Jeux d'enfants

Для Майкрофта время тянется безжалостно долго — дни похожи один на другой, и он максимально нагружает себя работой, лишь бы не иметь возможности рефлексировать, потому что любые попытки самоанализа приводят к мыслям о Шерлоке. Майкрофт больше не стремится врать себе, а потому с горечью признает, что отчаянно скучает по всклокоченной макушке по другую сторону кровати и следам кипучей деятельности во всей квартире, которая с уходом Шерлока становится практически нежилой. Каждый день, возвращаясь домой, он ждет, что еще с лестницы учует запах брома или серо-водорода, запнется о раскинутую у порога обувь и, щелкнув выключателем, осветит устало скрючившуюся на кровати фигуру, но Шерлок к нему не возвращается. Он снова терроризирует Масгрейв — сводит с ума всю округу, осваивая отцовское ружье, а через два месяца требует у родителей боксерскую грушу. Майкрофт знает об этом, потому что мамочка неизменно звонит раз в неделю, но он боится попросить набирать его чаще. Сам Майкрофт избегает звонков и визитов, упрямится собственной маниакальной зависимости знать о Шерлоке все. Через пять месяцев он не выдерживает и приезжает домой на Рождество, но находит бывшую детскую брата пустой. Как и в каждый последующий праздник — Шерлок дает понять, что не хочет его видеть. Майкрофт принимает это как расплату и ждет его совершеннолетия. Он слишком хорошо помнит тот опасный блеск в чужих глазах, чтобы не надеяться, что Шерлок нарушит пари. Майкрофту страшно, как никогда в жизни, но больше в нем болезненного и мучительного предвкушения. Однако ничего не происходит. Мамочка сообщает, что свой знаковый день рождения Шерлок уезжает праздновать со своими университетскими друзьями в Эдинбург. Майкрофт впервые напивается и звонит в кампус, чтобы оставить для Шерлока поздравление, а на следующий день навещает его университет лично, чтобы собственноручно смять услужливо записанное комендантом послание. Пять лет истекают дождливым утром у могилы безвременно почившей тетушки. Майкрофт замечает смоляную голову еще издалека и едва удерживается от того, чтобы прибавить шаг. Он застывает, почти оглушенный осознанием того, что видит перед собой не подростка, а взрослого юношу, уже мужчину. Мамочка держит его под руку, едва достигая Шерлоку до плеча — в его росте больше шести футов. Он все такой же худой, но его тело не кажется тщедушным, скорее сильным и тренированным, это заметно, даже несмотря на пальто. В лице не остается ничего детского, в нем породистость и мужественность, но вот гримасы он корчит все те же. Шерлок с высокомерно-презрительной миной оглядывает собравшихся скорбящих вокруг, и Майкрофт приближается к нему. — Тетка всегда говорила, что переживет всех нас, — сообщает Шерлок вместо приветствия, задумчиво оглядывая Майкрофта. — Когда я был маленьким, то верил в это. Она была мстительной стервой и не оставила своим детям ничего, потратив все на пластическую хирургию, инструктора по йоге, витамины и другие средства продления жизни. Ее каждый день начинался и заканчивался идеей здоровья и ухода за собой, контроля собственного тела во имя высшей цели — выжить. Она умерла из-за пьяного фермера, что заснул за рулем. Хорошая метафора для всей нашей жизни, согласен? Ты можешь контролировать все, видеть все, знать все, но глупый фермер закроет глаза — и ты труп. Чем на деле мы управляем, если не знаем, как и когда умрем? — Смерть — это конечная точка любого пути, но никто не начинает книгу с эпилога, — отзывается Майкрофт с некой осторожностью, словно боится спугнуть долгожданный разговор.  — Спонтанность творческого процесса, безграничные возможности научного поиска, включающих в себя элемент озарения, делают существование человека уникальным, но иррациональным. С каких пор ты провозглашаешь идеи экзистенциализма? — он совсем не хочет спрашивать это, но Майкрофт как и всегда подчиняется формальностям — он буквально создан для них, в отличие от Шерлока. — Экзистенциализм умер в середине двадцатого века, — Шерлок недовольно кривится, как и всегда, когда Майкрофт, по его мнению, поучает его. — Ты тоже любитель контроля, — он смотрит насмешливо. — Не боишься пьяного фермера? Смерть тетки должна бы стать уроком для всех. — Предпочту не засорять голову, — Майкрофт отмахиваться, украдкой изучая Шерлока, как вор, пряча свою жадность и любопытство за безупречным равнодушием — за пять лет он стал особенно хорош в деле безразличных масок и бюрократических личин. — Скоро начнется самая скучная часть, — продолжает Шерлок, — родственники станут нахваливать покойницу, врать про невосполнимую утрату и пути господни. Мамочка хочет, чтобы ты обязательно сказал что-то искреннее, — он говорит, скучающе растягивая слова, но Майкрофт сразу подбирается, чувствуя приближающуюся бурю. — О чем ты сейчас думаешь, Майкрофт? Майкрофт, скосив глаза, пару секунд смотрит на резкий профиль, обрамлённый жёсткими кудрями, на закутанную синим шарфом шею и осевшую на дорогом пальто морось: он ровным счетом ни о чем не думает — его голова девственно пуста, словно рядом с ними образовался вакуум, и это обескураживает. — Когда-то ты боялся кладбищ, — все же выдает он, с преувеличенным вниманием наблюдая за тем, как комья черной влажной земли исчезают в провале могилы. — Я боялся не кладбищ, а неприкаянных душ, что не могут обрести покой, — отзывается Шерлок, — но среди живых таких душ гораздо больше. На кладбищах скучно, — выдает он резко. — На похоронах еще скучнее. Я бы ушел отсюда, если бы не ты, Майкрофт. Последняя фраза, как удар под дых, на мгновение лишает Майкрофта самообладания — он не может справиться с лавиной чувств, что обрушивают на него такие простые, безобидные в общем слова. — Я бы не приходил, — хрипло выговаривает он, подразумевая, что всегда может сослаться на работу, и то, чем не может закончить фразу. «Если бы не ты». — Мальчики! — шипит возмущенная их тихой беседой мамочка. — Проявите хоть каплю уважения! — Тебе идет кладбище, Майк, — рассуждает дальше Шерлок, выуживая из кармана пальто сигарету. — Ты такой же скучный, пресный, мертвый в своем костюме с зонтом. Мне всегда хотелось добавить красок в такие унылые дни, как этот, — он прикуривает, закрывая ладонью огонек от дождя и ветра, — как все твои дни. Майкрофт не удивляется эпитетам, которыми награждает его Шерлок, хоть и ощущает отчётливый укол под рёбрами от той расчетливой холодности и безжалостности, с которой они произнесены. Как и не удивляется, что Шерлока, как и прежде, интересует лишь борьба за ключ — в качестве развлечения или мести, не имеет ни малейшего значения. — Не стоит отказывать себе, ведь ты все равно не умеешь этого, — в тон Шерлоку отзывается он. — Особенно скучна похоронная музыка, — кивает Шерлок в подтверждении своих слов. — Как думаешь, что подойдет для любезной тетушки? Кажется, она всегда любила французские песни, она ведь была своенравной, независимой и ни о чем не жалела, — он выразительно поднимает брови. — Есть известная песня, что так подходит для этого случая, — Шерлок не сдерживается и быстро слизывает упавшую на губу крупную дождевую каплю. — Уверен, ты знаешь слова. Майкрофт знает слова и поет тоже неплохо, хоть и не пробовал делать этого на французском. Однако так же он знает, что не сможет выдавить из себя ни слова. Не потому что их с Шерлоком игра больше не имеет для него смысла, напротив, эта та связующая ниточка, за которую Майкрофт держится, и он не собирается отпускать ее так просто. Но спустя пять лет он оказывается не готов к такой откровенной эпатажной выходке — ему не позволяет ни возраст, ни статус, ни воспитание. Он не готов выставить себя на посмешище, не готов открыть другим, что братские капризы имеют над ним все ту же власть, что и раньше. Поэтому он отрицательно качает головой, ожидая новую волну язвительности и презрения. — Порадуй старую леди, Майки, — насмехается Шерлок. — Уверен, ты не пел со времен школы, и вряд ли когда-нибудь сделаешь это, хотя, — он задумчиво затягивается, — тебе, видимо, слабо. Впрочем, как и всегда. Твое место рядом с тетей, ей ведь тоже было слабо выжить. Он достает из кармана ключ и смотрит на яму, что постепенно засыпается землей. Лопаты работают активно, и скоро над теткой появится холмик, почти не отличимый от множества таких же вокруг. После этих слов Майкрофт делает то, чего сам не ожидает от себя: резко хватает Шерлока за руку и, вырвав ключ из его пальцев, с силой швыряет прямо в могилу. — Зато ты родился без сердца, — тихо выговаривает он, прежде чем удалиться под недоуменные причитания мамочки. — Non! Rien de rien. Non! Je ne regrette rien*, — несется ему вслед издевательски-низким голосом. Шерлок поет громко, не обращая внимания ни на кого вокруг, сверля спину Майкрофта пронзительным взглядом, в котором злость, вызов и отчаяние. — Ni le bien qu’on m’a fait, ni le mal tout ça m’est bien égal!

***

Шерлок приходит ночью. Он пачкает паркет, ковры и лестницу грязной водой, что стекает с него ручьями. Все ботинки, брюки, рукава и даже пальто в мокрой черной земле, и мамочке это наверняка не понравится. Шерлок медлит перед дверью Майкрофта, не зная, чего ожидать после собственной выходки на кладбище. Вода хлюпает в ботинках и под ним уже растекается небольшая мутная лужа. Шерлок передергивает плечами, в попытке то ли согреться, то ли настроить себя, и толкает дверь. Та неожиданно поддается, как будто Майкрофт знает, что он придет. — Как тетя? Как ей на новом месте? Она была благодарна за песню? — тут же сухо и буднично проговаривает Майкрофт, даже не взглянув на него. Шерлок молчит, смотрит на Майкрофта, который, разумеется, давно переоделся в пижаму, умылся и читает при свете ночника. Правильный в своей прямой спине, чистой пижаме и теплой постели. Мокрые волосы холодят лоб, а грязная вода начинает просачиваться в ворс ковра Майкрофта, заползает на новую территорию. Здесь тихо, тепло и, должно быть, уютно, но Шерлок не чувствует себя в безопасности. Наоборот. Майкрофт в своей кровати в одном шаге от Шерлока, но будто в другой реальности — за стеклом. Ничуть не ближе, чем все эти пять лет, что они не виделись. Шерлок не уверен даже, что его собственное дыхание или слова будут услышаны, точно Майкрофт отгорожен, закрыт в стеклянной коробке, как принцесса в хрустальном гробу, мумия в музее истории. Смотреть, но не трогать, не тревожить покой. Саркофаг невидимый, но ощущается столь отчетливо, что Шерлок невольно поднимает руку, чтобы проверить, есть ли перед ним стекло. Ключ впивается в ладонь — волшебный артефакт, заставляющий подобно поцелую любви просыпаться Майкрофта всякий раз, когда Шерлок достает его. Сегодня волшебство закончилось: Майкрофт не спел. Шерлок молчит, упрямо сжимает губы, пытаясь удержать рвущееся из него отчаяние. Он знает, что перегнул палку на похоронах, но он слишком долго ждал и хотел чего-то особенного, а увидев чертов зонт, просто не смог себе отказать. Майк таскал зонт с собой все эти годы, а значит, игра продолжалась. В тот момент Шерлок не подумал о том, что в дождливый день зонты были у всех, кроме него. За стеклом у Майкрофта есть ответы на все вопросы. Только там можно узнать про игру, про ключ и про то, что ждет Шерлока спустя пять лет. Пять лет, что он носил ключ на шее, таинственно улыбаясь, когда его спрашивали, что тот открывает. «Душу», — образный ответ приводил всех в восторг, но ирония в том, что это была правда. До сегодняшнего утра. Теперь ключ не открывает ничего, и Шерлок не знает, что делать. — Ты его выбросил в могилу, — Шерлок сглатывает, чувствуя, что горло саднит, — работа под дождем чревата простудой. — Универсальный ключ. Думаешь, он от этого перестанет работать? — с вызовом произносит он и делает первый шаг к кровати, оставляя за собой лужу могильной грязи. — Не выйдет, Майкрофт, ключ нельзя сломать! Никто его не сможет сломать, даже ты! Шерлок делает еще шаг, и стекло перед ним медленно смещается к кровати, оставляя Майкрофту меньше места в своей прозрачной гробнице, больше места в комнате для Шерлока. — Тебе девятнадцать, Шерлок, пора бы уже повзрослеть, — Майкрофт все же поднимает глаза от книги, но по ним невозможно понять, о чем он думает. — Снимай мокрую одежду, я налью тебе выпить, — Майкрофт спускает ноги с кровати и, вопреки словам, подходит к Шерлоку, едва не касаясь голыми ступнями натекшей с него грязи; дёргает за рукава пальто, словно стремясь вытряхнуть Шерлока из него. Пальто падает на мокрый ковер, Шерлок делает шаг вперед и теперь смотрит на Майкрофта в упор, почти касаясь носом его лица. Они сровнялись в росте, и это, пожалуй, единственное сходство. — Мне скучно, — говорит Шерлок, заглядывая ему в глаза. — Все вокруг скучное, как похоронная песня. И ты тоже стал скучным. Он провоцирует, надеется вернуть в игру, разозлить, обратить на себя внимание. Шерлок не меняется, меняется Майкрофт, и маленький старый ключ — единственный способ остановить это. — Я слышал это и раньше, — на мгновение Майкрофт устало прикрывает глаза. — Тебе всегда мало того, что у тебя есть. — Тогда дай мне больше, — Шерлок смотрит с вызовом, а на самом деле — с надеждой. — Дашь? Или слабо? Майкрофт страдальчески морщится и вдруг резко прижимает его к себе за плечи. Его тяжелое дыхание щекочет ухо, он шумно сглатывает и начинает петь — тихо, почти на грани слышимости. «Comme un chanteur malheureux, Que l’on ecoute plus, Comme un chanteur malheureux, Que les gens n’aiment plus, Meme si tu n’es plus la, Je chante encore pour toi, Et je me demande si tu m’entendras**». Шерлок резко выдыхает и прячет улыбку, опуская голову. Не все чувства стоит открывать, не все желания исполняются. Не все ли? Он резко вскидывает голову и смотрит задорно и дерзко. — Я разрыл могилу тетки, не думаю, что ты сможешь придумать что-то круче для меня, — он отстраняется и вешает Майкрофту на шею ключ. — Тебе не привыкать, ведь политика — грязное дело, — говорит он, выводя кончиком ключа черные следы на светлой рубашке пижамы. — Думаешь, есть что-то, что мне слабо в этой жизни? Вряд ли. Майкрофт оглядывает свою испачканную одежду с присущей ему брезгливостью, но уголки его губ подозрительно подрагивают. — Думаю, тебе стоит прибрать здесь все до утра, чтобы не шокировать мамочку, — снисходительная улыбка все же проявляется на его лице, и он прячет грязный ключ под пижаму, словно главную ценность, как когда-то в детстве. — Я скажу, что это все ты, — усмехается Шерлок. Он смотрит на грязную рубашку и улыбается счастливо и спокойно. Артефакт снова работает: ключ, подходящий к любой двери, открывает и самую главную — стеклянный саркофаг Майкрофта. Больше можно не бояться, что игры остались в прошлом.

***

Майкрофт увозит Шерлока в Лондон. Мамочка счастлива, что братья снова находятся в мире и согласии, и даже забывает про изрытую могилу тетки, которую Шерлок и не думает приводить в порядок. Они снова обустраиваются в квартире Майкрофта, будто не было пяти лет, полных сомнений и обид. В первый же день Шерлок широким жестом опрокидывает на диван все свои вещи и ложится в кровать к Майкрофту. Он делает это нарочито небрежно, но чуть дерганые движения выдают его — Шерлок волнуется. Из-за истории на кладбище и ночного разговора он не знает, что ждать. Будто, после того, как руки Майкрофта опустились ему на плечи, чтобы обнять, на Шерлока наложили печать, тяжесть которой он постоянно ощущает. Она гнет его книзу, не дает свободно язвить, поддевать и играть на чувствах. Он весь, как натянутая струна, в ожидании неизвестности. Когда Майкрофт подходит к кровати и начинает расстегивать пуговицы на рубашке, Шерлок сжимает пальцами свой край одеяла и смотрит во все глаза на ключ, что темнеет на бледной коже. Он сглатывает и уже не пытается скрыть нервозность. В отличие от Майкрофта Шерлок никогда не умел и не умеет прятать себя: в его глазах страх, волнение, неуверенность и желание. Майкрофт забирается в кровать: ложится на спину — прямой и длинный, острый, как пика, идеально-ровно расправляет одеяло, вытягивает руки вдоль туловища. От него пахнет мылом и лосьоном для бритья, но ведь никто не избавляется от щетины перед сном, если только… Шерлок пытается найти еще знаки, вроде сбившегося дыхания или подрагивающих пальцев, но Майкрофт лежит недвижимо, словно не дыша, а глаза его закрыты. Минуту спустя Шерлок не выдерживает. Он с шумом выдыхает и начинает смеяться. Он сам не понимает почему, но его внезапно охватывает неконтролируемая эйфория, схожая с истерикой. Он не знает, что в голове у Майкрофта, не знает его мысли, чувства, желания, отношение к жизни, игре, и это лучшее, что могло с ним случиться. Родной брат — самый загадочный человек на свете, он здесь с ним в одной постели, и надо быть очень смелым, чтобы решиться что-то сказать или сделать. Надо быть смелее, чем при встрече с призраком Анабель Уайт, смелее, чем перед первой дорожкой кокса. Шерлок обрывает смех внезапно и замирает, глядя на Майкрофта внимательным, напряженным взглядом. Сейчас они не на кладбище и призраков бояться не стоит. Сейчас он пират, замысливший набег на торговое судно, кто не боится ничего и верит только в свою удачу. Шерлок улыбается криво и медленно склоняет голову к плечу, вопросительно выгибая бровь. — Слабо? — привычная фраза слетает с губ, когда он проводит пальцем по ключу, но не касается кожи. Майкрофт перехватывает его руку за запястье, но не отталкивает, а тянет выше, к лицу, и вдруг прижимается холодными губами к ладони. — Кто ждал пять лет, может подождать ещё немного, не правда ли? — это могло бы прозвучать до смерти обидно, но Шерлок улавливает новые незнакомые интонации в его голосе — глубокие, обволакивающие, даже томные. Напряжение исчезает, и Шерлок неожиданно для себя хитро улыбается. — Мне не слабо, — он проводит пальцем по щеке Майкрофта и несильно бьет его по кончику носа, словно в попытке согнать невидимую муху. В груди все перехватывает от нахлынувших разом адреналина и восторга, Шерлок тянет на себя одеяло, сантиметр за сантиметром открывая для себя Майкрофта, без усилий, сопротивления, без универсального ключа. Когда остается совсем немного, он не выдерживает и дергает одеяло с силой, сваливает кучей на пол и замирает, глядя совершенно бешеными глазами. Он встречает такой же дикий, горячий взгляд, и пару секунд ничего не происходит. Когда от напряжения начинает ломить в висках, Шерлок делает вдох, но не успевает ничего сказать — раздается противный скрежет. Оставленный на тумбочке мобильник начинает елозить по дереву: вибросигнал от звонка врывается жутким шумом — внезапно и неестественно. Майкрофт опережает его — он с несвойственной ему ловкостью перехватывает телефон и пару секунд смотрит на экран с искренним недоумением, после чего впихивает мобильный Шерлоку в руки и, подобрав с пола одеяло, закутывается в него, кажется, весь. Майкрофту не нужно исследовать его телефон дальше, чтобы понять, что таких как «Билли, хороший минет» в его списке контактов хватает, — просто потому, что Шерлок не умеет отказывать себе ни в чем. Майкрофт же умеет это очень хорошо — вся его поза говорит о том, что теперь между ними ничего не будет. Шерлок чертыхается, сбрасывает звонок и переводит взгляд на Майкрофта. Говорить что-то уже не имеет смысла, но Шерлок огрызается, практически чувствуя, как слова ударяются о стекло, что снова будто перекрывает ему доступ к Майкрофту: — Я вырос! — это звучит как оправдание, хотя должно быть вызовом. — Пять лет прошло! — И ты их не терял даром, — констатирует Майкрофт, не жалея презрения и не удостаивая Шерлока взглядом. — Я многому научился, — слова срываются с губ быстрее, чем Шерлок успевает остановить себя. Злые, обидные, провоцирующие. Он знает Майкрофта, думает, что знает, и, если это так, то мысль о том, чему мог научиться Шерлок за эти годы, обязательно осядет в его чертогах, упадет на дно и прорастет опасной лианой — липкой и цепкой. Воображение всегда сильнее реальности, Шерлок знает это, как никто другой. Круче секса только предвкушение секса, мысли о сексе, фантазии о сексе, само желание, и это происходит прямо сейчас. — Можешь гордиться этим, — так же ровно отзывается Майкрофт. — В любом случае, хорошо, что между нами не произошло чего-то, за что потом могло быть мучительно стыдно. Я сам виноват. Больше подобного не повториться. — Чего не повторится? — Шерлок выразительно поднимает брови. — Ничего же не было. — Ничего и не будет, — рыкает Майкрофт, похоже, растеряв все своё красноречие. — Никогда. Он снова отворачивается, Шерлок ложится тоже и быстро засыпает, не задумываясь о том, что только что было сказано. В словах Майкрофта он слышит лишь вызов для себя, пресловутое «слабо», и это все, что теперь имеет значение. Сегодня крепость дрогнула, а устояла лишь из-за досадной случайности. Шерлок же увидел все, что требовалось, и любые слова Майкрофта не смогут изменить главное — то, что между ними, реально. Игра продолжится, и победителей в ней будет двое.