Вечер весны

      Мне нужно было отправляться в соседний город, чтобы забрать свои сертификаты с результатами по централизованному тестированию. Анинин папа был занят, поэтому пришлось добираться самостоятельно: моим водителем стал лучший друг Вани, Лёша. Звучит так себе, и я решила, будь он моим другом, я называла бы его Алексом. Алекс — это уже на порядок круче, чем Лёша.       Я сидела на заднем сидении, но уже оттуда смогла его рассмотреть. Он был очень красив, вот тогда я и поняла, что красивого человека сложно описать. Дарина была права, красавцы все на одно лицо. Если я напишу, что у него были голубые глаза, светлые волосы и правильные черты лица, это вам ничего не скажет. А ещё на нём была чёрная кожаная куртка.       Он перелистывал песни едва ли не всю дорогу. Это значило, что ему неловко слушать то, что он слушает обычно, когда рядом еду я. Мне это было приятно. Он открыл окно и закурил, я стала пускать слюни. Курящей красавец в чёрной кожаной куртке вызвался быть моим личным шофером. Прекрасно!       Я не курю, потому что курят только крутые. И он был крутым. Обычно курящие люди мне противны. Парни редко курят сексуально. Так вот Алекс был редкостью. Ещё он время от времени спрашивал, не сделать ли музыку тише или не дует ли мне из окна.       Забрать сертификаты оказалось минутным делом. Алекс отвёз меня не домой, но к Гусю, их с Ваней общему другу. Ваня и Гусь сидели на лавочке перед двором и пили пиво из больших стаканов. Мы с Алексом вышли из машины, и я заметила на его безымянном пальце кольцо. Мысленно я выругалась, а потом едва не засмеялась. Мне семнадцать! Семнадцать, а я смотрю, есть ли на руке курящего красавчика кольцо! Истинная охотница, ничего не скажешь.       Сестра Гуся училась на медика, поэтому меня отправили к ней, чтобы та помогла мне определиться с университетом. Ваня и Алекс куда-то уехали, я осталась с Гусём и его сестрой. Он был пьян, говорил, что я поступлю куда угодно, если скажу, что я от него. Он меня приобнял, и мне стало очень неприятно.       Потом во двор вошёл какой-то странно изогнутый карлик. Он тоже был пьян. На крыльцо вышла старушка, а он гнусавым голосом, заплетаясь, сказал:       — Я купил два пиджака. Два пиджака по скидке. Хочешь посмотреть на мои пиджаки?       — Иди проспись, пьянь, — сказала ему старушка и вошла в дом.       — Два пиджака! Два пиджака! — продолжал кричать он.       Я вспомнила фильмы Басковой, вроде «Пять бутылок водки» и «Зелёного слоника». Этот перекошенный карлик мог бы в них сняться. Или в «Твин Пикс». Он производил жуткое впечатление. И я подумала, что это родственник Гуся, очень близкий родственник, потому что у Гуся тупое выражение лица и косой глаз. Наверное, у них что-то не так с генами.       Приехали Алекс с Ваней и забрали меня. Я была очень рада. В машине сидела жена Алекса, она стала советовать мне, куда поступать, а я думала о том, что мне хочется потрогать её волосы: они были кучерявыми и казались невероятно мягкими. Но я их так и не потрогала.       Вечером Коля постучал в мою комнату. Я подумала, какая огромная разница между Ваней и Колей. Но, знаете, Ваня никогда ко мне не вламывается без стука. Если ему что-то от меня нужно, он говорит со мной через дверь и никогда не заходит. Это тоже неплохо.       Мы сидели с Колей у меня в комнате и смотрели сайты разных университетов. Решали, куда же мне поступить. Он сказал, что в медицинском университете меня ждёт сущий ад.       — Это будет такая жопа, такая жопа, — сказал он с чувством, — но если ты через неё пройдёшь, если она будет самой глубокой и самой вонючей жопой из всех, только тогда ты будешь кем-то после выпуска. Нужно пройти через ад, чтобы потом встречать все проблемы с каменным лицом. Мой друг, который закончил уже мед, сейчас раздаёт врачам, которые проработали лет пятнадцать в больницах, советы. А ведь я помню, как он рассказывал про свои истерики, про сон в два часа в сутки, про успокоительные таблетки.       На следующий день мне позвонил двоюродный брат, Саша. В семье мы зовём его Лениным, потому что он очень умный. Он тоже помогал мне решить, куда поступить. И с этого дня время полетело очень быстро. Я мониторила сайты каждый день, разговаривала по телефону с Лениным, брала целевые направления, наличие которых увеличивало бы мои шансы поступить в институт.       Я решила было поступать в Гомель, который находится едва ли не в другом конце страны. Ленин меня отговаривал:       — Понимаешь, у тебя ещё нет опыта, ты не знаешь, как это будет. А вот я уже могу говорить. Я через всё это прошёл. Это тебе сейчас кажется: поезда, романтика, вольная и взрослая жизнь. Но всё будет не так. Я просто не хочу, чтобы тебе потом было больно. На самом деле уезжать из родного дома очень тяжело. Особенно для девушки, парням это проще. Тебя это всё ещё ждёт впереди, а у меня есть опыт, поэтому я должен тебе рассказать, как всё будет.       Я едва не рассмеялась в телефонную трубку. Мне показалось, что это очень похоже на разговор о сексе. Что? Все эти слова про опыт и девушек, которым подобные вещи даются сложнее, чем парням.       Ленин часто мне звонил: раздавал советы и подбадривал. Когда я сказала, что мне кажется, что если я даже и поступлю, то вылечу с первого курса из-за того, что совсем не знаю химии, он ответил, что я справлюсь. Всё, что смогли сделать другие люди, можешь сделать и ты. Чем ты хуже? Вот так он выражался, и мне эта мысль очень понравилась.       Погода изменилась: жара спала, и начались дожди. Каждый день на землю обрушивался холодный водопад, а я недовольно поглядывала в окно. Терпеть не могу дождливую погоду, я ведь так люблю солнце. Но, несмотря на погоду, я по-прежнему вытаскивала подруг на прогулки, хотя и сложно было уловить их в те редкие часы, когда дождь прекращался.       За день до подачи документов в университет я встретилась с Дариной. Мы отправились в поликлинику, чтобы я смогла взять там целевое направление для моего поступления. По дороге мы заглянули в квартиру, которую сдаёт её семья. Сейчас там никто не живёт, поэтому мы зашли туда отдохнуть. Скинули рюкзаки, открыли окно и стали есть вишню, ветви которой нахально врывались к нам в комнату. Мы говорили о рисунках Дарины, она замечательный художник. Она сказала, что нарисует мне арт, по которому я схожу с ума: красноволосого парня в костюме пожарника.       — Это совсем как ролевые игры, — сказала я, выплюнув в окно косточку от вишни. — Ты будешь пожарником, а я буду вся гореть.       Мы рассмеялись, а потом решили, что нужно идти в поликлинику за моим целевым, а не то у них там начнётся обед. Решено было взять с собой немного вишни, чтобы есть по дороге. Вот только положить её было некуда, ведь квартира была совершенно пустой. В итоге мы откопали в единственном шкафу старые обои и сделали кулёк.       Я счастливо шагала по тротуару, подставляя лицо солнцу. Сегодня день выдался на редкость солнечным для июля. Июль в этом году очень дождливый, мне уже даже и не верится, что лето бывает жарким.       — Смотри, — я указала Дарине на дерево. — Я в детстве под этим деревом собирала каштаны или жёлуди в начальной школе. Какая ностальгия! Давай подойдём!       Мы подошли.       — Это клён, — сузив глаза произнесла Дарина.       — Ой, а я была уверена, что именно здесь собирала каштаны.       Понятное дело, никаких каштанов на клёне не растёт.       — Ты опять! Опять это делаешь!       — Что? — спросила я растерянно.       — Уверенно говоришь о том, в чём не уверена, — я подумала, что она говорит мне это в укор, но Дарина добавила: — Это так мило! Особенно когда у меня получается тебя раскусить! Ты так мило теряешься.       Я заулыбалась и взяла её за руку. Она посмотрела на наши руки внимательно, а потом довольно произнесла:       — Наши лаки сочетаются.       — Сочетаются узами брака, — добавила я, и мы рассмеялись.       Мой нежно-голубой лак и её нежно-розовый действительно идеально подходили друг другу. Всё дорогу мы либо смеялись, либо я разглагольствовала.       — Давай я буду называть тебя Рин, если ты не любишь, когда тебя называют Дариной.       Она призадумалась.       — Рин, это что-то японское, — продолжала я, — а ты ведь так любишь азиатские страны. Хочешь, буду называть тебя Рин-тян? Рин-тян! Рин-тян!       — О кошечки, не надо!       Ах да, Дарина, как и большинство думающего населения, не верит в бога. Поэтому все восклицания, где упоминается бог, она слегка изменила. Вместо слова «бог», она использует «кот». И получается неплохо. О мой кот! О кошечки! Котик мой!       Мы шли по парку мимо детской площадки. Какой-то ребёнок закричал другому:       — Я твоё имя забываю каждые пять секунд!       И мы рассмеялись, потому что я так и не придумала, как мне называть Дарину. Через несколько секунд девочка с площадки крикнула какой-то другой девочке:       — Лучше бы ты упала!       — Они либо заклятые враги, — сказала я Дарине, — либо лучшие друзья.       Получив все документы в поликлинике, мы пошли назад, в квартиру Дарины, чтобы забрать рюкзаки. По пути присели на лавочку, я достала маркер оставила там «А» в круге и оппозиционную надпись.       — Меня за такое могут посадить, — рассмеялась я. — Может, оставим кулёк с вишней на лавочке для бомжей? Я больше не могу её есть, с меня хватит. Сейчас бы съесть чего-то солёного, чтобы отбить этот кисло-сладкий вкус.        — Да, сейчас бы чипсов.       — Боже, я чувствую вишню в моём желудке, я прямо-таки ощущаю её.       Встав с лавочки, мы отправились на квартиру к Дарине. Нужно было пройти ещё несколько километров, а мы захотели в туалет. Я стала рассказывать, как в детстве Аня верила, что если съесть кусочек хлеба, когда хочешь в туалет, он всё в себя впитает, поэтому станет легче. Дарина очень сильно смеялась.       — Это, как я и родинки на правой коленке!       Да, она в детстве была уверена, что у всех людей, как и у неё, на правой коленке в центре должна быть родинка.       — А я в детстве была умной, и у меня не было таких глупых идей, — сказала я, а потом поняла, что это могло прозвучать грубовато. — Но это не значит, что у меня нет глупых теорий сейчас.       У неё в квартире не было хлеба, зато там был туалет, а он помогает справиться с естественной нуждой гораздо лучше, чем хлеб. Магазин, кстати, был у самого дома, поэтому я взяла деньги, и мы спустились на улицу. Солнце уже скрылось за тучи, всё предвещало приближение дождя.       Мы купили чипсы, сухарики, два стаканчика шоколадного мороженного и поднялись назад в пустую квартиру. Чтобы не садиться на грязный пол, мы вытащили из шкафа обои, постелили их у окна и уютно устроились там. Дарина откусила кусочек мороженного и застонала от удовольствия:       — О-о, Аня… да! Да, как хорошо! М-м-м…       — Тише ты, соседи не поймут, — рассмеялась я.       Я ела мороженное, зачерпывая его чипсами, которые использовала в качестве ложки. Довольно вкусное сочетание, между прочим. Последний раз я использовала чипсы как ложку, когда ела банан. Это тоже было на глазах у Дарины, и теперь она думает, что у меня очень странные вкусовые предпочтения. Думаете, она права?       Когда мы отдохнули, сидя на полу, пришло время вставать и идти ко мне. Дарина никак не могла подняться.       — Не смотри, я ужасно глупо поднимусь, — сказала она.       У меня пальцы были в крошках от чипсов, так что я ответила:       — И ты не смотри, я хочу облизать пальцы.       А она засмеялась:       — Что мы будем делать во время первого раза, если ты стесняешься облизать пальцы, а я подняться?       — Я не стесняюсь вовсе! — возмутилась я, а потом, заиграв бровями, сказала: — Тебя я не стесняюсь.       Это прозвучало совсем как намёк, что первый раз должен быть у нас друг с другом. И мы снова засмеялись. И всё-таки я облизала пальцы, она поднялась, и мы вышли из подъезда, чтобы попасть под моросящий дождь.       До моего дома было ещё несколько километров. По пути нам попался закрытый ларёк, я достала маркер, чтобы написать там «СКАЖИ НАРКОТИКАМ НЕТ денег». Уже видела эту фразу где-то на стене. А вот Дарина раньше такого не видела, так что решила, будто я жутко оригинальная. Понятное дело, я не стала её разубеждать в этом. Поставив свою анархичную роспись, я сказала, что мы можем идти.       Дома мы упали на мою кровать и какое-то время просто лежали, отдыхая после дороги. Потом в комнату (без стука) ворвалась мама, спросила, готова ли я подавать завтра документы. Я сказала, что нет, не готова, но вечером всё сделаю. Она принесла нам черешню, а нас с Дариной после, наверное, килограмма вишни на каждого, чуть не вывернуло. Однако мама оставила черешню на столе вместе с чаем для Дарины. (Я чай не люблю и не понимаю всей этой беготни вокруг него. За что его так обожествляют?!)       Мы открыли ноутбук и стали лазать по Интернету вместе. Я убедилась, что лучшим в мире свиданием для меня было бы именно такое времяпрепровождение: лежать вместе в кровати и лазать по Интернету вдвоём. Так прошло несколько часов, мы съели всю миску черешни, доели сухарики, которые остались у меня в рюкзаке. И тогда я сказала:       — У нас с тобой нет ни одной общей фотографии. Давай сфотографируемся! — лицо Дарины изменилось так, что я не удержалась и добавила: — У тебя такая реакция, будто я секс предложила.       Мы рассмеялись. Она сказала, что не хочет делать фотографий, что не любит этого, а я принялась её уговаривать.       — Ну давай же, детка, сделай мне приятно. Разве я многого прошу? Это ведь так просто. Ты совсем меня не ценишь и не любишь.       — Ох, теперь я чувствую вину…       — Если бы я была парнем, то совращала бы девушек, заставляя их чувствовать себя виноватыми, — сказала я, и мы снова засмеялись.       В итоге она согласилась, а я подумала, что будь я парнем, действительно могла бы манипулировать девушками, используя их чувство вины. Мы стали готовиться, поправлять волосы, включать камеру.       — Сладкая, поможешь мне кое-что надеть, чтобы всё было безопасно? — всё ещё дурачась, спросила я, протягивая ей свою руку с развязавшейся банданой. Дарина завязала мне бандану, не вставая с кровати, потом сделала, лёжа, фотографию своего тела и вышло, если честно, очень круто.       — Это так… соблазнительно, — сказала я, — пришли мне эту фотку ночью.       Мы принялись делать фотографии, но получалось так себе. Я забрала у Дарины телефон.       — Давай лучше я буду всё делать, а ты просто доверься мне. У меня большой опыт в подобных вещах, я просто мастер.       Да, именно. Это тоже прозвучало совсем не так, как должно было. А потом мы увидели, сколько уже времени. В такое время я обычно уже собираюсь спать. Дарина засобиралась домой, я взяла Урана и вызвалась её проводить. Всё-таки дорога между нашими домами лежит через лес и тёмный туннель под железной дорогой.       Вот именно туннель под железной дорогой и стал кульминацией того дня. Его затопило, а другие пути были слишком долгими.       — Что делать будем? — спросила я.       — Разуемся и пойдём по воде, не глубоко ведь.       — Я в колготках.       Она взяла меня за руку, поднялась на носочки (я ведь гораздо выше неё) и прошептала:       — Снимай колготки. Целый день всё шло к этому.       Мы опять-таки посмеялись, я постояла немного, вздохнула и принялась снимать эти чёртовы колготки. Уран наблюдал за мной внимательно, а потом облизнулся. Я сказала:       — Не облизывайся, я раздеваюсь не для тебя.       Мы перешли туннель. Дарина сразу же обулась, сделала несколько шагов и угодила в лужу, обляпав в грязь джинсы, промочила кеды.       — Это ничего, — сказала она, оттирая грязь, — главное, чтобы мама не узнала.       — Не волнуйся, твоя мама не о чём не узнает, — сказала я, и мы снова рассмеялись.       Когда я провела её через лес, мы попрощались. Я шла домой и улыбалась. День был хорошим, завтра я уезжаю в Гродно, где никогда не была. Всё складывается так хорошо. Целый день я веселилась, дома я была где-то в одиннадцать вечера. До полуночи я собралась к завтрашней дороге, подготовила документы, умылась и легла спать.       Завтрашний день предвещал многое. Лёжа под одеялом, я думала, что он будет таким же замечательным, как и сегодняшний. И я не ошиблась.