: – Ты завел новых друзей среди мутантов, Амон Котаро? Друзей и дом… а я… я ведь не говорю, что ты должен был вернуться или вытащить меня оттуда, я совсем это не имел в виду, но… ты даже не показался. Было настолько гадко видеть меня? Боялся запачкаться? Не хотел, чтобы я увязался с тобой? О, я бы не увязался! – Он улыбнулся вызывающе и нервно. – Думаешь, я поверю, что ты явился на базу Аогири за мной? Спасти! От кого? Зачем? Ради собственного спокойствия? Ветер приносил песчинки и ронял на стол, они медленно ползли к краю и осыпались на пол. Амон молча смотрел на их перемещение. Почему-то сильно болела голова. – Неважно, чего я хотел тогда и теперь, – произнес он медленно, – если желаешь обвинять меня и весь свет, я не могу тебе помешать. Если не хочешь быть здесь, – он сглотнул, – я тебя не держу. Сейдо вскочил на ноги, с шумом втянул воздух и резко отвернулся. Потом попытался что-то сказать, но эмоции захлестывали его: – Я… ты… ненавижу тебя! – наконец выпалил он и выбежал на улицу, хлопнув дверью. Амон почувствовал, как что-то лопнуло, будто струна разорвалась от чрезмерного напряжения. В ушах стоял странный треск. За стеной раздался рев мотора. Он уже понял, что произошло страшное и что он сам тому виной, но муть в голове мешала осознать все как следует. Он ощущал себя подобно человеку, что в горячке отсек себе больную руку и только сейчас начал медленно понимать, что можно и нужно было ее спасти. «Не надо, – подумал он, поднимаясь. В глазах на мгновение стало темно, потом сквозь мелькание ярких точек проступила реальность, – ты же погибнешь, ты же… не уходи…». Мотоцикл кашлянул пару раз и, прежде чем Амон успел выскочить на улицу, сорвался с места, обдав его волной песка и выхлопных газов. Амон смотрел ему вслед, пока тот не превратился в темную точку и не растаял в дрожащем мареве, сотканном уходящим солнцем.