Ookami no Kakyoku

      Хираку, как всегда, был точен в своих ожиданиях: на следующий день Момидзи лишь молча отворачивалась, когда он смотрел в её сторону, и спешила покинуть то место, где им довелось встретиться. И это случалось не раз — например, в столовой под большим деревом, где обедали хакуро-тенгу, или на обочине дороги, ведущей к храму Мория, где Хираку мучил свою флейту в свободное от несения службы время: по штатному расписанию, сегодня у него был свободный день, в том числе и из-за превышенного на час вчерашнего норматива. И даже на полянке, где тенгу любили развлекаться игрой в сёги: там Момидзи ушла прочь, даже не доиграв партию с Аей. И пусть против Аи она ничего не имела — хоть между ними и вспыхивали иногда ссоры, в последнее время они не имели претензий друг к другу, — кажется, присутствие Хираку её не на шутку расстроило.       Хотя в последнее время в деревне все были какие-то нервные, и отчего-то нарастало беспокойство. И говорят, не только в деревне…       В один из вечеров к ним пожаловала тануки, живущая где-то внизу, и поинтересовалась, не наблюдается ли здесь странных изменений. После долгого и серьёзного разговора с Тэммой-сама она покинула это место, судя по всему, отправившись выше, в храм Мория, а окружающие тенгу недоумевали: что же такое творится вокруг?       Вскоре кто-то заметил, что из центра бамбукового леса идёт густой дым — вероятно, там начался пожар. А когда солнце начало клониться к горизонту, немало тенгу оказались свидетелями того, как в тёмно-синем вечернем небе вспыхивают, словно фейерверки, облака даммаку-снарядов и сверкают лучи «мастер-спарка». Конечно же, пара неугомонных журналисток тут же ринулась туда — пропустить очередной инцидент для них было непозволительно, и даже Хатате, которая раньше предпочитала добывать фотографии из своего «Инспиритграма», не была против того, чтобы поприсутствовать там лично. Но несмотря на всю скорость тенгу, успеть до окончания битвы они не смогли, и единственное, что им осталось — это провожать взглядом уносящуюся куда-то вверх троицу решательниц инцидентов и пытаться разговорить побеждённых теми сестёр-цукумогами. И журналистки, несомненно, взяли у них коллективное интервью, за право опубликовать которое, вероятно, они ещё будут драться, вернувшись в деревню…       Очевидно, начался очередной инцидент.       На этот раз он прошёл не так гладко, как хотелось, и даже после, казалось, успешного возвращения Марисы, Рейму, и третьей решательницы инцидентов, Сакуи, с победой, о чём тут же вышли статьи в «Бумбуммару» и «Какаси», вслед за ними в Генсокё проникла одна личность…       Хираку прекрасно запомнил тот беспокойный вечер, когда над Генсокё, словно предвещая тяжёлую битву, собрались грозовые облака, и в свете молний хмурая, и казалось, уставшая Тэмма-сама, сама на себя не похожая, ходила вдоль стройных рядов офицеров армии тенгу, собравшихся по её приказу, и отбирала тех, кто должен будет войти в отряд, которому придётся бросить вызов опасному врагу.       — Капитан Шамеймару, отряд внешней разведки.       — Я!       — Лейтенант Инубашири, оборонительный отряд.       — Я!       — Лейтенант Химекайдо, отряд внешней разведки.       — Я!       — Вам надлежит поддерживать оборону горы со стороны наиболее вероятного появления противника, защищая ключевые точки. На вас будет поселение капп.       — Есть, Тэмма-сама!       — Майор Наганохара, оборонительный отряд.       — Я!       — Вам нужно сформировать взвод для обороны нашей деревни. Здесь у нас много военной силы, поэтому враг вряд ли рискнёт сунуться сюда, но быть беспечными тоже не стоит.       — Есть, Тэмма-сама!       — Полковник Сасахара, штурмовой отряд.       — Я!       — На вас оборона вершины и храма Мория. Организуйте бойцов из внешней разведки на анализ ситуации, и если что, принимайте бой. Скорее всего, если враг дойдёт туда, это означает, что мы уже побеждены, командование армией переходит к вам…       — Есть, Тэмма-сама!..       Хираку с каждым указанием, отданным Тэммой, замечал, как всё сильнее и сильнее дрожит её голос, и волнение передавалось и ему. Он попытался было попросить у неё разрешения отправиться на передовую вместе с отрядом Момидзи, но та грубо прервала его, сказав непреклонным тоном, что его место здесь. Спорить с ней было бессмысленно, да и кто он, чтобы возражать самой Тэмме-сама?..       По слухам, противник был настолько силён, что был способен перевернуть всю деревню вверх дном…       Впрочем, на деле всё прошло не так страшно, как казалось поначалу. Противник на шестой день вступил в бой с отрядом Момидзи, и похоже, сочтя, что этого с него хватит, не рискнул сунуться выше. Бой за Ёкайскую гору был выигран, и вскоре эта «десятидневная война» окончилась, когда та, кто бросила вызов Генсокё, аманодзяку по имени Сейджа, наконец, покинула его территорию со словами «Встретимся в Аду!» Очевидно, она имела в виду Бывший Ад, и лишь она направилась туда, в Генсокё опять воцарились мир и спокойствие.       И масштабный праздник, прошедший в храме Хакурей несколькими днями спустя, ознаменовал окончание этого долгого и тяжёлого инцидента…       Впрочем, для Хираку спокойствие не продлилось долго.       Уже через два дня после праздника он вновь стоял на посту: ему досталась самая тяжёлая утренняя смена. Время тянулось ужасно медленно, но окончание уже было не за горами, и он уже подумывал начать собираться, чтобы встретить того, кто придёт его сменить, как заметил вдалеке знакомую фигуру, что шла к нему, опустив голову.       — Момидзи?       — Ну, доброе утро, Хираку, что ли.       — Доброе… Ты зачем пришла сюда?       — Ты не хочешь меня видеть? Хорошо, я сейчас уйду…       — Нет, я просто спросил! Не надо…       — Ну, это… — Момидзи ещё сильнее вжала голову в плечи, и рассматривая камешки под ногами, задумчиво пробурчала:       — Я… Ну, немного подумала и решила, что была не права в тот раз, это… Ты, ну, прости меня, что ли, я что-то слишком, ну… дров наломала тогда, я…       Хираку усмехнулся про себя и в порыве чувств попытался обнять Момидзи, будто донося до неё мысль, что он не держит на неё зла.       — Э! — забарабанила она руками по его груди. — Отпусти! Если я прошу прощения, это ещё не значит, что можно себе позволять всякое! — Момидзи выкрутилась из его объятий и сердито посмотрела на него: тот осторожно, но добродушно улыбался. Ей почему-то захотелось обидеться, но сейчас и она сама поняла, что ведёт себя глупо и, не понимая, почему, рассмеялась. Вместе с ней засмеялся Хираку, и казалось, конфликт был исчерпан, как…       — Ооками! Ооками!       — Э? — Хираку и Момидзи обернулись на подбежавшего к ним хакуро-тенгу.       — Сакамото? Что случилось?       — Ооками, тебя после твоей смены вызывает к себе Тэмма-сама.       — Э?       — Я тоже пойду, — вмешалась в разговор Момидзи.       — Но… Но Тэмма-сама говорила только об Ооками…       Когда они оказались перед входом в приёмную Тэммы, Сакамото быстро проскользнул к главнокомандующей — и через минуту вернулся: Тэмма-сама разрешила Момидзи присутствовать, мотивировав это тем, что «я попросила Ооками зайти ко мне, но не говорила, что ему запрещено кого-то с собой приводить».       И вот Хираку вдвоём с Момидзи вошли внутрь.       Тэмма-сама сидела за столом, задумчиво крутя в руках помятый конверт. Перед ней лежало, очевидно, содержимое этого конверта — чьё-то письмо.       — Добрый день, Ооками.       — Приветствую вас, Тэмма-сама!       — У меня тут есть к тебе несколько вопросов, и я уверена, ты знаешь на них ответ. Давай я пока зачитаю тебе то письмо, что мне не так давно пришло — я уверена, тебе это будет очень интересно. Эх, если бы не инцидент, я бы спросила тебя раньше об этом, но пришлось отложить. Итак, — она положила конверт и взяла в руки письмо. — «Здравствуй, дорогая Тэмма. Прошло уже две сотни лет с тех времён, когда мы виделись с тобой на последнем конвенте тенгу на Фудзи. Ты тогда говорила, что ваша деревня согласно плану некой Юкари Якумо подлежит переносу в некое закрытое пространство с проектным названием Генсокё. Жаль, что я с тех пор не могу тебя увидеть. Тут дела идут не очень хорошо: ёкаи потеряли веру, и от нашего былого могущества остались лишь жалкие крохи. Охрана врат Ёми под угрозой, а с тех пор, как мой сын пропал без вести, а из отправившихся за ним моих дочерей вернулась только Саки, ситуация стала критической. Пятьдесят лет назад после тяжёлой и продолжительной болезни скончалась Кадзуко, и теперь судьба этой деревни висит только на мне. Я, конечно, готовлю из моей единственной оставшейся дочери достойную наследницу, но я не уверен, что она справится: у неё нет той силы, что должен был получить Ичиро, и потому я не знаю, что дальше делать. Поэтому я прошу твоей помощи, дорогая Тэмма, хотя ты, наверное, никогда не могла бы подумать о том, что гордый Синдзи когда-то будет тебя о чём-то просить. Быть может, нам следует подумать о том, чтобы объединить наши усилия и охранять врата Ёми вместе — возможно, даже перенеся их и всю нашу деревню в Генсокё, если только оно ещё существует: ведь мои отряды, обследовав Яцугатаке, так и не нашли там ни одного следа вашей деревни, когда вы ушли. Очень надеюсь на то, что ты получишь это письмо, Тэмма, и что до меня дойдёт твой ответ. Заранее благодарю тебя за любое твоё решение. Главнокомандующий деревней Ёмимура, Синдзи Идзуми».       Тэмма подняла глаза на Хираку и ехидно улыбнулась.       Тот стоял ни жив ни мёртв, с совершенно шокированным выражением лица. Момидзи испуганно переводила взгляд то на него, то на Тэмму-сама.       — Ну что ж, я должна была тебе сказать, что все эти шестьсот лет я знала, кто ты. Тебе, несомненно, знакомо каждое из имён, что перечислены в этом письме, и потому я тебя спрашиваю: что ты мне ответишь про то, что сказано здесь, а, Ичиро Идзуми?       Несколько минут в приёмной Тэммы стояла гробовая тишина — такая, что было заметно, как шуршат занавески на окне, и как потрескивает пламя свечи, стоящей на столе у главнокомандующей.       — Э-э… Тэмма-сама, вы же видите, что он ничего не понимает, что вы ему говорите, конечно же, он никого не знает, и вообще это какая-то ошибка… — начала было Момидзи, но Хираку, наконец, вышел из ступора.       — Значит… значит, мама умерла, а Мио-тян… так и не вернулась? И лишь потому, что они с Саки-тян решили отыскать меня?.. — он закрыл лицо руками, и всхлипывая, бессильно опустился на колени.       — Получается, так, Ичиро. Не кажется ли тебе, что ты слишком много зла принёс своим родным этим своим поступком?       — Но я… Я просто хотел быть собой, а не тем, кем меня хотели сделать там… Я просто…       — Тем не менее, оправдываться уже бесполезно. Как ты видишь, многое непоправимое уже произошло, и быть может, произойдёт ещё многое другое. Пока ты здесь, можно сказать, отдыхаешь, твоим родным тяжело без тебя, и быть может, если бы ты остался дома, то ничего этого бы не произошло.       — Хираку, что всё это значит? — Момидзи, не понимая, что происходит, присела рядом со своим другом. — Скажи, что это всё ерунда, ты ведь никогда не рассказывал никому ничего подобного? Что за какая-то другая деревня, что за Идзуми, это ведь какая-то ошибка! Ошибка! Ведь правда?..       Хираку, не прекращая всхлипывать, остановил Момидзи, подняв руку.       — Н… Нет, всё это — правда… И… Я… Я много кому ничего не рассказывал, я… Я просто не хотел, чтобы меня… Чтобы считали меня потомком Идзуми и требовали от меня того, чего я не хочу и не могу… И я почти что был уверен, что всё… Что всё прошло, что они нашли свой путь, а я свой, а оно… Вот оно всё как…       — О чём ты говоришь? Неужели… Неужели ты вот так вот бросил свою семью, свой долг… Но это ладно, почему ты мне врал всё это время? Почему, Хираку? Что за ерунда творится? А что ещё ты мне не говорил? Может, я о тебе много чего не знаю, и может, ты… я даже… Я даже боюсь представить, кем ты можешь быть! Ты, ты, ни на что не годный щенок, предатель родных, лжец и… и… я даже не знаю, кто! Всё, я не хочу иметь с тобой дела! — Момидзи, раскрасневшаяся от гнева, вскочила, и отойдя от Хираку и в последний раз бросив на него полный злобы взгляд, вышла, громко хлопнув дверью.       В другой раз за такое поведение при Тэмме-сама Момидзи, определённо, ожидало бы суровое наказание. Но сейчас главнокомандующая не могла её ни в чём винить — в конце концов, новости, что она поведала Хираку и Момидзи, не могли не шокировать их.       — Идзуми, встань, когда говоришь со мной, — она вышла из-за своего стола и подошла к Хираку. Тот кое-как поднялся с пола, но всё равно не осмелился поднять глаза на Тэмму.       — Правда, жизнь способна нанести тебе сокрушительный удар именно тогда, когда ты этого ожидаешь меньше всего?       Хираку, не в силах произнести ни слова, кивнул.       — Но в таких случаях, хоть потерянного и не вернёшь, приходится жить дальше. И именно потому, что это письмо действительно касается прежде всего тебя, мне и нужно, чтобы ты выполнил моё поручение.       — Какое… поручение, Тэмма-сама?..       — Я хочу, чтобы ты отнёс мой ответ на это письмо обратно. В свою родную деревню. Да-да, Идзуми, ты должен сделать это сам.       — Что… Что, если я откажусь?..       — Идзуми, ты же понимаешь, что у тебя нет выбора. Если ты откажешься выполнить мой приказ, я вполне могу изгнать тебя из деревни за неповиновение. И тогда, в соответствии с моими полномочиями и обязанностями, мне придётся доставить тебя в родную деревню силой — ведь оттуда тебя, на самом деле, никто не отпускал. Это нечто вроде возвращения потерянной собственности, скажем так. Ну что, ты согласен?       — Вы… Вы сами сказали, что у меня нет выбора, Тэмма-сама.       — Ну что ж, хорошо. Тогда я дам тебе знать, когда всё будет готово. Мне нужно ещё много с кем посоветоваться — с Якумо-сан, с представителями людей Генсокё, с нашими жителями — но, думаю, в течение четырёх-пяти лет мой официальный ответ будет составлен. Так что жди момента, Идзуми, а сейчас можешь считать себя свободным.       Тэмма вернулась за свой стол, и пока Хираку, повесив голову, направлялся к выходу, она смотрела ему вслед. Лишь дверь за ним закрылась, она тяжело вздохнула и опустила голову на руки.       Да, она ожидала такой реакции. Она прекрасно понимала, сколько горя это известие принесёт Хираку — но держать от него всё в тайне было бы нечестно. Она могла догадаться, что Момидзи тоже будет чрезмерно удивлена и может выкинуть что-то неподобающее — но Тэмма была и к этому готова. И кажется, поглощённые своими собственными переживаниями, они так и не заметили, насколько волновалась сама главнокомандующая.       Страшно было получить письмо от своего старого друга, про существование которого уже четверть тысячелетия она не слышала ни одной весточки. Кто знает, что с ним случилось за это время? Тем более, что многие жители Генсокё говорят, что во Внешнем мире ёкаи вообще вымерли, так что надеяться на нечто положительное было практически бесполезно. И не менее страшно было рассказывать содержание письма тому, к кому оно самым прямым образом относится…       И вновь та же мысль посетила её: правильно ли она тогда сделала? Тогда, шестьсот лет назад, когда, казалось, полагаясь на свою интуицию, додумалась поставить молодую курсантку Инубашири на её первые смены по охране территории. Тогда, когда, услышав, что её воспитанница кричит «Стоять, нарушитель!», она отправилась узнать, в чём дело, и, увидев тенгу-чужака в запылившемся дорожном костюме, безо всяких разговоров приняла его в состав деревни и дала ему имя, несмотря на удивление курсантки. Тогда, когда она додумалась сделать очевидные выводы, узнав на очередном конвенте тенгу, что из деревни Ёмимура двести лет назад пропал сын главнокомандующего. Тогда, когда она решила хранить происхождение Хираку в тайне до наступления подходящего момента… И сейчас, когда она посчитала, что этот момент наступил.       Тэмма тяжело вздохнула. Кинув усталый взгляд на улицу, она поднялась и, задёрнув шторы, села обратно.       Каждый тенгу, что жил в деревне, был ей знаком. Про каждого она, словно родная мать, знала, в чём он нуждается, что может предложить деревне, какие проблемы перед ним стоят и чего он достиг здесь. И пожалуй, тот, кому она в своё время дала простую фамилию Ооками, сейчас отчаянно нуждался в помощи — но не от неё, Тэммы, эту помощь ему следовало ожидать.       — Что ж, я надеюсь, что всё с этой ситуацией сложится нормально… — Тэмма прошептала себе, постаравшись хоть немного успокоиться: теперь от неё уже ничто не зависело.