Хочется петь и летать, Летать и петь… И не думать о ваших словах, Ваших жестоких словах…
Ей отчего-то кажется, что он похож на чайку. Такой же живой, движущийся, говорящий, думающий… Далёкий. Полы лабораторного халата развеваются подобно махровым крылам, а морскую песню заменяют рассуждения вслух. Она сидит у дальней стены лаборатории, прислонившись спиной к холодной обшивке. Где-то позади, скрытое звукоизоляцией, гудит ядро «Нормандии». Он скачет по лаборатории, как ужаленный, постоянно разговаривая сам с собой. Умиротворяющая атмосфера. Затишье перед бурей. — Мордин… — начинает она осторожно, торопясь высказать пришедшую в голову мысль. Он поднимает на неё полуудивлённый взгляд, за мгновение вспоминает, что тут есть кто-то ещё, хмурится и слушает. Она улыбается, говоря, и совершенно не смущается, что прервала его на полуслове. — Чайку? — переспрашивает он, вызывая у неё лёгкое удивление. — Ну да, — она неловко пожимает плечами. По его лицу пробегает волна недовольства, и ей почему-то кажется, что пора приготовиться к лекции. В конце концов, исследования всегда важнее чужих метафор. — Не силён в орнитологии, — поясняет он. Она выдыхает. — Особенно земной. — Мне почему-то казалось, что вы знаете всё на свете. — Многое, но не всё, — он качает головой и возвращается к своему занятию. — Слишком мало времени. Слишком много того, что можно изучить. Слова эти эхом отдаются в её голове. Так странно осознавать, что в этом мире есть кто-то, кому отведено меньше твоего. Раньше она была совершенно иного мнения — ведь что азари, что турианцы живут куда дольше. А теперь это у неё есть ещё один день, чтобы потратить на что-то иное. И у кого-то другого метроном тикает с угрожающей скоростью. Она снова вздыхает. Он продолжает упрямо не замечать её. Она смотрит на него, украдкой косясь, хотя прекрасно понимает, что не нужно скрываться — всё равно он почти не заметит. Он перемещается от занятия к занятию, на одном столе у него расчёты, на другом — модели «Нормандии», как-то стыдливо на край отодвинуты выкладки по генофагу. Ей порой кажется, будто он вовсе не способен отдыхать — и она была бы в этом уверена, если бы единожды не застала его заснувшим прямо на столе в обнимку с уни-инструментом. И знание того, что саларианцы имеют совершенно другой распорядок дня в силу собственного метаболизма и уклада общества, как-то не приживается в её голове. — Почему чайка? — спрашивает он, наконец, прерывая её пространные размышления. — Тоже места себе не находите, — она снова пожимает плечами. — Это единственная причина? — он коротко смотрит на неё, только для того, чтобы снова склониться над рабочим столом. Из её уст звучит усмешка. — Возможно. Когда бы я к вам ни пришла — вы при деле. Это какая-то особенная саларианская магия, или вы действительно не отдыхаете? — Слишком мало времени. Слишком много того, что можно изучить, — словно заведённый, повторяет он, и она недовольно поджимает губы. В её маленьком ирреалистичном мирке даже жестокие убийцы имеют право на отдых, что уж говорить о мирных учёных. Пусть он и мало подходит на роль мирного учёного, с его-то тягой к сомнительным знакомствам и предприятиям. Коротким флэшбеком перед глазами мелькает их встреча на Омеге. Она встряхивает головой.Хочется просто дышать… Вовсю дышать…
— Ты уверена, что это стоит того? — Тейн с сомнением смотрит на неё, напоказ долго проверяющую винтовку. — Стоит, — тихо произносит она, улыбаясь. Тейн вздыхает и желает удачи. Она бывает порой неумолима в своих идеях. Челнок приземляется в тени высокой скалы, и вокруг на много миль не слышно ничего, кроме шума ветра и волн. Он стоит у двери, сбоку от проёма — на случай, если их прилёт заметят. Она, в свою очередь, куда как более неосторожна. Дверь отъезжает в сторону, и она спрыгивает вниз, на влажный песок, сквозь который пробивается редкая тонкая светло-зелёная трава. Здесь тепло, и броня доставляет определённые неудобства, но она, кажется, этого вовсе не замечает. Он идёт за ней, пытаясь спросить, какова точка назначения, не стоит ли быть более предусмотрительным и много чего ещё. Она улыбается в ответ. Местное светило высоко над горизонтом, и сквозь облака почти-земной атмосферы пробиваются яркие лучи. Гравитация здесь легче, чем на родной человеческой планете — или это просто проснулась давно дремлющая от бесконечных боёв лёгкость на сердце? Она не знает и знать, если честно, не хочет, идёт и идёт вперёд, пока челнок не перестанет быть видно совсем. Они выходят на пляж. Вода блестит под лучами светила, шуршит, силясь забраться подальше на берег и выбрасывает под прибрежные камни водоросли и ракушки. Она останавливается и опускает так и не взведённую винтовку. Подставляет лицо лучам. Закрывает глаза и молчит. — Шепард. Поясните, — он останавливается чуть позади, и руки недоумённо опущены. Она оглядывается на него… И смеётся. И смех этот — звон стеклянных осколков.Хочется быть Невозможной, немыслимой, Недопустимой, неправильной. Хочется жить…
— Совершенно безрассудно, командер Шепард, — строго замечает он. — Надеюсь, вы отдаёте себе отчёт в совершаемых действиях. — Абсолютно, — заверяет она и нагло лжёт. Они сидят на прибрежных камнях, обращённые к морю. Челнок не сдвинется с места без неё, а она никуда не собирается уходить. Во всяком случае, пока. Его попытки образумить не привели ровным счётом ни к чему — её не трогают ни убеждения, ни предостережения. Но, во всяком случае, он остаётся рядом. — Надеюсь, члены команды смогут разъяснить вам всю степень угрозы вашего поведения, — произносит он как-то не слишком уж и недовольно. — Члены команды со мной заодно, — весело заявляет она. Он с шумом набирает воздух, чтобы произнести что-то ещё, но она прерывает его — схватив первое попавшееся под руку, она со смехом бросает в его сторону и попадает ровно в лоб. Он удивлённо моргает. На его руки приземляется крохотная ракушка. Скорее инстинктивно он перехватывает её удобнее и некоторое время вертит в пальцах. Он медленно выдыхает. И она видит — и это точно не кажется — как взгляд его меняется, и вынужденное недовольство уступает какой-то обречённой, робкой благодарности. Она садится ближе.Хочется прямо до звезд. До самых звезд… И не знать ничего про тебя. Не знать никого до тебя…
Он несомненно похож на чайку, убеждается она, наблюдая за его резкими быстрыми движениями. Не спит. Не умолкает. Не-вы-но-сим. Из сердца невыносим в первую очередь.Чайка, лети…