Сведенные судьбой

— Столько лет прошло… — вздохнула Мари, с наслаждением отпив немного терпкого кофе и, грустно посмотрев на сидящего рядом Айзека, тихо спросила: — Почему ты тогда уехал? Почему в глаза мне не сказал о своих чувствах? — Думал, что они не взаимны, — пожал плечами граф. — Боялся услышать отказ и потому счел за благо молча исчезнуть из твоей жизни. — Я думала, тебе нравится Ребекка де Флер… Ребекка, рыжеволосая, зеленоглазая тихоня, была близкой подругой Мари, и молодые люди часто гуляли втроем. Во время таких прогулок граф то и дело осыпал де Флер комплиментами и дарил ей цветы, чем безумно раздражал Мари, которой требовалось все ее самообладание, чтоб не выдать своих истинных чувств. — Ребекка, бесспорно, красивая, интересная барышня, но мое сердцебиение учащалось, только когда рядом была ты, Мари… «Какой же ты трус, Айзек де Вард! Найди ты в себе силы признаться тогда, все могло бы быть иначе, но ты предпочел просто сбежать! А ведь мне ты всегда казался смелым и дерзким юношей», — с грустью подумала Мари, а вслух сказала: — Я очень долго не оставляла надежды однажды встретить тебя. Где ты пропадал все это время? — В Нормандии. Первые несколько дней беспробудно пил, став завсегдатаем половины нормандских кабаков, а потом как-то закрутилось все, завертелось… — грустно ответил он и, выдержав недолгую паузу, спросил: — А как жила ты? Мари вкратце, не вдаваясь особо в подробности, изложила другу детства события своей жизни за прошедшие четыре года, но и этого хватило, чтобы де Вард ужаснулся. — А все могло бы быть совсем иначе, — грустно усмехнулась Мари. — ты ведь мне тоже был не безразличен, Айзек… — Каким же я был глупцом, — выдохнул де Вард, стараясь не смотреть ей в глаза. — Может быть, еще не поздно все вернуть? — тихо спросила девушка, с надеждой глядя на Айзека. — Я помолвлен, милая, — глухим голосом, в котором слышалось отчаяние, ответил он. — Но мы можем попробовать встречаться тайком. И если чувства вернутся, я разорву помолвку. Мари, не ожидавшая такого поворота событий, поперхнулась остывшим кофе и, с трудом откашлявшись, еле заметно кивнула. *** Дробный стук, раздавшийся в гостиной, заставил Мари распахнуть окно, и в помещение влетела очаровательная белая голубка, к лапке которой было прикреплено небольшое послание, свернутое трубочкой. Мари взяла депешу, бегло прочитав ее. — Кто пишет? — поинтересовался Айзек, лениво попивая виски. Мари вздрогнула, оглянувшись на гостя и спешно поднесла послание к горящей свече. — Понятно… — губы молодого графа исказила сардоническая усмешка. — Ты все еще общаешься с ним… Неужели ты не понимаешь, как больно этим делаешь мне, Мари? «Больно? Интересно получается! Можно подумать мне не больно от того, что ты я не могу понять, кто я для тебя?! Если ты меня не любишь, так к чему все эти нежности, а если любишь, то почему так редко бываешь рядом, появляясь на несколько минут в день и сразу исчезая, точно пустынный мираж?!» — подумала Мари, но нашла в себе силы улыбнуться и спросила, словно бы шутя: — А ты никак ревнуешь? — Ревную, — тихо и серьезно отозвался он. — Не знаю, по какому праву, но я ревную тебя, Мари! Ревную, точно безумный! — Кто мы друг другу, Айзек? — устало спросила девушка, измученная тремя месяцами неопределенности. — Не знаю, Мари… Пока не знаю. Знаю только, что ты нужна мне, милая, — вздохнул де Вард и, поцеловав растерянную и подавленную Мари в щеку, направился к выходу. «В этом мире нет ничего хуже неопределенности», — подумала Мари, оставшись одна. — «Как же это тяжело — не понимать, КТО ты для человека, который с одной стороны явно дает понять, что ты — больше, чем друг, а с другой — держит тебя на расстоянии вытянутой руки!» Три месяца кратковременных, сумбурных встреч вкупе с неопределенностью, измотали девушку настолько, что хотелось выть, рвать и метать. Дабы хоть немного развеяться и прийти в себя, Мари вышла из дома и, полностью погруженная в невеселые размышления, побрела по залитой солнцем аллее, сама не замечая, что по щекам помимо воли катятся слезы. — Мадам, что с Вами? Вас кто-то обидел? — ворвался в ее размышления мягкий грудной голос, похожий на размеренное мурчанье кота.