Сведенные судьбой

— Нет-нет, мсье, все хорошо, — Мари спешно отерла влажные от слез глаза и постаралась улыбнуться. — И все же, миледи… — Все правда в порядке, — повторила Мари, исподволь разглядывая незнакомца. Это был молодой, далеко не стройный мужчина лет двадцати пяти, с маленькими близко посаженными глазами, в черной бездне которых плескалась странная смесь хитрости с показной веселостью и добродушием и крупными чертами лица, что, как отметила Мари, вкупе с тонкой полоской смолисто-черных усов над губой, придавало ему немалое сходство с сытым, вальяжным котом. — Погадаете мне, миледи? — вдруг спросил он. — С чего вы взяли, что я гадалка? — искренне удивилась Мари, сев рядом с незнакомцем. — У вас на шее очень характерное украшение, — добродушно улыбнулся мужчина, став еще больше похожим на представителя семейства кошачьих. — Такое обычно носят цыганки. — Ах, вы об этом, — усмехнулась герцогиня, посмотрев на монисто, ставшее, вопреки правилам света, ее бессменным украшением после расставания с Дебре. — Люблю подобные безделушки. — Простите бога ради, но это не вы несколько месяцев назад танцевали на набережной? Мари, с позволения любящей все необычное Анны Австрийской, переставшая после разрыва с Францем скрывать некую толику своей принадлежности к кочевому народу, согласно кивнула. — Вы были неподражаемы, — улыбнулся он. — Но сейчас в ваших глазах явно властвует грусть, и это рвет мне сердце, мадам… — Ягори, — ответила Мари, сама себе удивившись. — Просто Ягори. — Франсуа де Сагар, — улыбнулся незнакомец. «Господи, ну почему мне так „везет“ на мужчин с этим именем?!» — подумала девушка. — Все в порядке? — Да, мсье, не беспокойтесь. — Знаете, я ведь тоже имею косвенное отношение к цыганам, — вдруг улыбнулся де Сагар. — Правда? — изумилась Мари, — И какое же? — Я учился у этого кочевого племени азам магии. — Ту сам ром? — машинально спросила Мари, но, видя непонимание в глазах нового знакомого, спохватилась, спросив уже по-французски: — Вы цыган? — Нет, — дробно рассмеялся собеседник, — но цыгане почему-то взялись обучать меня магии, уж не знаю, почему. — Но разве Вы, общаясь с ромА, не выучили язык хотя бы на уровне разговорного? -изумилась Мари. — Меня интересовала только магическая сторона вопроса, — пожал он плечами. Так, болтая обо всем и ни о чем, они просидели в парке до вечера и, под конец первой встречи, Мари стало казаться, что она уже давно и хорошо знает господина де Сагар. — Мне пора, — спохватилась Мари, заметив, что в ночном небе яркими искорками зажглись первые звезды. — Позвольте, я провожу Вас. — Не стоит, я дойду сама, — улыбнулась Мари. — Но могу ли я хотя бы надеяться на новую встречу? — в голосе де Сагара звучала явная робость и смущение. — Можете, — улыбнулась Мари и, не оглядываясь, пошла прочь, ощущая на себе пристальный взгляд. Прошло несколько дней, наполненных долгими разговорами и прогулками по городу с утра и до позднего вечера. Мари все больше проникалась доверием к заботливому и ласковому, хотя и немного странному юноше. Но называть его по имени она не могла. В памяти сразу всплывал образ Дебре в купе со странной примесью нежности, основанной на привычке, и обиды, поэтому она дала Сагару прозвище мыртАно*, порой трансформирующееся в ласковое мыртАноро.** — Ты грустишь сегодня, — юноша тревожно посмотрел на свою непривычно тихую спутницу. — Что-то случилось? Его голос, так похожий на мурчание кота, убаюкивал Мари, подкупая ее своей нежностью и спокойствием тона, и она сама не заметила, как, захлебываясь слезами, рассказала Мыртано все, начиная от того ада, в который превратилась ее жизнь стараниями его тезки и заканчивая вконец измучившим ее неопределенностью де Вардом. — Я неплохо разбираюсь в людях, милая, и, на мой взгляд, он держит тебя в качестве запасного варианта на случай, если у него что-то пойдет не так, — мягко отозвался Мыртано, выслушав ее. — Нет, он не такой, — всхлипнула Мари, кусая губы и пытаясь унять слезы. — Айзек добрый, честный юноша. — Угу, — медленно кивнул де Сагар, в голосе которого слышалась насмешка. — Такие, как он, всегда очень добрые, очень честные и всегда сами не знают, чего они хотят. И поэтому легко теряют то сокровище, которое даровано им судьбой. Мари, давно отвыкшая от комплиментов, смущенно улыбнулась. — Ты особенная, Мари, я никогда не встречал таких добрых, светлых, нежных девушек, -проникновенно продолжал Мыртано, баюкая ее плавным журчанием речи. — Клянусь тебе, если ты останешься со мной, ты никогда не почувствуешь себя лишней, ненужной, нелюбимой. Для меня ты никогда не будешь запасным вариантом, не будешь одной из многих, не будешь мучиться вопросом о том, любима ли ты, потому что ежедневно, ежеминутно будешь чувствовать мою любовь в которой я не дам повода усомниться! — Мыртано… — сбитая с толку такой пламенной речью, Мари задумчиво опустила очи. — Я люблю его, понимаешь? — Понимаю, — кивнул он. — И Айзек тоже понимает это и думает, нужна ли ему эта любовь? Но, Мари, любовь такой девушки подобна россыпи драгоценных камней. И пока один мнит себя ее хозяином по праву, а второй думает, снизойти ли ему до того, чтобы взять клад, который дарует ему судьба, третий просто возьмет этот клад и сделает его хранительницу самой счастливой женщиной на свете! Встречи Мари и Айзека тоже имели место быть. Они были столь же коротки, мимолетны и нежны, как раньше, что окончательно сбивало девушку с толку. В то утро Мари вместе с Мыртано пили чай в ее поместье, греясь в золотистых лучах по-летнему теплого солнца, когда в окно начали стучать голуби, один за другим прилетающие в поместье. Открыв окно, Мари взяла послания и прочла их, после чего улыбка, игравшая на ее губах мгновенно угасла, а на глаза навернулись слезы. — Мари, драгоценная моя, что с тобой? — Мыртано тревожно обнял ее за плечи. — Я должна ехать, Мыртаноро… Должна быть рядом с Дебре… Мужчина бросил беглый взгляд на три послания, задумчиво процитировав их: «Мари, мне плохо. Вернись, умоляю! Я так хочу обнять тебя!» — Мыртано, я должна ехать! Он раскаялся! Ему плохо! — бессвязно выкрикивала обезумевшая Мари, душу которой острой волной затопила жалость к своему мучителю, метясь по комнате и сверкая глазами. — Мари, послушай меня, — тихий, ласковый, баюкающий голос словно бы ввел безвольно опустившуюся в кресло герцогиню в транс. — Он давит на жалость. Он знает, что «мамочка» не бросит свое «дитя», примчится и все простит, и можно будет дальше куражится над ней, прикрываясь болезнью и планомерно доводя «мамулю» до бедлама*** или подводя к краю пропасти. Поверь, ему польстит, что из-за него девушка в прямом смысле слова сошла с ума или расхотела жить. А уж если ты вернешься к нему, отказавшись РАДИ НЕГО от той свободы, которую обрела сейчас, так это и вовсе поднимет его самооценку до небес. — Но он говорит, что хочет обнять меня, — возразила Мари, чувствуя, что не может противиться воле этого ласкового голоса. — Сharming****, — усмехнулся Мыртано, — не обнять он тебя хочет, а схватить за горло и снова бросить гордую цыганку на колени и заставить целовать пыль от своих сапог. Не позволяй ему сделать это, Ягори! Умоляю, не дай снова поставить себя на колени! Мари вздрогнула, когда Мыртано зашелся в приступе нервного, судорожного кашля и обняла его, тихо прошептав: — Не бойся, я не сдамся. — Я так боюсь потерять тебя… Так боюсь, что ты исчезнешь, — судорожно проговорил он, глядя на Мари так, словно вот-вот расплачется. — Не бойся, — улыбнулась Мари, — поезжай домой, отдохни. Мне надо побыть одной. Едва за де Сагаром захлопнулась дверь, как в распахнутое окно влетел еще один голубок. «Умоляю, всего одна, последняя встреча. Я умираю, Мари». Прочитав текст, Мари содрогнулась всем телом и, забыв обо всем на свете, помчалась в поместье, где провела последние четыре года. — Я знаю, что у тебя есть жених, — глухо сказал Дебре, едва увидев Мари. — Вчера он прислал мне депешу с просьбой оставить тебя в покое. — Допустим, это так, — отозвалась Мари, стараясь казаться как можно более равнодушной. — Что дальше? — Прошу, отмени свадьбу, любимая! — взвыл Франц, упав на колени. — Я был полным глупцом, идиотом, сволочью, но я люблю тебя, Мари! Я не смогу без тебя! — Зачем тебе ошибка природы? — глухо спросила девушка. — Я люблю тебя! Я изменюсь, исправлюсь! Стану таким, каким ты захочешь, только вернись! -в порыве лютой истерики умолял Франц. — А как же твоя любимая игра? — саркастично спросила Мари, сердце которой болезненно сжалось. — Да пропади он пропадом этот чертов преферанс! — заходясь слезами взвыл Дебре. -Прости меня, любимая… — Нет, Франц, — тихо ответила Мари, поражаясь тому, откуда взялись силы отказать. — Что меня ждет с тобой? Иллюзия! Мираж! Постоянные упреки, издевательства, унижения и слезы раскаяния, как милость с барского плеча! — Этого не будет, Мари, клянусь тебе! Но если ты твердо все для себя решила, то спасибо тебе за четыре года безмерного счастья и передай своему жениху, чтоб он любил и берег тебя так же, как любил и берег тебя я… Слушать дальше Мари, сердце которой разрывалось от боли, не могла и опрометью кинулась прочь. Мари не помнила, как добралась до дома. Зайдя домой, девушка увидела четыре послания, мирно лежавшие на столе, в последнем из которых было только три слова, спешно начертанных рукой Айзека: «Не отвечаешь… Прощай» «Айзек, мне просто было некогда, только сейчас я увидела твои послания», — дрожащей рукой вывела Мари и, отправив почтового голубя, разразилась неконтролируемыми рыданиями, перемежающимися с истерическим смехом. «Второй раз он исчез. Второй раз исчез, стоило мне ему поверить!» — Звездочка моя золотая, послушай меня, — словно сквозь толстый слой воды услышала девушка мелодичный голос с «кошачьими» нотками, — слушай мой голос, девочка. — Мыр…тано? — закашлявшись, спросила девушка, судорожно всхлипнув, и из нее рекой полились бессвязные слова: — Айзек… записка… Франц… Я говорила с ним… предатель!!! — Ты все-таки ездила… И про этого «очень честного» я же тебе говорил, — с ласковым укором произнес Мыртано обняв герцогиню, и, мягко чеканя слова, произнес: — Все закончилось… ты молодец… Ты больше не раба Дебре… Ты СВОБОДНА. А со слезами выходят последние капли яда, которым он травил твою душу… Это пройдет… Я помогу тебе справиться с болью, Мари. Все позади. Никто и никогда больше не сделает тебе больно. Никто не станет тебя неволить и заставлять. С твоим мнением будут считаться, Мари. Все позади… Выходи за меня, Мари де Шеврез! Я подарю тебе кольцо с красным камнем, таким, который завораживает тебя, и никогда больше ты не станешь плакать! — Согласна… — одними губами выговорила Мари, чувствуя, как жгут сердце те три простых слова, написанных на бумаге.