Де Лер
14 июня 2017 г. в 15:31
В тот вечер Мари, как всегда, вальсировала на балу с Францом, любовно глядя ему в глаза.
«Я люблю только тебя. Вопреки всему», — читалось в этом взгляде.
Молодые люди не замечали никого и ничего вокруг, когда к ним подошел светловолосый мужчина с пронзительно-голубыми глазами и заостренными чертами лица, что лишало его всякой привлекательности.
— Разрешите украсть эту прелестную даму на один танец, мсье, — хрипло попросил незнакомец, и Дебре не оставалось ничего иного, как согласиться, хотя Мари заметила, как недобро сверкнули его глаза.
— Ну и кто этот шельмец? — хмуро осведомился Франц, когда Мари вернулась.
— Барон де Лер, — отмахнулась девушка-мой старый знакомый. В свет выходит крайне редко, мрачный, нелюдимый тип.
— Видел я, как этот «мрачный и нелюдимый» смотрел на тебя, — буркнул Дебре и поморщился, положив ладонь на левую сторону груди.
— Кольнуло… — пояснил он в ответ на тревожный взгляд Мари.
— Ревнивец, — с ласковым укором сказала она, проведя ладонью по его волосам. — Успокойся…
— Не могу, — простонал он. — Когда думаю о том, что могу потерять тебя, сердце заходится…
— Ты меня никогда не потеряешь.
На следующий день влюбленные мирно завтракали, когда в столовую вошла Ирени с охапкой алых роз и протянула ее хозяйке.
— От кого? — нахмурился Франц.
Мари достала из букета записку, и, пробежав по ней глазами, смяла листок.
Дебре вырвал записку из рук Мари, зачитав:
Лучшей из женщин.
Ваш Алекси де Лер.
— Франц, я…
— Уйдешь к нему? — глухо спросил он, тихо всхлипнув и опустив голову.
— Франц, посмотри на меня…
Дебре покорно поднял на Мари подернутые слезной дымкой глаза.
Девушка мягко стерла слезы с глаз возлюбленного:
— Я только твоя… И с де Лером у меня ничего нет…
— Я не переживу, если потеряю тебя, — прошептал Франсуа, глядя в одну точку.
— Франц, послушай меня… Франц!
Мари в испуге отпрянула, когда юноша встал из-за стола и принялся в припадке истерики метаться по комнате, кляня себя на чем свет, а после опустился на колени и разрыдался так отчаянно и безутешно, что у Мари сжалось сердце.
Девушка опустилась на пол рядом с ним и прижала враз обмякшего, но все еще продолжавшего всхлипывать маркиза к себе, убаюкивающе и бессвязно шепча:
— Франц… Я здесь. Я рядом и всегда буду рядом с тобой. Я люблю тебя!
С того дня ранимого, нежного, заботливого Дебре точно подменили. Он легко срывался на Мари по пустякам, часто припоминая ей тот злосчастный букет, часто распускал руки, обвинял захлебывающуюся слезами девушку в неверности, том, что она его никогда не любила и вся ее забота была напускной, часто подчеркивал, что мнение Мари для него ничего не значит, и то и дело доводил герцогиню до истерики, настойчиво требуя от нее выполнения всех своих прихотей, в числе которых была и треклятая игра в преферанс.
Так продолжалось два года. Два года, в течении которых холодность чередовалась с резкостью и грубость — с безразличием. Изредка измотанной, бледной, боящейся лишний раз сказать слово и поднять глаза герцогине давалась кратковременная передышка в виде нескольких дней раскаяния ее мучителя. В такие моменты Франц становился прежним, лучился заботой и нежностью, но едва Мари начинала приходить в себя и верить, что Франц исправился, как все возвращалось на круги своя.