Сведенные судьбой

— Счастье, ты — глубже моря, Счастье, ты — выше неба! Счастье, оно, быть может, Людям нужнее хлеба! — пропела Мари, давясь слезами и судорожно всхлипывая. — Тебя снова накрывает морок, — понимающе вздохнул Мыртано, гладя герцогиню по плечу. Она и сама не понимала, что происходит, но с момента той роковой поездки ее стало неодолимо тянуть ДОМОЙ, к Франсуа. Воспоминания о прожитых с ним годах, светлые, теплые, нежные, точно дуновение летнего ветерка, то и дело всплывали в памяти, сводя Мари с ума. — Я должна вернуться, Мыртаноро! Должна! Должна быть с ним! Я хочу вернуться! — не помня себя, вскрикнула Мари. — Я хочу к нему… — Звездочка моя золотая, послушай меня… Послушай меня внимательно. Ты хочешь вернуться и это нормально. Ты просто боишься, что, уйдя от него, ты рано или поздно останешься одна, но это не так, Мари! Я всегда буду рядом. Я всегда вытру твои слезы, если вздумаешь плакать, всегда согрею, если тебе будет холодно. — Но Франц… — Дебре просто хочет снова подчинить тебя себе, а когда поймет, что ты вновь у его ног, будет куражиться, издеваться над тобой еще сильнее, Мари! Помнишь, ты рассказывала, как он унижался перед тобой, чтоб ты вернулась? Мари сдавленно кивнула. — Он унижался, как дворовая шавка, — презрительно фыркул Мыртано. -Он был готов на все, чтобы «любимая игрушка», которую у него отняли, снова к нему вернулась. И ты правда думаешь, что он ПРОСТИТ тебе это унижение? Если ты вернешься, он отыграется на тебе ЗА ВСЕ, потому что ни один мужчина ТАКОЕ не простит. И в конечном итоге он бросит тебя, и ты сама наложишь на себя руки, чему он будет безгранично рад. — Ирени, граф де Вард не давал о себе знать? — содрогнувшись от столь «радужных» перспектив, спросила Мари проходившую мимо служанку. — Нет, госпожа, если бы послания были, я бы тотчас передала их Вам. Мари горестно вздохнула. От садовника, следящего за растениями в поместье Айзека, она знала, что граф де Вард уже неделю не появлялся дома, а это могло значить только одно: он снова исчез из ее жизни. — Ягори, милая, если бы ты действительно для него что-то значила, он не испарился бы второй раз, прекрасно зная, как много он значит для тебя, — промурлыкал Мыртано, обняв ее. — Он бросил тебя второй раз. Предал второй раз. Почему этот человек так дорог тебе после всего? — Правило серебряной подковы, — вздохнула Мари. — Что? — У цыган есть поговорка: первая любовь, как серебряная подкова — не ржавеет, — усмехнулась девушка. — Первая любовь с чьей стороны? С твоей или с его? — Взаимная. — Звездочка моя родная, когда любят — не исчезают, понимаешь? — ласково спросил Мыртано. — И не мучают неопределенностью. Когда любят — не ранят. — Я прилягу, ладно? — тихо попросила Мари и, поманив за собой Ирени, ушла в спальню. — Прикрой меня, скажи, что сплю! — взмолилась герцогиня, плотнее закрыв дверь. — А Вы… — Домой, — кивнула Мари, правильно поняв ее догадки. — Зачем Вам это, госпожа? — ужаснулась Ирени. — Хочу понять для себя кое-что… — вздохнула Мари. — Прикрой… — Езжайте спокойно, Ночка под окном стоит, — улыбнулась верная служанка. Счастье — судьбы страница. Счастье — мне быть с тобою! Счастье, пусть вечно длится то, что Зовут любовью! — звучало в ушах, пока девушка, загоняя лошадь, мчалась к поместью. Вбежав домой, Мари буквально повисла на шее ошарашенного Дебре, осыпая поцелуями его лицо. — Не уходи, — взмолился он, — только не уходи… — Никогда… Никогда, мой хороший. Я здесь. С тобой… — судорожно прошептала Мари, гладя Дебре по щеке. — А что ты скажешь своему жениху? — ошеломленно спросил Франц. — Правду… — Зачем тебе жить с тем, от кого тебе одни страдания? С тем, кто, скорее всего, никогда не решится сделать тебе предложение? Что я могу тебе дать? Ровным счетом ничего! Теперь у тебя новый Франц! Иди к нему и будь счастлива, но знай, что я всегда приму тебя назад… — Но Франц… — Уходи! Мари, захлебываясь слезами, кинулась прочь. Он сам прогнал меня, обыграв все так, словно это он меня бросил! — с ужасом осознала она. -Мыртано был прав… Прав… Он был прав! На ватных ногах Мари, шатаясь, вошла домой и кинулась в объятия без слов все понявшего де Сагара. — Он хотел сделать тебе побольнее, милая… — Ты был прав… Во всем… — Я просто знаю людей, — с сожалением вздохнул он. Мари металась, заходясь в истерике уже третий час. — Девочка моя, мы все выдержим… Это страшная, переломная ночь, но мы ее переживем, а дальше будет легче, солнышко, — прошептал он, когда герцогиня, вконец обессилев, упала на подушку, забывшись тяжелым сном. Прошло две недели, в течение которых Мари отказывалась от еды и практически не переставая плакала, вспоминая последнюю встречу с Дебре, ставшую ее наваждением. — Все будет хорошо. Прошлое осталось в прошлом. Теперь у тебя есть человек, для которого ты — вся его жизнь, — шептал Мыртано, обнимая девушку, когда в комнату вошла Ирени, отдав в руки своей хозяйки небольшую депешу. — Де Вард… — понимающе улыбнулся Мыртано. — Пишет, что ему нужно было время разобраться в себе, что я ему нужна, — кивнула Мари, лицо которой озарила счастливая улыбка. — Солнышко, а где он был, чувствительный наш, в эти две недели, когда был тебе так нужен? — вкрадчиво поинтересовался Мыртано. — разбирался в себе? В чем разбираться-то? Если ты ему нужна, он будет рядом, а не исчезнет. Милая, вспомни, я хоть раз ошибся? — Нет… — побелевшими губами отозвалась Мари, вспомнив события двухнедельной давности. — Он так и будет мучить тебя неопределенностью и в один прекрасный день снова исчезнет, потому как наиграется с тобой… — Айзек не такой! — негодующе воскликнула Мари. — Хоть раз я ошибся? Хоть раз соврал тебе? — тихо спросил юноша. — Нет… — Я не хочу, чтобы тебе снова сделали больно, Мари, — мягко сказал де Сагар. — послушай меня, поверь мне, Мари. Поверь наконец, и отдай послание… Словно в тумане, подчиняясь баюкающему тону голоса, противиться которому было выше ее сил, Мари отдала депешу юноше, безвольно наблюдая за тем, как листок горит в пламени свечи.