Вечер весны

      Мы с Анжелой отправились на пляж. Я добиралась на велосипеде, потому что городской пляж находится едва ли не в центре города. Обнимались мы очень долго, ведь последний раз виделись мельком на выпускном. Столько времени прошло, боже! Экзамены, тестирование — всё это было в прошлом месяце, всё это уже не кажется страшно важным.       На пляже мы купались и играли в волейбол. Я завела с Энжи разговор о нашей с Аней дружбе.       — Вы не будете дружить после школы, — сказала она мне. — Люди расходятся, у вас появятся новые друзья. Так всегда бывает.       Мне эти слова очень не понравились. Кажется, я слышу их ото всех вокруг, но моё сердце признаёт только вечные чувства. Если ты сделался моим другом, то это уже навсегда, то есть до самой смерти. Навсегда не существует, не буду так говорить. А вот до самой смерти — это другое дело. Друзья до гробовой доски.       Мы лежали и грелись на солнце. Я очень люблю жаркую погоду, люблю загорать. Анжела рассказывала о последних новостях в её жизни. Оказалось, что она сошлась со своим одноклассником, Никоном, они из друзей превратились в парочку. Моё нутро сжалось, я подумала: «Наверное, будет, как и с Аней, когда у той появился Дима».       Но нет. Всё было как всегда. Мы славно провели время, потом попрощались. Я села на велосипед и поехала домой. Как только Энжи пропала из поля моего зрения, улыбка на моём лице исчезла. Мне показалась, что вся эта встреча была фальшивой и ненастоящей. Нам с Анжелой, как и с Аней недавно, не о чем поговорить. Но всё, вроде как, шло хорошо. Однако пессимистические мысли взяли верх.       Такой уж я человек. Хорошо, давайте притормозим, и я кое-что вам объясню. Если в моей жизни появится человек, который предложит совершить групповое самоубийство, я соглашусь, не задумываясь. Но если кто-то предложит мне не умереть вместе, а жить, то я скажу, что это слишком ответственный шаг и мне нужно подумать недельку-другую.       Я была подавлена и ходила по дому, как тень. Я отдаляюсь от всех моих друзей, не только от Ани. Значит дело не в них, дело во мне. Я всё-таки ветреная. Если наши связи оборвутся, вина будет на мне. Я много думала об этом, а потом взяла свой оранжевый блокнот и записала: «Говорят, вину нужно искать не в окружающем мире, а в самом себе. В себе я могу найти только вино. Много пью, знаете ли». Это звучало красиво, это было ложью. Конечно же, я не пью алкоголь. В этом плане у меня были хорошие примеры: отец и старший брат, Ваня (у меня два брата, между прочим). Они показали мне, как жить не надо.       Ближе к вечеру Рыбка позвала меня гулять. Я была невероятно рада: она нечасто проявляет инициативу. На улице прошёл сильный дождь, так что я надела шлёпанцы и шла прямо по холодным лужам. Мне хотелось заболеть, хотелось полежать пару дней с лихорадкой. Такого в моей жизни ещё не было. Уран бежал рядом и держал в зубах пластмассовую бутылку.       Я и не думала, что всё вокруг так затопит после дождя. Я стала думать о дожде, а потом достала из кармана телефон и оставила заметку: «Дождь очищает и успокаивает землю. Так позволь пролиться своим слезам, дай им очистить и успокоить твоё сердце». Но я не позволяю пролиться моим слезам. Я очень давно хорошенько не плакала. А мне хочется, мне очень хочется пореветь во весь голос.       И зачем днём был этот ливень? В дождь моё настроение всегда становится хуже. Наверное, это меня в детстве так запрограммировали. В детском саду нас учили, что солнечная погода должна ассоциироваться с радостью, а дождливая с грустью. И это очень крепко засело у меня в голове. На меня легко повлиять, мне очень легко что-то вбить в голову.       Когда мы встретились с Рыбкой, у неё в руках было что-то странное.       — Что это там у тебя в руках? — поинтересовалась я.       Это была наклейка, она сама как-то её сделала. Буква «А» в круге. Да ещё и красного цвета. «Совсем как дорожный знак», — подумала я. Мы пошли искать место, куда можно было бы её наклеить. Говорить было не о чем. И я снова подумала, что отдаляюсь от друзей я, а не они от меня.       — Вот смотри, нам с тобой даже поговорить не о чём. Между нами стена. Но ты думаешь обо мне, тебе хочется сделать мне приятно, вот ты сидела ведь и делала для меня эту наклейку весь день.       — Я давно уже её сделала.       — Не важно, — отмахнулась я.       Мы наклеили букву «А» на остановку. Я смогла даже уговорить Рыбку на несколько фотографий и была рада по этому поводу. Мы подошли к её дому, чтобы она принесла мне жидкость для снятия лака (свою я отдала Дарине). Я ждала у подъезда: Рыбкин подъезд совсем рядом с подъездом Дарины, а я этого раньше не замечала. Так странно, что они не дружат, живут ведь так близко, могли бы каждый день ходить в гости друг к другу. Но нет, в дружбе дело совсем не в расстоянии. Мы с Аней, напомню, живём в разных концах города.       Когда Даша спустилась, я взяла бутылочку с жидкость для снятия лака и спросила:       — Отгадаешь с трёх попыток, в какой цвет я собираюсь покрасить ногти?       — С тобой я стала понимать чувства мужчин, — вздохнула Даша.       — Это значит «нет»?       — Это значит «нет».       Она проводила меня домой. Мы шли и мило о чём-то болтали, пошёл лёгкий и тёплый дождик. Земля под ногами стала превращаться в грязь. Солнце опускалось за поле, на котором стояли высоковольтные линии электропередач. Я сказала:       — Давай драться!       Рыбка странно на меня посмотрела.       — Ну же, врежь мне! — сказала я с чувством. — Мы никогда не ссорились и не дрались, а ведь это только сделает нашу дружбу сильнее. Это ведь и есть настоящая романтика! Подраться на закате в грязи под мелким летним дождиком.       — Успокойся и остуди свой пыл, — сказала мне Даша, а потом указала на небо: — Смотри, радуга!       И я тут же отвлеклась на радугу. А что, если радуга не дуга, а окружность?! И её продолжение находится под землёй. Вдруг в аду всегда весит перевёрнутая радуга? Ведь прекрасная идея! Нет? Что ж, если не признаёте остроту моих мыслей, я заставлю вас признать остроту моих ножей. Ничего особенного, просто очередная фраза из моего блокнота, куда я записываю всё, что приходит мне в голову.       Мы попрощались с Рыбкой, и я шла домой счастливая. Было несколько причин. Во-первых, она сама позвала меня гулять, да ещё и сделала для меня наклейку с моим любимым символом. Во-вторых, мне удалось сделать фотографию с ней (обычно она отказывается). Ну, а в-третьих, в небе всё ещё весела чудесная радуга. Даже две, теперь она стала двойной.       Я думала, что перекрашу ногти в небесно-голубой. Очень красивый и приятный цвет. Очень летний. А потом я как-то внезапно осознала: каждую неделю я меняю цвет ногтей, ровно так же каждую неделю я, как минимум, один раз вытаскиваю подруг на прогулку. Решено, я буду делать так весь июль. А в августе перестану и посмотрю, кто будет звать меня сам.       Дома папа спросил:       — Поедем смотреть салют?       — Какой салют? — я была в замешательстве.       — Сегодня ведь день города.       — Ах, да. Конечно, конечно, мы поедем смотреть салют! Мне нужно только кого-нибудь из друзей позвать.       Я позвонила Энжи, она согласилась пойти посмотреть на салют вместе со мной. Когда мы с папой садились в машину, мама, стоящая у ворот, обратилась к проходящим мимо мальчишкам, лет четырнадцати.       — Вы в город?       — Да, — сказали они, а я решила, что они непременно должны добавит «мэм» или «мадам».       — Садитесь, вас подвезут.       Они сели на заднее сидение, и мы тронулись. Папа сказал:       — О, парни, зря вы к нам сели: сейчас продадим на органы.       Я заулыбалась, потому что люблю, когда папа шутит. Мы высадили мальчишек, когда они об этом попросили, потом на площади папа высадил меня и поехал за мамой (она всё это время собиралась).       Я не узнала Анжелу, когда она подошла, потому что у меня плохое зрение, а в темноте оно становится ещё хуже. Было темно, в городе зажглись фонари и огоньки, которые обычно включают на Рождество и Новый год. Мы стали делать фотографии, но получалось плохо.       — Нам нужно найти Никона! — сказала Энжи о своём парне. — Заберём у него телефон, там очень крутая камера.       Мы нашли Никона, стоящего в окружении трёх парней. Завладев его телефоном, мы радостные и довольные побежали в парк делать фотографии. Я легла на тропинку и приняла позу отдыхающей светской львицы. Да, мне было по-настоящему весело, а это значит, что вела я себя как последняя идиотка.       Потом мне позвонил Коля, сказал, чтобы я была у фонтана: он придёт, чтобы забрать байку, которую я у него стащила. Пришлось долго его ждать. Он обычно всю ночь гуляет, а утром приходит домой. Ночью будет холодно, поэтому я поняла его желание раздеть на главной площади собственную сестру.       Когда я отдала Коле его байку, мы с Анжелой пошли к Никону, чтобы отдать ему телефон. Она написала в заметках: «Спасибо за телефон». А я посоветовала дописать «Святой отец Никон». Нет, серьёзно, у меня это имя ассоциируется либо с фотоаппаратом, либо с Русской Церковью.       Никон со своей компанией сидел на памятнике Ленину. Мы забрались к ним. Толстый парень в очках начал рассказывать мне о том, за какое время распадается атом углерода. Сам парень мне не нравился, но тему, которую он выбрал для разговора, я оценила.       Начался фейерверк. Мне было плохо видно, поэтому я бросила всех и побежала к ограждению: там не было людей. Вспышки в небе были очень красивыми, я не сводила с них глаз, поэтому не заметила, когда рядом появилась Энжи, Никон и все остальные. Анжела держала меня за руку, и мы радостно вскрикивали, когда вспышка была особенно яркой или неожиданной. Мальчик-физик начал говорить о стоимости фейерверка.       Вспышка.       — Миллион полетел в небо.       Вспышка.       — Триста тысяч.       Вспышка! Вспышка!       — О-о, а тут каждый по три лимона.       Когда всё закончилось, он сказал:       — Двести семнадцать выстрелов.       Мне стало противно. Как можно считать количество выстрелов, когда в небе такая красота? Но, наверное, некоторые люди от подсчёта получают такое же удовольствие, как другие от вспышек в небе. Пожалуй, есть даже те, кто получает удовольствие и от того, и от другого.       Мне нужно было бежать к машине. Родители сказали, чтобы после салюта я сразу же возвращалась к машине, чтобы они могли завезти меня домой: автобусы не ходят после десяти. Я обняла Энжи и побежала по газону. На земле валялись деньги, я, конечно же, подняла их.       В машине оказалось, что это были четыре купюры по десять тысяч. (Согласно девальвации, которая произошла в этом июле, то это были четыре рубля.) Такая находка сделала мой вечер ещё приятнее.